Хаген Альварсон - Девятый Замок

О цвергах надобно сказать отдельно. Многие думают, что цверги и дверги — примерно одно и то же. Их можно понять; признаюсь, для меня также нет особой разницы между людьми народа Верольд — алмы там, хлорды, итлены, борго и прочие, все на одно лицо, здоровенные, наглые и глупые… Да и, коли по чести, Цвергар — наши дальние родичи. Хоть мы и не гордимся таким родством…

Цверги, как и мы, редко бывают выше двух альнов росту. А кроме того, думается, нет между нами ничего общего. Цверги — горбатые сутулые дикари, обросшие волосами. Они не носят одежды — только вонючие шкуры. Не знают ни огня, ни металлов. Пищу едят сырой. Их редко можно увидеть на солнечном свету — они предпочитают мрачные пещеры и подземелья. Слыхал я, будто при свете дня они ничего не видят, но неведомо точно, так ли это. Предания говорят, что несколько раз они нападали ясным днём. Пробовали решить с ними дело миром, да только мало что вышло: никто не понял их языка. Да и был ли это язык, умеют ли они вообще говорить — кто знает? Есть мудрые люди, которые понимают речь зверей и птиц, лесов и скал, но, видимо, не те люди взялись мирить цвергов и двергов…

Было время, когда цверги спускались в долины. Против них с северной стороны построили борг — бревенчатый, не каменный, но прочный. Мы время от времени его чиним, подновляем. Говорят, уже тогда Старый Балин стоял возле дозорной башни, охранял, как часовой, пределы наших земель. Давно отгремели громы битв, давно окаменели останки павших, но до сих пор стоят стены борга, и молодые люди несут дозор на башнях с оружием в руках. Таков обычай, и не кажется, будто он плох! Обычай подобен древу: корнями врастает в душу народа, не выкорчуешь силой, можно только сгноить.

Впрочем, пожалуй, мы скоро забудем, откуда пошёл этот обычай, как забыли многое с давних времён. И лишь по привычке будут стоять дозоры на стенах и башнях борга.

В этом наш Норгард — такой же, как иные поселения вирфов.

Разве что — самый северный…

— Так что же, Снорри, — подал голос Этер, — есть у тебя ещё вересковое пиво?

— Честно скажу, не слишком-то мне по душе поить вересковым пивом чужака. Ты же знаешь — это не просто хмельная брага. Тайна верескового пива передаётся мастерами от отца к сыну с давних времён…

— Э, что за беда! — скривился Этер. — Тебя же никто не просит раскрывать тайну! Просто надо угодить гостю! Так что, есть?..

— Есть. Но для чужака и его ротозеев — жалко.

— Насколько жалко? — лукаво усмехнулся толстяк. — Тебе, должно быть, ведомо, что Этер Хольд не скуп на серебро!

— Ты отдашь мне пятую часть выручки за тот вечер, и бочка верескового — твоя.

— Пятую часть?! — пожилой трактирщик побагровел. — Да ты что, Снорри, это же грабёж! Лучше сразу подожги "Под дубом", и дело с концом…

— А что, пожалуй, и подожгу, — усмехнулся я. — Вот только все соберутся, запру двери покрепче и… Короче, Этер, не хочешь — дело твоё. Тебе больше надо. Ну что, по рукам?

Тот хотел было спорить, но я поднял руку:

— Торг неуместен! Да или нет?

— А, тролль тебя дери, по рукам!

Мы заключили сделку крепким рукопожатием.

— Так, а кто разобьёт? Кто свидетелем будет?

Не то чтобы я не доверял Этеру, он хоть и трактирщик, но меня пока не обманывал, однако обычай следует блюсти…

Скрипнула дверь, и кучка завсегдатаев-выпивох в углу взорвалась радостными приветствиями. В трактир вошёл довольно высокий — футов пяти ростом — лесоруб в коричневой куртке. Его тёмно-каштановая с проседью бородища была заплетена в три косички. Лицо дышало величием. Не глядя на пьяных, он прошёл к стойке, стуча блестящими сапогами.

— Эльри, ты вовремя, — сообщил я. — Разбей, будешь свидетелем: Этер обещал мне пятую часть от сегодняшней выручки!

— Это правда? — удивленно изогнул бровь Эльри.

— О да, увы мне, увы… — горестно вздохнул трактирщик.

— Что же, господа, я свидетельствую, что сделка была заключена! — и разбил рукопожатие.

— А ты, Эльри, привыкаешь к образу серьёзного делового человека? — усмехнулся я.

— Я знаю своё достоинство, и мне не надо "привыкать"!

— О, поведай, где же было твое достоинство, когда ты третьего дня напился и уснул в моём погребе? Весьма достойные пузыри пускал ты тогда!

И я, довольный собою, дернул его за бороду. В ответ Эльри просто врезал мне по шее. И мы расхохотались.

Ведь мы были лучшими друзьями, хоть он и много старше меня. И, надобно сказать, что сотня дубовых щитов не столь надёжна и крепка, как наша дружба. Да и для защиты я предпочёл бы не сто щитов, а одного такого друга.

— Господа, я должен идти, дабы встретить гостя должным образом, — сказал Эльри.

И вышел, гордый, как король древних времён.

Ибо, доводилось слыхать, нынешним королям гордиться нечем…

— Эй, Агни, Хёгни, Трор! — закричал Этер своим гюсманам. — Нечего прохлаждаться! А ну, бездельники, ступайте-ка за мастером Снорри, да привезите бочку пива, да смотрите, чтоб ни капли не пролилось — а то лёгкие вам повынимаю своими руками!

Я вздрогнул. О да, этот — повынимает…

Этер же вооружился крепкой ясеневой палкой и пошёл разгонять пьяную ватагу. Я не спеша раскурил трубку и наблюдал, как старый трактирщик лупил допившихся лесорубов. С трезвых глаз — руки бы на них не поднял, испугался бы, а так — отчего же не повеселиться…

— Воистину, велика волшебная сила серебра! — раздалось сзади.

Я обернулся.

На пороге стоял невысокий альвин из сидов в зелёном плаще с чёрно-белыми завитушками. Как я узнал, что он из сидов? Нетрудно сказать: из всех альвов только сиды не отличаются ростом и носят плащи с таким узором.

А как я узнал, что он из альвов, а не, скажем, из вердов?

Глаза.

Не смотрите им в глаза.

Никогда.

У вошедшего глаза были большие, цвета недоспевших яблок. Там улыбалась тайна. И старая печаль — на самом донышке…

— И потому, — кивнул я, — серебро губит героев. И только золотая слава не меркнет в веках! Как спалось, дружище?

— Никак, — зевнул тот, — я не спал, я работал.

— Вот как! И, позволь спросить, над кем? Чью дочь ты опорочил на сей раз?

— Главное, что не твою. Не смешно, друг мой Снорри.

— Когда ты уезжаешь?

— Вечером. Хочу погулять тут напоследок — кажется, сегодня будет пьянка?

— О да. Представь, этот… Этер Хольд… хочет угощать моим вересковым пивом какого-то купчишку! Чужака!

— И что? Я тоже чужак, но меня ты угощал, и, помниться, недурно…

— Ну, сравнил! Ты — другое дело!

— Другое? Хотелось бы мне верить, что правда твоя…