Последнее дело - Гоблин MeXXanik

Она на секунду задержалась, а потом добавила:

— И, поверь, Павел… Эта Империя не вынесет даже одного по-настоящему тёмного некроманта. А сразу двое… разорвут её. А значит, мы погубим всех, кого любим. Пока мы остаемся собой — мы их любим. Потом мы перестанем быть людьми и станем для родных наказанием.

Она развернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. А я остался один — с тишиной и с её голосом, который ещё долго звучал в ушах. И пониманием: как бы мне ни хотелось вернуться на путь мести — теперь я осознал, что не имею на это права.

* * *

Дверь открылась почти неслышно. Лишь скрип петли и лёгкое движение воздуха подсказали мне, что кто-то вошёл. Я повернул голову и увидел Арину Родионовну. Она была в простом платье, в домашних тапочках, с распущенными волосами, которые лёгкой волной спадали ей на плечи. Лицо у девушки было бледным, а глаза усталыми.

Она закрыла дверь за собой, не говоря ни слова, прошла к кровати. Затем медленно села на край, так, будто боялась потревожить меня своим весом. Или не была уверена, что имеет на это право. Я чуть подался вперёд, чтобы сказать ей что-нибудь. Быть может, о том, что я рад её видеть, что всё уже хорошо, но только не успел.

Она вдруг резко всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Слёзы пришли без предупреждения. Тихо, с надрывом. Без крика, без рыданий, но от этого стало только больнее. Как если бы душу рассекли острым ножом.

Я сел ровнее, медленно, чтобы не спугнуть Арину. Протянул руку, осторожно коснулся её плеча, затем провёл пальцами по её волосам. Сделал это мягко, будто гладил воду. Её тело дрожало. Она не смотрела на меня, просто сидела, уткнувшись в ладони, и, кажется, пыталась собраться, но не могла.

— Тсс, — прошептал я. — Всё хорошо. Я здесь. Всё уже позади.

Она покачала головой, и голос её прозвучал глухо:

— Ты был на грани, Павел… — Она выпрямилась, и слёзы всё ещё блестели на её щеках. — Я сидела здесь, держала тебя за руку и понимала, что, возможно, ты не проснёшься. Что мне просто… некого будет больше ждать. Нечего будет держать. Я не могла ни есть, ни спать. Просто считала вдохи. Твои. Свои.

Я взял её ладонь, вложил в неё свою. Её кожа была прохладной. Я не стал спорить, не стал говорить, что всё обошлось. Потому что знал, что для неё это был не просто страх. Это была утрата, которую она почти успела принять.

— Я буду осмотрительным, — сказал тихо, глядя ей в глаза. — Обещаю…

Она резко выдохнула, словно вытолкнула из легких что-то лишнее, накопившееся внутри.

— Не обещай мне того, чего не сможешь исполнить, — проговорила она сурово.

— Арина…

— Я не верю тебе, — перебила она. Не с упрёком, а с грустью. — Я уже смирилась, Павел. Я знаю, кого выбрала. Того, кто думает не о себе. Который идёт туда, где страшно. Где опасно. Где не прощают ошибок. Я понимаю. Но… всё равно страшно.

Я молчал. Она снова опустила глаза, уронила голову, и я вновь провёл ладонью по её волосам, осторожно, медленно. Мы сидели рядом, плечо к плечу, дыхание к дыханию, и я чувствовал: это больше, чем просто тревога. Это — любовь, которая боится потерять.

— Я не жалею, — вдруг сказала она. — Ни на секунду. Даже если снова будет больно. Даже если ты уйдёшь, не сказав, когда вернёшься. Даже если однажды не возвратишься вовсе. Я всё равно не отступлю. Потому что когда ты рядом, мир дышит по-другому. Ты мой некромант.

Я осторожно притянул её ближе. Она не сопротивлялась. Просто прижалась к моей груди щекой и замерла. И в этот момент я понял: она приняла мой путь. Не потому что ей легко, а потому что она сильная. Сильнее, чем я думал. И потому что любит. Мне ужасно хотелось сказать ей о своих чувствах. Но отчего-то показалось, что если я сделаю это сейчас, то все испорчу. Отравлю этот момент болью и страхом. И не смогу потом все исправить.

— Я не заслужил такую, как вы, — тихо прошептал я, надеясь, что сейчас этого хватит.

Девушка хмыкнула, но не стала ничего отвечать. Мы так и сидели. Без слов. А за окном начался дождь, будто всё, что не мог сказать я, говорил он — каплями по карнизу, ритмично, ласково, как сердце, которое всё ещё билось. Ради неё. Ради нас.

— Пойдёмте ужинать, — тихо предложила девушка, когда из-за двери донесся звон ложек.

— Что на ужин? — глухо уточнил я, совершенно не испытывая аппетита.

— Что-то горячее, — вздохнула моя невеста и подняла ко мне лицо. — Фома ужасно волнуется. Думает, что на самом деле вам хуже, и Лаврентий Лавович схалтурил. Хотя призраки его успокаивают. Но вы же знаете нашего Фому. Он пока сам не увидит — не успокоится.

— Мне надо одеться. Не идти же в пижаме… — смущенно пробормотал я.

— Бросьте, вы дома. И тут все свои. Вот завтра вы можете снова начать быть важным адвокатом. А сегодня…

Я мягко погладил ее по щеке.

— Главное, не помереть в пижаме. А то меня потом Яблокова будет изводить этим до конца времен.

Я медленно поднялся, сунул стопы в тапки. Арина быстро шмыгнула в ванную комнату и вернулась с расческой. Она наскоро привела мои волосы в порядок.

— Так лучше, — усмехнулась она и направилась к двери.

Я вышел из комнаты, придерживаясь за стену. Ноги всё ещё казались чужими и тяжёлыми, как после долгой лихорадки. Но около меня была опора — крепкая, живая. Арина Родионовна шагала рядом, не обгоняя и не подталкивая. Её пальцы лежали на моём локте крепко, но бережно. В глазах ее не было ни тени жалости. Только спокойная решимость. Та самая, что не требует слов и сильнее любого охранного плетения.

Кухню наполнял мягкий, почти вечерний свет. Лампа под потолком горела ровно, отбрасывая тёплое золотистое сияние на старые, полированные временем доски стола. За столом уже собрались. Кроме живых здесь топтались призраки, которые при виде меня заулыбались.

Яблокова хлопотала у плиты. На ней был передник с голубыми цветочками, а волосы собраны в привычный узел — упрямый, как она сама. На лоб выбивалась прядь, и