Граница дозволенного - Дмитрий Гартвиг
Мои спутники оказались тихими и спокойными. Они не устраивали пьяных драк, как некоторые мои знакомые, не канючили, не отпрашивались до ветру каждые полчаса. По моим прикидкам мы проходили в день то же расстояние, которое я бы прошёл и в одиночку. Так что жаловаться было не на что. К тому же, редкие диалоги в пути хоть как-то разбавляли скучный северный пейзаж из почерневших деревьев по бокам дороги и голых полей со светлой пожухлой травой.
Кэт даже перестала меня шугаться. В первые дни, когда мы только выехали из Остолья, она дергалась каждый раз, когда я чихал или делал резкий жест в её сторону. Уроки свои она отвечала Эдвину шёпотом, постоянно косясь в мою сторону. Только когда на третий день я, запутавшись в стремени, полетел со спины коня на землю и яростно выругался, мне удалось впервые услышать её смех. Она смеялась аккуратно, прикрывая ладошкой рот, но делала это как-то особенно искренне. Я уже давно кончил ругаться и даже привёл себя в вертикальное положение, а она всё продолжала и продолжала задорно хихикать, не в силах остановиться. В этот момент она была похожа на ребёнка, который только что увидел нечто ему незнакомое и от радости заулыбался во весь рот.
Впрочем, именно ребёнком она и была. Сколько ей, раз отпустили на практику под руководством наставника? Младше меня самого лет на десять.
Так что с того момента Кэт перестала от меня шарахаться. Начала смеяться над моими похабными анекдотами, которые я травил от нечего делать и пару раз, занятая готовкой, даже помыкала мной, словно заправская хозяйка. Я в целом был не против. Мои сухари и солонина никак не могли сравниться с нехитрой походной едой, которую готовила Кэт, а на Эдвина в этом плане надежды не было.
Он вообще был не от мира сего всё это время.
Если раньше маг представлялся мне прозорливым и цепким на детали интеллигентом, то сейчас он действительно больше всего походил на старика-учёного, каким их рисуют в детских сказках. Рассеянный чуть ли не до потери собственных башмаков (это зимой-то), на каждом привале он неизменно усаживался возле костра или прислонялся спиной к бревну, доставал из котомки записную книжку в чёрном кожаном переплёте и начинал что-то быстро в ней чирикать. Иногда поднимал глаза к небу и уходил в себя, как будто раздумывая над чем-то важным, а временами даже убегал в лес на несколько часов. Сперва я думал, что он ведёт походный дневник, как и все увлекающиеся натуры. Но обычно этим самым увлекающимся натурам не нужна трёхчасовая компания мокрых сосен, чтобы записать переживания от премерзкой лирранской погоды.
Конечно, маг явно не занимался шпионажем в пользу Гильдии Магов. По крайней мере, против меня. Не следил за мной, не оценивал поведение, не провоцировал. Всё больше в свою книжку, даже наши вечерние разговоры сошли на нет. Но было очевидно, что дело тут не совсем чистое. Что-то угнетало мага. Какая-то невысказанная тайна. Я видел это в его мутных глазах, которые не замечали перед собой ничего, кроме той самой таинственной цели. Каждый вечер он, как будто мимоходом, между делом, как бы невзначай, но интересовался у меня, сколько ещё нам оставалось до Журавлиного перевала. Я неизменно отвечал, тайны в этом особой не было. Но ясно было одно.
Эдвин торопился. Так, как не торопятся на научный симпозиум или гильдейский съезд. Что-то подгоняло его, заставляло спешно покидать Лиррану и двигаться на запад…
Но будь я проклят, если полезу в разборки магов. Такая спешка меня более чем устраивает.
К концу первой недели нашего путешествия мы добрались до Першунга, небольшого города, расположенного в четырёх десятках километров от развилки на старую дорогу. Поселение это было совсем крохотное и, что называется, «придорожное». Это означало, что город этот был и не городом вовсе, а лишь очень большим посёлком, разросшимся в те времена, когда осушали местные болота. Рабочие фактории выполнили свою работу, проложили новый тракт, в три раза короче старого, получили расчёт и… И остались жить здесь. А почему нет? Новая дорога к перевалу пользовалась бешеной популярностью как у самих лирранцев, так и у тех, кто шёл через их страну на запад. Так что ничего не мешало остепенившемуся вольному каменщику открыть придорожный трактир или просто небольшую лавку и иметь свой скромный доход с путешественников.
Мы заехали в Першунг днём. Сероватое зимнее солнце лишь изредка выглядывало из-за свинцового листа небосвода, ветер слегка подвывал, забираясь под воротник куртки, а двое караульных на въезде в город бросили на нас ленивые взгляды и ничего не сказали. Повозку мы за собой не тащили, торговать не собирались, на богомольцев тоже не похожи. А значит, что и мзду с нас было брать не за что.
Город представлял собой одну-единственную длинную прямую улицу с овалом торжища посередине и разбросанными по её краям питейными заведениями и торговыми лавочками. Где-то за ними скромно прятались небольшие домишки местных жителей. Еда, одежда, оружие, выпивка. Здесь продавалось всё, что могло помочь путникам в дальней дороге. Размеренно стучала металл об металл кузница, очевидно, подковывая чью-то лошадь. Торгаши с ленцой провожали немногочисленных прохожих взглядами, даже не пытаясь привлечь внимание зевак и затащить их в свою лавку. А зачем? И так всё купят.
Даже шлюхи здесь были ленивыми. Стоя у края мощёной части дороги, они утомлённо позёвывали и даже не пытались придать своим позам хоть какое-то подобие сексуальности. Скорее вольнонаёмный каменщик, чем проститутка. Кто на такую «жрицу» мог позариться — для меня оставалось загадкой. Наверняка во время самого действа будет сморкаться и требовательно подгонять несчастного клиента.
Для продолжения пути нам нужно было пополнить припасы, самим чего-то перекусить и обязательно закупить чернил. На последнем особенно настаивал Эдвин, так как его запасы подходили к концу. Помимо этого, у Кэт прохудились ботинки, а так как мы не хотели, чтобы девушка слегла с простудой, требовалось срочно найти сапожника.
С едой проблем не возникло. Мы просто завалились в ближайший постоялый двор, где с большим удовольствием разделили на троих котелок панарской солянки с осетриной. В целом, цена оказалась вполне приемлемой, сказывалась близость к океану. Я смутно помнил, сколько за это блюдо дерут в самой Панарии, и сравнение было явно не в пользу моих южных «родственников». Сам же трактир оказался вполне спокойным и безлюдным местом, где за пустеющими столиками медленно потягивали пиво такие же
