Во имя твое - Дмитрий Панасенко
«А вот теперь нас точно на вилы поднимут.»
Взгляд цу Вернстрома скользнул по лицам окружающих его крестьян. Поджатые губы, выдвинутые вперед челюсти, недобрые взгляды. Юноша уже видел такое, когда объяснял своим новым сервам сколько они должны выплачивать налогов, и почему тронутое плесенью жито совершенно не годится для десятины, но в прошлый раз за его спиной стоял десяток дружинников и верный Гаррис. Даже несмотря на окутавшую разум пелену безразличия юноша, почувствовал как его сердце болезненно сжалось. Гаррис… Как же ему не хватало своенравного здоровяка. Уж он бы точно что-нибудь придумал. Частенько, одного вида меча сенешаля и татуировок на его руках было достаточно, чтобы остудить самые горячие головы. Но, сейчас, судя по всему он мог рассчитывать только на себя. Да, именно на себя. В душе барона всколыхнулось глухое раздражение.
«Бесова северная дылда. Это она меня сюда притащила. Не то, чтобы я был ей не благодарен, нет. Все дело было в уважении.»
И первым, что поставило их отношения с ног на голову была эта дурацкая воинская клятва. Древний дикарский обычай от которого уже сотни лет как отказались в империи. И почему он на это согласился… Теперь, большую часть времени северянка относилась к Августу не более чем к докучливой собачонке. Делилась с ним едой, вытаскивала его из трясины, заставляла натирать ожоги отвратительного вида кашицей из собранных ей по пути трав. Правда она почти постоянно спрашивала у него совета и даже изорвала свою одежду на перевязки, но юноша сердцем чувствовал, что великанша считает его не более чем досадной помехой, якорем из-за которого она вынуждена была сойти с большака и теперь точно не попадет в Ислев до начала летней ярмарки. К тому же, северянка постоянно вела себя так будто была ему ровней. Даже отказывалась помогать снимать ему сапоги после дневных переходов. И раны этой вонючей жижей он натирал себе сам. И перевязывал их тоже самостоятельно. Правда это случилось после того как он потеряв терпение обозвал ее криворукой дурной гнилоедкой[1]. Но… Последние дни она несколько раз даже не останавливалась, чтобы поднять его, когда он спотыкался и просил о помощи. Просто не оглядываясь, брела вперед. Это пугало. Заставляло задумываться насколько близко великанша подошла к мысли о том, чтобы его бросить. Договор договором, но Август уже знал, что в остатках пледа дикарки зашито почти четверть фунта серебра. Вполне достаточно монет, чтобы купить дом в каком нибудь поселке. Или как она хотела — место на корабле в Ромул.
«Успокойся. Без тебя эта дылда ни за что не получит деньги, что хранятся в доходном доме. Ты ведь уже объяснил ей насколько это больше того что она имеет сейчас. У северных горцев жадность в крови. Такие как она никогда не откажутся от подобной суммы. Господь-защитник свидетель, ты бы и сам не отказался. Сейчас ты ей нужен не меньше чем она тебе. К тому же сейчас у тебя есть и более насущные проблемы».
Неожиданно пришедшая в голову мысль придала барону еще немного уверенности. Приосанившись Август чуть прищурившись гордо вскинул подбородок и оглядел толпу презрительным взглядом.
— Думаю нам надо разговаривать с местным старостой общины, а не с этой чернью, Сив.
Обрюзгшее лицо толстяка пошло красными пятнами, глаза превратились в две еле заметные под валиками жира щелочки.
— Со старостой говоришь? — Прошипел он и гневно колыхнув брюхом недобро оскалившись шагнул к Августу. — Со старостой… Приперлись в наш поселок, угрожаете нашим людям, обижаете наших детей, воруете, насильничаете, а теперь хотите со старостой говорить? Смелые значит? Говорят, вы, каторжники все смелые. Пока вас на тонкий кол натягивать не начнут…
«Боги, как мне не хватает Гарриса.»
— А с чего ты взял, что мы каторжники? — Заинтересованно склонив голову на бок мгновенно заступившая толстяку путь великанша и перенеся вес на правую ногу, небрежно положила ему на плечо оголовье своей дубины. Над площадью повисла напряженная тишина. Продолжающий беспокойно оглядываться по сторонам Цу Вернстром заметил, как несколько мужиков, видимо из тех, что порешительней или просто поглупее, поудобнее перехватывают свои косы, топоры, серпы и вилы, и невольно шагнул поближе к северянке.
«Если я сейчас ничего не сделаю нас просто затопчут.»
— Мы не преступники! Я барон Август цу Вернстром, а это моя… компаньонка Сив Энгинсдоттир, ловчая шестого круга доверия по эдикту святого официума Империи! Теперь ты назовись!
Слова должны были прозвучать уверенно и ровно, остудить горячие головы, но в середине фразы юношу подвел голос, и его представление оказалось намного менее впечатляющим, чем он рассчитывал. Реакция крестьян удивила еще больше. По толпе пронесся громкий недовольный ропот. Несколько мужиков презрительно сплюнуло под ноги. Кто-то глумливо засмеялся.
«Дерьмо. Кажется они еще больше разозлились»
— Барон? — Губы толстяка сложились в скептическую гримасу. — Слышали, братцы, к нам, в вольное поселение аж сам его светлость, господин барон пожаловал. А это наверное вся твоя дружина? — Чем-то смахивающий на разваренную кровяную колбаску палец жирдяя замер в паре дюймов от лица Сив. А как по мне вы больше похожи на попрошаек или шлю…
Договорить он не успел. Неуловимо качнувшись вперед северянка каким-то будничным, неторопливым, но в тот же момент почти неразличимым глазу движением, ухватила указующий на нее перст и резко повернула его верх и в бок. Раздался громкий хруст, и насмешник тонко вскрикнув повалился на колени. Развивая успех, великанша небрежно ткнула тыльной стороной ладони в скулу противника. Со стороны удар казался не сильным, скорее шлепок, чем полноценная оплеуха, но деревенскому силачу хватило и этого. Взвыв, словно почувствовавшая на шкуре тавро корова, жирдяй повалился на бок, и держась за лицо принялся кататься по земле. Из под его ладоней щедро полилась кровь. Угрожающе обступающая путешественников толпа дружно качнулась назад.
— Ну?! — Громогласно зарычала великанша и поставив ногу на поясницу силящегося отползти толстяка с вызывающим видом качнув дубиной оглядела хмуро, тискающих в руках свое немудреное оружие, неуверенно топчущихся в десятке шагов мужчин. — Кто еще такой злой да храбрый?! Кто еще косточки размять хочет?!
«Нам конец. Теперь точно конец. И бежать уже поздно. К тому же я слишком устал чтобы бегать».
Август продолжал безучастно разглядывать окружающую их толпу. Все те же суровые, побитые непосильным трудом, непогодой и временем лица, грозно нахмуренные брови, вскинутые вилы серпы и косы, но сейчас глаза поселян наполнял страх. Во всем этом было что-то неправильное, но юноша никак не мог понять что. Задавленные отупляющей дрожью и усталостью мысли ворочались
