Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
Я перестал слушать мысли государственного человека. Теперь губернатором пусть интересуются другие.
Я потрогал нос. Сухой. Кровь не течёт. И в голове не звенит. Привыкаю. Ну, и конечно, слушать – не передавать, тем более – не подчинять.
И, наконец, пятый вопрос: Кто прятался в бурьяне, кого напугался Жулик?
Может, гадюка, потревоженная малым трясом, как писали в древних летописях?
И я уснул сном спокойным – ни собак, ни гадюк, ни выстрелов в спину, а только тёплое море, то ли Каспийское, то ли вовсе Мёртвое. Потому что во сне я был – мёртвым. Ничего страшного. С каждым бывает.
26
– Он приехал, – сказал Влад. – Ждёт перед воротами. Шурин.
– Паграсенко Степан Степанович?
– Ну да.
Я достал из стола ещё с вечера приготовленный свёрточек.
– Твоя доля во всем предприятии – квартира, так?
– Ну да. И ещё по мелочи триста тысяч.
– Живешь ты, мягко говоря, не в столицах, район так себе, дом тоже не шедевр. В общем, такую квартиру можно купить за два миллиона мгновенно.
– Ну… Да, наверное.
– Продать за те же два миллиона будет потруднее. Так вот, квартиру ты отдал фактически добровольно, и вернуть ее по суду возможно, только если очень захотеть. Но долг на тебе останется. Полтора процента в сутки, плюс сложные проценты… Так что выгоднее всего тебе плюнуть на свой салон, тем более, что он никогда лично твоим и не был. Мои юристы проведут процедуру банкротства – комар носа не подточит. А ты…
– А я?
– А ты уезжаешь. Хочешь – в Воронеж, хочешь в Тамбов, хочешь – вовсе в Курск соловьев слушать. Один или с женой. Там покупаешь квартиру – скромную, но приличную. Новую. Лучше прежней. Денег – я чуть двинул сверток в его сторону, – хватит, и юристы опять оформят – никакие кредиторы не придерутся. Это первый вариант.
– Есть и второй?
– Спрута мы не победим. Он большой. Лавочка твоего шурина – это мельчайшее щупальце. Вот щупальце мы можем отсечь и прижечь. Внесудебным порядком. Вернем и квартиру, и оборудование, ты его продаешь – и опять уезжаешь в Тамбов или Курск.
– А в чём подвох?
– Шурин-то твой. Брат жены. Как на это посмотрит жена? Ну и сам ты со временем переменишься – то ли под влиянием жены, то ли просто станешь толстовцем, непротивленцем злу насилием. И будешь проклинать тот день, вернее, этот день, когда решил пролить злодейскую кровь: ведь процентщик тоже человек. Раскольников сломался, а уж мы, грешные…
– Какой Раскольников? – видно, до Достоевского Влад не добрался, а в школе учат, нет, не знаю. Я-то из чушка, пусть и с как бы полным средним образованием.
– Родион. Который с топором, – подсказал я.
– А что, обязательно топором?
– Можно маузером. Сам понимаешь, тут просто попугать мало. Твой шурин, конечно, испугается до самого этого, но, вернувшись, через неделю или через месяц продаст твой долг чёрному коллектору.
– И что, других вариантов нет?
– Я, конечно, могу привязать его к месту. Поломать ментальность и сделать пастухом в Карагаевке.
– Почему пастухом?
– Ну, кем-то вроде. Чтобы хлеб и кров отрабатывал. Но ломать ментальность – лучше ли казни?
Влад помолчал. Думал. Потом сказал:
– Он не один приехал. С поддержкой. Два типчика с ним. Нехорошие типчики. Из тех, что языки развязывают, а потом завязывают.
– И кому они собираются развязывать язык? Тебе? Мне?
– Я так думаю, ему. Шурину то есть. Ну и нам, если поддадимся.
– Такие крутые?
– По виду кровь для них, что водица.
– Из наших, что ли?
– Из параллельного класса.
– Ладно, параллельного, так параллельного. Пойдём, посмотрим, – и я при полном параде пошел встречать процентщика.
Теперь автомобиль был погрознее. Хаммер. Не из новых – где его взять, новый, – но в хорошем состоянии. Стекла тонированные. Не автомобиль, а инструмент психологической поддержки. Людям, приехавшим на такой машине, отказать невозможно. Ну, если танка за спиной нет.
Ворота открыты, но «Хаммер» внутрь не заехал. Стоял, закрывая выход. Для пущей грозности.
Я поманил пальцем, мол, выходи, шурин, поговорить нужно. Сопровождающих не манил, но вылезли все трое. Да, похоже, ходили в параллельный класс. Да, крови пролили немало, а уж в теломеханике так просто мастера. Я уже не предполагал, знал.
– Степан Степанович, нам поговорить нужно, – сказал я. – Заходите. А вы, ребятки, подождите тут.
Ребятки переглянулись, но на рожон не поперли. Зачем? Их час придёт.
Мы прошли в походный шатёр.
Сели.
Простота обстановки и неприхотливая мебель явно разочаровали Степана Степановича. Нужно же дать ему шанс образумиться.
– Итак… – начал он, и замолк.
– Да? – благосклонно сказал я.
– Влад сказал, что вы готовы заплатить его долг.
– Да? – благосклонности стало больше.
– Это в самом деле так?
– Какова сумма прописью?
– Девять миллионов сто сорок тысяч российских рублей, – не моргнув глазом, сказал Степан Степанович.
Влад привстал:
– Откуда столько?
– Сложные проценты. Завтра будет больше, – и, понимая, что от Влада таких денег не дождаться, Степан Степанович обратился ко мне:
– Вы будете платить?
– Нет, конечно. Но я могу их дать вам в долг.
– Мне?
– Ну конечно. Ваша сестра ведь тоже в должниках. Да и вы, насколько мне известно, выступили инициатором займов. Впрочем, я уговаривать не собираюсь. Не нужны деньги, так не нужны.
– А как же ваш друг?
Удивительно, но он и в самом деле считал меня идиотом. Обидно, да. Но и радостно. Это хорошо, когда тебя считают идиотом – при условии, конечно, что считают ошибочно.
– Но в долг я…
– Возьмете, будете работать в салоне, потихонечку долг вернете. У меня процент не грабительский. Не маленький, но не грабительский.
– А какой?
– Десять процентов. В год.
– А когда деньги?
– Как только оформим договор.
– Где будем оформлять?
– В Семилетовке. Там очень опытный и толковый нотариус. Ну, а залог я возьму здесь.
– Какой залог?
– Обыкновенный, душу.
Степан Степанович рассмеялся:
– Договор кровью подписывать, что ли?
– Договор у нотариуса. А здесь вы только должны сказать, что передаете
