Джек Вэнс - Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви - Лицо - Дневник мечтателя.)

Но пора выбросить все это из головы и подумать о будущем».

Начиная с новой страницы, Ховард пользовался густыми темными чернилами с красновато-лиловым отблеском. Почерк его стал еще увереннее — символы приобрели привычно повторяющиеся формы. Следующий отрывок был озаглавлен:

«МАНТРИКА

Приращение власти — самоподдерживающийся процесс. Сначала накопление власти происходит медленно, но ускоряется согласно директивам.[70] Первые шаги в этом направлении предпринимаются спокойно, уравновешенно, почти беспечно: фактические намерения тщательно скрываются. На этой стадии методично преодолеваются все внутренние преграды. Дисциплина, как таковая, может быть полезна, но только тогда, когда дисциплиной обременяются другие; по отношению к себе это понятие неприменимо. Прежде всего и превыше всего — раскрепощение: полное освобождение от Наставлений, от ощущения так называемого «внутреннего долга», от сочувственных эмоций, расслабляющих решительность, необходимую для приобретения власти».

(Запечатлев этот манифест, Ховард, судя по всему, не возвращался к дневнику несколько месяцев, после чего его почерк снова изменился: символы стали высокими, угловатыми, подпрыгивающими, словно пульсирующими почти осязаемой энергией.)

«В городе появилась новая девушка!

Ее зовут Зейда Мемар.

Зейда Мемар.

От одной мысли о ней у меня темнеет в глазах, обворожительный образ вспыхивает в мозгу как электрический разряд.

Она живет в своем собственном космосе, окрашенном в ее собственные цвета, подчиняясь своим собственным очаровательным порывам! Как проникнуть в ее космос? Что позволит нам обменяться тайнами? Какое стечение обстоятельств приведет к нашему слиянию — телесному и духовному — в пылких объятиях?

Понимает ли она меня так же, как я понимаю ее?»

Несколько следующих страниц были заполнены экстравагантными рассуждениями о Судьбе и о последствиях случайной встречи Ховарда с Зейдой Мемар.

Еще один отрывок содержал страстные риторические призывы к внутреннему самоощущению Зейды Мемар. Текст не содержал никаких указаний на фактический характер развития взаимоотношений Ховарда и его возлюбленной или на результаты его попыток завладеть ее вниманием; лишь последний параграф свидетельствовал о безудержном взрыве возмущения Ховарда Хардоа тем, как к нему относились другие:

«Меня окружают враги! Следят, очумело вытаращив глаза! Проходя мимо, то издевательски подпрыгивают, то пошатываются, словно влекомые ураганным ветром, и бросают мне в лицо дерзкие насмешки. Я вижу их насквозь через призмы нескольких умов: это полезно.

Время пришло. Я призываю Иммира.

Иммир! Вперед!»

Здесь «Дневник мечтателя» разделяла чистая страница. В каком-то смысле все, что предшествовало этой странице, можно было назвать «частью первой», а все последующее — «частью второй». Вторая часть была испещрена четкими округлыми символами. Если предыдущие отрывки нередко носили характер лихорадочных восклицаний, теперь Ховард держал себя в руках.

На первый взгляд, начало второй части служило продолжением конца первой, но связь эта, скорее всего, была случайна и вводила в заблуждение.

«Я оросил своей кровью заветное убежище и осенил себя знамением. Я произнес слово: я призвал Иммира, и он явился.

Я сказал: «Иммир, время пришло. Встань бок о бок со мной».

«Как может быть иначе? Мы едины».

«Пришла пора заняться нашими делами. Соберем отряд, чтобы каждый из непобедимых паладинов знал и понимал другого».

«Быть посему! Вступи в ореол лучей Меамоны — и ты распознаешь каждого из рыцарей по их благоухающим цветам».

Искристый луч коснулся черной жемчужины — тут же явилась фигура в роскошных черных доспехах. Иммир и черный рыцарь обнялись, как старые боевые товарищи, ветераны многих сражений.

«Перед тобой первый паладин, Джеха Райс — Джеха Премудрый. В перспективе грядущего ничто не ускользает от его вещего взора; он предвидит возможности и рекомендует необходимое — а перед лицом необходимости нет места мягкости, жалости, состраданию, милосердию».

«Приветствую тебя, благородный рыцарь!»

На ладони Иммира сверкнул озаренный Меамоной рубин — к присутствующим присоединилась фигура, облаченная в алые доспехи с амфрускулами.[71]

«Нашим взорам явился Лорис Хоэнгер, красный паладин. Он сведущ и опытен во всем, что относится к ухищрениям палаческого ремесла. Ему легко даются свершения, вызывающие изумление у обычного человека. Он не знает страха. «А-ха-ха!» — восклицает он, когда со звоном обнажаются боевые фальбарды».

«Лорис, будь моим красным рыцарем! Клянусь тебе, нас ожидают подвиги и набеги, превосходящие все былое».

«Рад слышать».

«Иммир! Кто еще встанет на нашу защиту?»

Иммир раскрыл ладонь, державшую изумруд, и рядом возник статный воин в зеленом одеянии идаспийского вельможи. Высокий и мрачный, с волосами оттенка полночного мрака, он стоял, сверкая ярко-зелеными очами.

«Познакомься с Мяутой, зеленым паладином. Таких, как он, больше нет — податливый, как воск, он умеет приспособиться к любой ситуации, но ум его полон странных и зловещих помыслов. Он отваживается на самые безумные выходки, никто лучше него не умеет беспощадно использовать преимущество неожиданности. Угрызения совести ему чужды, как холоднокровной ящерице, он не оправдывается и не объясняется ни перед друзьями, ни перед врагами. Никто не находит выход из лабиринта быстрее Мяуты, ему нет равных в разгадке головоломок — и при этом он исключительно талантливый музыкант, владеющий многими инструментами в самых различных ладах».

«Зеленый Мяута, согласен ли ты стать нашим паладином?»

«С величайшей радостью — и на веки вечные».

«Превосходно! Кто еще, Иммир?»

Иммир вынул граненый топаз, вспыхнувший золотистым светом в лучах Меамоны: явился рыцарь в черном гребенчатом шлеме с желтым плюмажем, в высоких желтых сапогах и в желтых перчатках с раструбами. За плечами, на оружейном ремне, у него висела лютня. Иммир обратился к нему с приветствием и представил его: