Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Никакого чулана, — отрезала Клима уже с порога. — Тенька, беги по деревне, собирай мужиков. Пусть захватят оружие. Гера, организуешь их, примешь командование, приведешь к дому старосты. Быстро!
И выскользнула за дверь, спеша вслед за девчушкой.
* * *
С утра пожухлая зелень в огородах была тронута инеем, лужи затянула тоненькая хрусткая корочка льда. Было пасмурно, пахло дымом и мокрой глиной, где-то на том конце деревни бодро лаяла собака.
— Они как пришли, староста сразу за тобой послал, — на бегу рассказывала девчушка, не слишком метко перепрыгивая через огромные, не по росту, лужи на дороге, пачкая юбку и лицо темными крапинками грязной воды. — У солдат сабли кривые и сулицы острые, а у толстого сударя — только сабелька…
Клима любила некоторых детей за удивительную наблюдательность.
— А что, староста забоялся их?
— Как тут не забоишься! Сразу по сторонам — глядь! А тут я на заборе сижу. Он и говорит, беги, мол, в крайний дом, да позови сударыню. Я ж не дурында какая, ясно, что тебя, сударыня обда. Потому как дело серьезное.
— Молодец, — щедро похвалила Клима.
У дома старосты девочка поотстала, а обда выровняла осанку и вошла через калитку во двор. Калитки здесь обычно не запирали, или же вешали символический крючок, чтобы ветром не хлопало: дурной знак.
Во дворе стояла та самая карета — простая, деревянная, обитая металлическими дугами, а на длинном бревне, которое, насколько знала Клима, староста все собирается пустить на крышу для хлева, но руки не доходят, рядком сидели столичные солдаты. Шестеро, а троим бревна не хватило, примостились, подпирая стенку недостроенного хлева. Столичные, да и вообще городские солдаты от обычных отличались тем, что на службу шли добровольно, получали за нее неплохой оклад и не воевали, а сопровождали в поездках по стране всяческих важных шишек, поддерживали порядки на городских улицах. Особо образованные и ловкие со временем оседали при штабах и управах. Клима гордо прошествовала мимо.
Староста сидел за столом в компании плотного мужчины средних лет. Фиолетовая накидка немалых размеров была небрежно брошена на лавку у стены. Подле печи хлопотала жена старосты, собирая угощение, мужчины пили квас. При виде Климы хозяин дома встал и чуть поклонился. Гость недоуменно вытаращил глаза.
— Я обда Климэн, — резко представилась девушка, садясь. — Правлю этой деревней, тремя к востоку отсюда, двумя к северу и двумя выше по тракту. Какие дела привели тебя, посланник, в мои суверенные владения?
Посланник дико оглянулся на старосту. Тот кивнул, мол, все так. Посланник качнул головой, покряхтел, пожал плечами: ничего себе блажь у народа в этой глуши! И повернулся к Климе.
— Дела обычные, ежегодные. Столица требует уплаты налогов в размере десятой части вашей прибыли, а также часть юнош и мужчин от пятнадцати до тридцати лет.
— Пусть столица катится к крокозябрам, — спокойно ответила Клима. — Здесь не ведскому правителю подчиняются, а мне. И налоги платят тоже мне. И мужчины все мои. Мы не зависим от Фирондо. И сей ответ ждет тебя в любой из моих деревень.
— Та-ак, — протянул посланник, кладя поверх столешницы руку, крепко сжатую в кулак. — Значит, нынче мода такая, отвечать всяким бредом на требования столичных чиновников? Бунт?
— Это не бунт. Это — воля высших сил, — Клима говорила негромко, но глаза у нее при этом были страшные. Староста съежился и притих, он никогда в своей жизни не слышал, чтобы в подобном тоне разговаривали с чиновниками. Он знал, что за Климой нет почти никакой реальной силы, в то время как за посланником — вся мощь Фирондо.
— Ты что мне тут сказки рассказываешь, сударыня? — посланник покосился на старосту, приметил его испуг. — С государственными властями не шути, не то велю солдатам выпороть тебя да за косы оттаскать. Ишь, кем себя возомни…
В это время Клима вежливо взяла старосту за запястье и приподняла рукав, шепнув пару слов, которые вычитал в одной из старинных книг Тенька. Давно зажившее место пореза полыхнуло зеленым светом, несколько долгих мгновений на коже были четко видны ровные линии знака обды. Посланник побледнел и умолк. От тяжелого властного взгляда черных глаз ему было крепко не по себе. Словно в детстве, когда на спор по очереди ночевали в одиночку на капище. Там тоже пульсировала древняя, неподвластная разуму сила, душно шумели ивы, а ромашки и ландыши порой светились, точно пни-гнилушки.
— Но это же невозможно, — пробормотал он, украдкой заглядывая в полупустую кружку с квасом, словно пытался определить, не подмешали ли ему чего.
— Как видишь. Передай в столице, что обда вернулась и берет свою власть.
— А почему ты сама не придешь и не скажешь, а действуешь столь мелко и незаконно? Сударыня, ведь сущая насмешка над памятью обд — восемь подчиненных деревень.
На Климином лице отразился гнев. Она ненавидела вспоминать, что сейчас приходится довольствоваться малым, нельзя получить все и сразу, что снова приходится таиться и выжидать.
— В Фирондо знают обо мне.
— Если знают — почему ты не там?
— А это ты у них спроси. И не смей грозить мне солдатами. А лучше — присягни.
Жена старосты, слушающая разговор, выронила глиняную миску. В наступившей тишине звон вышел оглушительным.
— Да за кого вы меня тут все принимаете?! — посланник вскочил, едва ли не ударяя кулаком по столу.
— За того, кем ты назвался, — вкрадчиво произнесла обда. — И ты принимай меня за того, кем назвалась я. Разве мы здесь шутки шутим?
— Еще каждая сумасшедшая девчонка будет мне указывать! Обда у них! А в стране — война. Столице нужны налоги и бойцы, поэтому сейчас мы выйдем во двор, пройдемся по деревне, и соберем все вышеозначенное. Слышать больше ничего не желаю. А станете бунтовать — на то у меня солдаты есть.
Клима тоже встала, нехорошо кривя губы.
— Выйдем, — она первой подошла к двери, приглашающе махнула рукой.
Солдаты во дворе нервничали. За плетнем и огородами на гладко утоптанной дороге собралось изрядное для этих мест воинство — не меньше двадцати селян, вооруженных кто дубиной, кто рогатиной, а кто и здоровенным колуном. Во главе стоял Гера, и у него был вид образованного человека, знающего, что делать и как раздавать команды. Да и ортона за плечами внушала уважение.
Когда обда, староста и посланник вышли из дома, на улице случилось оживление. Из толпы
