Линии судьбы. Том 2. - Артём Федоренко
- Невозможно, - послышался мужской голос, и над колыбелью склонилось еще одно лицо. - Он был при смерти. Как такое может быть?
- Это чудо! - воскликнула женщина, и Михаил почувствовал, как его поднимают из колыбели. - Посмотри, милый, он смотрит на нас! Цзюань, ты видишь? Его глаза… они как будто… понимают!
- Боги услышали наши молитвы, - пробормотал отец. - Целитель сказал, что к утру его не станет, а сейчас посмотри, дыхание ровное, жар спал.
Михаил пытался сфокусировать взгляд на лицах родителей. Это было странно: быть беспомощным физически, но сохранять разум взрослого. Его крошечное тело отказывалось подчиняться команде пошевелить рукой так, как он хотел, мышцы еще не развились, нервные пути не установились. И всё же он чувствовал, как жизнь возвращается в это тело, как каждая клетка наполняется новой силой.
В комнату вошел новый человек, судя по одежде и манере держаться, целитель. Он склонился над Михаилом, и время вокруг него было густым, тягучим - признак опыта и мудрости.
- Невероятно, - пробормотал он, проводя сухими пальцами по лбу ребенка. - Жар спал, дыхание восстановилось. И глаза…
Он замолчал, пристально вглядываясь в лицо младенца. Михаил попытался сохранить выражение лица обычного ребенка, но что-то в его взгляде, видимо, выдавало его.
- Его глаза, - прошептал целитель. - В них мудрость. Странно для столь юного существа.
- Что вы хотите сказать? - испуганно спросила мать, прижимая ребенка к груди.
Целитель выпрямился, его взгляд стал задумчивым.
- Возможно, ваш сын особенный. Возможно, боги отметили его, - он сделал паузу. - Я знаю школу, где таких детей обучают особым практикам. Когда придет время, я вернусь, чтобы рассказать вам больше.
Целитель откланялся, оставив родителей в недоумении и радости. Мать прижимала Михаила к груди, и он ощущал ее тепло, биение сердца, счастье, исходящее от нее волнами.
Странно, но он не чувствовал себя чужим в этом теле, в этой семье. Словно частица души ребенка, его изначальной личности, смешалась с сущностью Михаила, сделав переход более естественным. Будто два потока слились воедино, обогащая друг друга.
И тут в его крошечном мозгу зародилась мысль: «Теперь я начинаю всё заново. С новыми знаниями, с новыми возможностями, с новым предназначением».
Сейчас он бессилен, зависим от заботы других. Но время на его стороне, время, которое он чувствует теперь лучше, чем когда-либо. Время, которое станет его оружием в борьбе со скверной, чем бы она ни была.
Глава 4: Новая жизнь
Сознание Михаила проявлялось постепенно. Первые месяцы в теле младенца напоминали полусон, когда образы прошлой жизни перемешивались с размытыми ощущениями нового мира. Воспоминания о мастерской часовщика в Петрограде, сотнях тикающих часов и запахе полированного дерева сталкивались с новыми впечатлениями - прикосновения заботливых рук, мягкий голос матери, звуки незнакомого языка.
Хотя память взрослого мужчины сохранилась полностью, он не мог ею пользоваться, его детский мозг ещё не был готов обрабатывать такой объем информации. Михаил словно наблюдал мир через запотевшее стекло, постепенно проясняющееся с каждым днём.
Порой воспоминания о прошлой жизни накрывали его с неожиданной силой. Тихими ночами, когда родители спали, а он лежал в колыбели с широко открытыми глазами, Михаил видел призрачный силуэт Анны, сидящей в кресле-качалке возле кроватки, совсем как в тех детских воспоминаниях, когда мать укачивала его самого. Видение было таким четким, что он тянул к ней крошечные ручки, только чтобы схватить пустоту, отчего в груди разливалась тяжесть.
- Время - единственное, что невозможно вернуть, - мысленно повторял он, пытаясь смириться с утратой всего, что составляло его прошлую жизнь.
Единственное, что проявилось сразу и безошибочно, - его восприятие времени. В этом новом мире оно ощущалось почти материально. Михаил чувствовал его подобно тому, как другие ощущают течение воды между пальцами. Различные плотности, скорости, текстуры - время больше не было абстракцией, оно стало живой субстанцией, переливающейся всеми оттенками бытия.
Мать, которую звали Лин-Су, первая заметила необычность своего спасённого чудом ребёнка. Всего через несколько недель после выздоровления она увидела, как младенец следит за движением солнечных лучей по стене с таким вниманием, которое невозможно было объяснить обычным любопытством.
- Цзюань, ты только посмотри, - прошептала она мужу, когда малыш провел почти час, наблюдая за перемещением тени от бамбуковой ширмы. - Как он следит за светом, словно понимает что-то, недоступное нам.
Отец, рыбак с загорелым, прочерченным морщинами лицом и жесткими от соленой воды руками, лишь сдержанно кивнул.
- Он особенный. Целитель Вэй был прав.
Пока родители тихо переговаривались, Михаил медленно осознавал важную истину: нельзя показывать всю глубину своего восприятия. Его спасение от смертельной болезни уже привлекло внимание, если же он проявит способности взрослого в теле младенца, это вызовет слишком много опасных вопросов.
В детской колыбели он принял первое важное решение в своей новой жизни - развиваться быстрее обычного ребёнка, но не настолько, чтобы это казалось неестественным. Сдерживая своё нетерпение, он должен был найти баланс между освоением нового мира и сокрытием своей истинной природы.
Развитие физических навыков оказалось сложнее, чем он предполагал. Сознание часовщика помнило, как держать тонкие инструменты, как точно измерять доли миллиметра, но тело младенца не подчинялось даже простейшим командам. Михаилу пришлось заново учиться контролировать свои мышцы, и именно здесь он обнаружил первое практическое применение своего дара.
Сосредотачиваясь на особом качестве потока времени вокруг своего тела, Михаил мог неуловимо ускорять некоторые процессы достаточно быстро для того, чтобы мышцы формировались, нервные связи устанавливались, но не настолько, чтобы вызвать подозрения.
К четырем месяцам он уже сидел самостоятельно, в восемь уверенно стоял, а к году начал произносить первые слова. Для окружающих это выглядело как опережающее, но не чудесное развитие.
- Цзянь схватывает всё на лету, - с гордостью говорил Цзюань соседям, когда мальчик подавал ему инструменты для починки сетей, безошибочно выбирая нужные. - Будет хорошим рыбаком, глаз острый.
Эти слова вызывали у Михаила смешанные чувства. Мысль о том, что ему предстоит стать рыбаком, была одновременно простой и пугающей. В прошлой жизни он работал с мельчайшими деталями часовых механизмов, создавая приборы невероятной точности, теперь его руки должны были огрубеть от соленой воды и веревок? Но вместе с тем нечто в этой простой жизни манило его - честность труда, зависимость от природных циклов, тесная связь с течением времени
