Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
Ну, я тоже поработал. Двух человек оставил в лесу. Ну да, не своими руками, ни один прокурор не придерется, но я-то знал. И это знание меня ничуть не тяготило. Смерть двух профессиональных убийц и сама по себе дело профессиональное, но в данном случае жертвой-то наметили меня. Ошиблись. Профессиональный риск.
Собственно, и я, и Влад тоже в определенном смысле профессиональные убийцы. Были таковыми. На службе родины. С большой буквы, Родины, вот так. Как и ребята из параллельного класса.
Нашла коса на камень. Не то, чтобы мы были лучше (хотя и это тоже), просто дело было на моей земле. В моем лесу. И да, нужно будет заняться лесоразведением. Купить пару сотен саженцев – дуб, бук, сосна, а лучше справиться у специалиста. Купить и посадить вдоль опушки. Метрах в пяти – шести создать шеренгу.
Этим я и озадачил Войковича. Владимир Васильевич сказал, что да, что у них в Кунгуевке регулярно проводят неделю леса. В октябре. Обыкновенно по одному саженцу на жителя. Тут главное не спешить, соблюдать меру.4
Вот и славно, сказал я. А о какой мере идет речь?
– Здесь принято при посадке поливать саженец кровью. Своей, – огорошил меня Войкович.
– И много крови?
– Стопарек. Сто граммов. Чисто символически. Воду, конечно, тоже льём.
– Ага, сдерживающий фактор. В таком случае, все сажают по одному деревцу, я – четыре. А кто кровь-то пускает?
– Есть у нас в деревне цирюльник, большой дока в этом деле.
– Тогда я спокоен, – и попросил прислать кого-нибудь с кувшином томатного сока.
Очень успокаивает.
И способствует кроветворению.
27
Сок принес сам Войкович. На подносе полулитровый кувшинчик сока, серебряная солонка с мелкой морской солью, серебряная же ложечка и граненый толстостенный стакан.
– Значит, по одному саженцу на одного человека?
– Точно так, Иван Петрович.
– И сколько же получается в итоге?
Войкович посмотрел на меня, как на второклассника, неделю бившегося над простенькой задачей, но всё же решившей её.
– Ровным числом двести пятьдесят шесть. Не больше, не меньше.
– То есть жителей в Кунгуевке двести пятьдесят шесть?
– Нет. Жителей до полутысячи набегает. Но во-первых, дети до четырнадцати лет отпадают.
– Ага. Кровь, понятно…
– И кровь тоже. Во-вторых, есть пришлые, пусть немного. Человек должен прожить в Кунгуевке, себя показать. Обычно лет пять, шесть, хотя некоторым и года хватает.
– Ударники труда, передовики производства?
– В определенном смысле.
– А старшее поколение?
– Это как коньяк: чем старше, тем лучше.
– То есть двести пятьдесят шесть человек… – я не докончил фразу.
– Каждый из которых стоит дюжины, да ещё поискать ту дюжину, – и Войкович оставил меня наедине с томатным соком. И книгой.
Двести пятьдесят шесть человек. А смог бы ты, Иван Петрович, батальоном командовать? Да смог бы. Если есть штаб, ротные, взводные и так далее. А полком? И полком бы мог. А дивизией? Тут малость подучиться нужно, курсы «Выстрел», месяца на четыре, на пять. Как у Жукова. Ну, и попрактиковаться. А в мировом масштабе? Как у тебя, Иван Петрович, с языками?
Да, нужен язык.
Я посидел час, посидел два. Книга умная, я – не очень. Но я прочитал несколько страниц. А потом думал, как соотнести прочитанное с днем сегодняшним.
Многое изменилось. И не техника, что техника. Вот смотрим «Убийство в «Восточном Экспрессе» (во флигеле смотрели как раз этот фильм, звук приглушен, но мне слышен – ушами слушающих). Ну, а если бы экспресс тащил не паровоз, а тепловоз – многое ли изменилось бы? Если бы это вообще был рейс Земля – Марс на лайнере «Победа» с прегартамонными двигателями (расчетное время полёта шесть с половиной суток)?
Позиция простая. Мерзавец-детоубийца с одной стороны, дюжина дееспособных граждан с другой. И граждане, как им положено, решают вопрос сами: быть или не быть среди них детоубийце. Решили – не быть. Сказано – сделано. Это тогда, в эпоху паровозов. Сегодня избиратели посчитали бы убийцу жертвой плохого воспитания, посадили бы в комфортную камеру, кормили, поили и развлекали бы лет десять или пятнадцать, а если хорошо попросят – годика два, и потом бы вернули обществу. Помнится, в Норвегии таков обычай. Или в Швеции. В общем, где-то в стране победившей демократии.
А в третьем случае сам убийца бы решал кому жить, как жить и сколько жить. А после смерти – все умирают, даже убийцы, – подданные бы рыдали и с тоской вспоминали о строгом, но справедливом отце нации.
Так что если ты в купе берешь билет, проверяй, с какой душою твой сосед – гражданина, избирателя или подданного.
Но если не поезд и не космический корабль, а просто село Кунгуевка, оно ж Карагаевка?
Мои глубокие раздумья (о том же я думал семь лет назад, перед подписанием армейского контракта, и продвинулся недалеко) прервал топот ног. Паша прибежал. Прискакал. На скутере. Нет, по ступенькам – ногами.
– Это… Того… Захватчики приехали, – сказал он.
– Много? – спросил я.
– Два автобуса и легковушка. В легковушке трое, офицер, водитель и ряженый под барина. В автобусах по пятнадцать бойцов в каждом. Ну, и водители.
– Бойцов какой армии? НАТО осмелело, исламисты, саламандры?
– Частная армия. Из Москвы. Ну, не армия, взвод получается. Вооружены «ксюхами».
– Получается…
Честно говоря, не к сроку. Я ждал их позже. Через пару месяцев хотя бы, а лучше весной. В силу бы вошел, осмотрелся, пресёк в зародыше. Ан нет. Не сложилось. Очень хочется кому-то прибрать поместье, пока можно. Но можно ли? С губернатором неразбериха, сам подстрекнул, вот и нарушился баланс сил в одной отдельно взятой губернии.
Хотя… Хотя, может, и не нарушился.
– Наши их там, в Карагаевке остановили. А меня послали сюда. Если что, мы их в Карагаевке и положим, но, может, у вас другие планы, сказал комбат.
– Кто сказал?
– Фома Михайлович, староста. А в военное время комбат. Но Фома Михайлович комбат, а вы вроде главнокомандующего. Решать вам.
Военное время, надо же. А по телевизору скажут – спор хозяйствующих субъектов. Или рейдерство.
Или просто фейерверки и злобная клевета.
– С лопатами и вилами… – пробормотал я.
– Ну почему. У каждого настоящего карагаевца есть чем защитить родную землю.
– Да? – полюбопытствовал я.
– А как же. Вам дядя не сказал?
– Не успел.
– Автоматы есть, ППШ, винтовки Мосина, карабины Симонова, даже несколько пулемётов. Калашникова, – сказал он, как бы извиняясь.
– И хорошо стреляете?
– На своей-то земле? Шутите.
– Шучу, шучу.
Выходит, не я один способен на
