Хаген Альварсон - Девятый Замок

Хаген Альварсон

Девятый Замок

"…Только те, кто прошёл ад вдоль и поперек, могут приносить жертвы. Только сильные могут решать, кого приносить в жертву. И только сильнейшим позволено жертвовать собой.

Иначе жертва становится всего лишь вульгарной платой, а сам ритуал жертвоприношения становится балаганом…"

Благодарности:

Юрию Пусову, за помощь в адаптации для русскоязычного читателя;

Артему "Кощею" Кащееву, за дельные советы;

Наталии "Хищной Птице" Девятко, за критику и любопытные мысли;

Gunnhild — за полезное уточнение;

Юрию "Рыбачка Соня" Гордиенко, за лингвистические консультации;

А также добрым людям с сайтов norse.narod.ru и norse.ulver.com — за ту огромную и полезную работу, которую они проделали (примерно половину своей библиотеки скандинавистики я качал оттуда).

Особую благодарность выражаю Юлии "Тинтель" Виноградовой — она не пожалела времени не только прочитать, но и сделать замечательные иллюстрации!:)

Себя не жалейНа дороге ветров,Волком глядиВ смерти обитель

Часть 1. Край твоих предков

Сага о Снорри, сыне Турлога, и других обитателях и гостях славного города Норгарда

Пролог

Есть на Севере, южнее Вестарфьорда, большой дуб. Стоит он на берегу реки. Это — раданте, дух-хранитель. От века он высится над водой, над землей, и так велика его мощь, что никакая буря не в силах его согнуть.

В северных горах живёт злой ветер, пожиратель падали. Раз в сто лет он приходит в долины, сея опустошение и ужас. Раз в сто лет ветер и древо сходятся в битве, и тогда всё живое спешит в укрытие. Тень падает на землю, и страшный ураган свирепствует девять дней и ночей. Говорят, что в это время мир умирает и возрождается.

Но если однажды буря переломит хребет исполинского древа…

Мгла накроет мир, и смолкнут песни, и зазвенит медь над беспредельной пустошью. А солнце будет бледным и больным. И лишь смердящая пыль устелет небо в тысячу слоев…

Пожелаем удачи тем, кому выпадет жить в те девять дней.

1

…в тот год родился Снорри сын Турлога. Также говорят, что в тот вечер случилась зимняя гроза.

…— Ну-ну, милая, — старуха коснулась руки женщины, ободряюще похлопала, — всё позади. Всё… Это первый раз тяжело.

Тяжело, впрочем, и потом, но к чему это знать молодой матери?

— Покажи… — простонала женщина едва слышно.

— Любуйся.

Старуха поднесла к бледной роженице здоровое дитя с рыжим пушком на голове и неуловимого цвета глазами — яркими, как новорожденный мир. Ребенок не плакал — наоборот, глядел озорно и лукаво, точно не было страшного разрыва с уютным родным лоном.

— Мой… мой малыш… — прошептала мать, постаревшая на жизнь, — он в отца…

— В твоего? — уточнила знахарка.

— В своего… собственного.

— Ну, что уж тут… — всплеснула руками колдунья, — и такое бывает.

И отвернулась с ребенком, — искупать новорожденного в священном сосуде, на дне которого виднелась Руна Жизни, посвященная Праматери-Эдде.

— Дай… — слабо попросила роженица.

— Не дам, — грубо обрубила колдунья, точно топором — пуповину, — бледны и слабы твои руки, Асгерд, дочь Альти! Холодны твои руки, точно снег, и столь же белы! Удержишь ли дитя? Не застудишь ли?

— Дай мне сына, Арна-вёльва! — крикнула раненой птицей Асгерд. Тихоня, папенькина доченька, она кричала на ведьму! Альти, сын Альвиса, не узнал бы своей дочери. Впрочем, он и так её не знал, как годится знать родителям детей…

Медленно повернулась Арна-колдунья, священная птица Праматери, и в неверном свете очага её руки казались по локоть в крови, а за её спиною кричал безымянный ребенок, изведавший коварство воды. Сорвала с шеи янтарный амулет — колыбель в когтях чудо-птицы — и воздела над миром.

— Веди себя тише, о Асгерд, — промолвила ведьма, глядя в душу юной матери, — иначе дисы и фюльгъи отвернутся от тебя и твоего чада, и не будет ему в жизни ни счастья, ни удачи!

Асгерд онемела, холоднее льда: ибо из седой бездны поколений с ней говорила сама Улла, Праматерь её народа. С ней говорили шепотом волн Андара, Мать Рек, и Кэльдана, Владычица Морей, грозила штормом. С ней говорила Тэлира, Поющая Мать-Земля, и все птицы и звери, выводящие потомство; и Хелла, хозяйка Утробы Мёртвых, тянулась к ней сквозь вечность… Рекья, дочь Вьярда, её матушка, смотрела на неё, и все иные жены народа Двергар, и духи-дисы, помогающие при родах… И не верилось, что еще час назад Асгерд кричала от страшной муки, когда её естество разрывалось пополам, точно тело скалы, расколотое взрывом вулкана, рассеченное трещиной, из которой рвется наружу раскаленная багровая лава, сводя с ума…

" — Я могу дать тебе зелье, чтобы приглушить боль, — сказала Арна, когда у Асгерд отошли воды, — оно у меня под рукой. Иные не выносят муки, сходят с ума. Давать?

— Нет, — ответила гордая Асгерд, — я хочу родить дитя. Не камень.

— А ведь иные верят, что дверги прямо из камня родятся, — горько усмехнулась ведьма, — так не надо? Ну, как знаешь…"

Боль прошла, тревога минула, страх ушёл талым снегом — все позади. Огонь в очаге, тепло в груди, покой в голове… Лишь веки тяжелы, как ответ перед предками.

— Спи, милая.

Колдунья вернулась к чану и закончила омовение. Младенец отчаянно фыркал, орал и пинался — маме плохо, маму надо защитить! Арна вытерла его, укутала в сухое и положила ладонь на темя. Боевитый малыш сразу успокоился. Маме хорошо? Ну и ладно!

Что-то притомился я с вами, друзья…

— Арна! — позвала Асгерд.

— Он побудет со мной. Тебе дам, когда отдохнешь. Не спорь.

— Я не о том… — вздохнула, собралась с силами и произнесла умоляя, словно в последний раз, — ведомо ли тебе, какова его судьба? Что ждет моего сына?

— Счастье, Асгерд, — ответила ведьма, улыбаясь бледной луной, — он будет счастлив.

Женщина на ложе кивнула и ушла во тьму, тепло и покой.

Ребенок будет счастлив.

И этого довольно для матери.

За дверью раздался гром.

И малыш ответил ему веселым криком…

…Грохотало над рекой, как раз над голым зимним лесом. Точно проснулся старый великан Маркенвальд, живущий за Восточной Чащей, и принялся валить вековые деревья для постройки своего страшного драккара. Сухие ветви хрустели, ломаясь, и ветра выли, словно безумные тролли чащобы. Белые нити свивались в чёрных облаках, и ледяной покров реки отражал их пляску. Молнии чертили руны на льду, словно в колдовском чёрном зеркале, предвещая грозы грядущего; и гром летел над землей…