Священная охота - Лоис МакМастер Буджолд
«Йяда не говорила, что это так больно!» Ингри сдержал вой и не позволил себе конвульсивно отпрянуть в сторону. Призрачная рука погрузилась в его разверстую грудь и вынырнула, окрашенная алым. Обломок меча рассек пополам скользкий комок на ладони воина, половину которого призрак подбросил вверх. Окровавленная рука опустилась снова и поднялась пустой, и Ингри-волк обрел способность дышать. Рана на его груди закрылась, и он поднялся с земли.
Высоко на острие древка билось целое сердце, и билось все сильнее.
Йяда резко втянула воздух, выпрямилась и удивленно осмотрелась по сторонам. Она встретилась глазами с Ингри-волком, узнала его и ошеломленно воскликнула:
— Так вот ты где! — Она обвела взглядом толпу призраков, сгрудившихся вокруг и наблюдавших за странной операцией. — Вот вы все где! — Йяда поднялась на ноги и поклонилась знаменосцу, осенив себя знаком Пятерки. — Я искала тебя, милорд маршал, но не могла увидеть.
Призрак с глубоким почтением поклонился Йяде. Рука Йяды легла на загривок Ингри, поглаживая густой мех. Он прижался к ней, наслаждаясь лаской. Йяда опустила глаза — не так уж и опустила, поскольку голова огромного зверя доходила ей почти до груди.
— Как случилось, что вы все порознь? Что вообще здесь происходит? — Взгляд девушки обежал поляну и остановился на многоликом Хорсривере. — Ох… — Она невольно отпрянула, но тут же гордо выпрямилась. — Так вот как ты выглядишь на самом деле, когда не прячешься в тени. Что ты делаешь на моей земле?
Хорсривер старался сохранять полное равнодушие, но последние слова Йяды вызвали у него ярость.
— На твоей земле! Здесь — Священное древо!
— Я знаю, — холодно ответила Йяда. — Это мое наследие. Ведь ты кончил свои дела здесь, не так ли?
Облик Хорсривера на мгновение перестал меняться; насмешливо скривив губы, он бросил:
— Действительно, мы уходим. Жаль, что тебе удастся насладиться своим наследием так… недолго. — Улыбка сделалась издевательской, и Ингри грозно зарычал. Рука Йяды крепче вцепилась ему в шерсть.
— А они? — Йяда оглядела украшенного золотым поясом знаменосца и остальных воинов.
— Я их последний истинный священный король. Они должны следовать за мной.
— В забвение? — возмущенно спросила Йяда. — Им придется умереть за тебя дважды? Что же ты за король!
— Я ничем тебе не обязан и не обязан ничего объяснять.
— А вот им ты обязан всем!
Хорсривер не мог — со сменяющими друг друга по всему черепу лицами — отвернуться, но спиной к Йяде он все же встал.
— Это в прошлом. Все давно закончено.
— Нет!
Хорсривер резко повернулся и прорычал:
— Они последуют за мной во тьму, и боги, которые отвергли нас, будут отвергнуты в свою очередь. Забвение и месть! Они создали меня, и ты не можешь этого изменить!
— Я не могу… — Йяда поколебалась, потом посмотрела на знамя, на древко которого опирался маршал, слушая их разговор. Повернувшись к могильному холму, она указала на распростертое тело Венсела и склонившуюся над ним безмолвную Фару. — Ты умер, как я понимаю. Смерть кладет конец королевской власти вместе со всем, что происходило на протяжении жизни в мире материи. Мы отправляемся к богам нагими и равными друг другу, как и при рождении; иными оказываются только наши души — вследствие того, что мы с ними сделали. Потом кланы избирают нового короля. — Йяда с вызовом оглядела призрачных воинов. — Не так ли?
По их рядам пробежал странный шорох. На лице знаменосца, опиравшегося на древко, отразилась смесь печали и нечестивой радости. Только теперь Ингри догадался, что это, должно быть, первый знаменосец Хорсривера, павший при Кровавом Поле. Его тело, несомненно, погребено в том же рве: Хорсривер говорил, что королевское знамя было разломано и брошено на его тело, а знаменосец никогда не отдал бы его, пока был жив. Королевскому знаменосцу полагалось быть хранителем королевской власти до собрания кланов и вручить ее следующему избранному королю; так бы и произошло, если бы могущественное незавершенное заклятие не задержало события на многие мучительные века.
— Ты умер, — настаивала Йяда. — Это — собрание кланов Древнего Вилда, последнее собрание. Воины могут избрать нового короля, такого, который не предаст их в смерти.
— Другого не существует, — фыркнул Хорсривер.
Шорох становился все громче, пробегая по толпе, подобно огню. Знаменосец выпрямился и повернулся к Йяде, приветствуя ее неуклюжим знаком Пятерки. Его призрачные губы растянулись в улыбке. Он выпустил древко знамени, и Йяда подхватила его и крепко сжала.
«Как же так, — подумал Ингри, — мы, живые, не можем коснуться этих призрачных предметов, они текут сквозь пальцы, как вода…»
Йяда стиснула древко обеими руками и сильно встряхнула его. Над ее головой развернулось и заколыхалось в безветренном воздухе знамя. На красном поле скалила клыки черная волчья голова Волфклифов.
Ингри заморгал своими человеческими глазами и с усилием поднялся на ноги. Он снова был в своем теле — ощущение было таким потрясающим! Ингри глубоко втянул воздух. Его волк исчез… Нет. Ингри прижал руку к сердцу. «Он здесь». Волк с радостным рычанием мчался по его венам. И было еще кое-что… Связь между ним и Хорсривером, та, что раньше соединяла его с Йядой, а потом была разорвана Хорсривером, чтобы привязать Ингри к его королевской ауре… Эта связь вибрировала от напряжения, притяжение делалось более мощным.
Хорсривер потянулся к Фаре, рывком поднял ее на ноги и сунул ей древко своего знамени.
— Держи! — Фара в ужасе взглянула на супруга и вцепилась в древко, словно от этого зависела ее жизнь. Сила древней королевской магии, питаемая смертью и муками, скрытыми под могильным холмом, была велика.
Ингри облизнул губы и прочистил горло. Теперь он снова владел колдовским голосом.
— Что ты можешь сказать, Фара?
Он явственно ощутил, как заклятие молчания, наложенное на Фару Хорсривером, слетело с нее, как распрямившаяся пружина, кувыркаясь в воздухе. Фара с шумом втянула воздух.
Хорсривер повернулся к ней — в первый раз на его лице проступили черты Венсела — и протянул к ней руку.
— Жена моя!..
Фара дернулась, словно пронзенная стрелой, и зажмурилась от боли. Открыв через несколько секунд глаза, она взглянула на Йяду, потом на Ингри и, наконец, на Хорсривера.
— Я пыталась быть тебе женой, — прошептала она. — Ты же никогда не старался стать мне мужем.
И она склонила знамя; серое полотнище растеклось по земле шелковой лужицей. Фара поставила ногу на древко, и сухое дерево треснуло, разломившись пополам.
Глава 24
Хорсривер отступил на шаг; половина его лиц, казалось, перекосилась от гнева, а
