Творец - Ольга Рубан
Она задохнулась, потёрла выцветшую кофточку над впалой грудью и продолжила уже тише, спокойнее:
— Такие, как у тебя, поломки встречаются. Редко, но бывают. Я только удивлена, как они не вычислили их сразу на своих хитрых машинах. Впрочем, если он перенял не только твои… обиды и мстительные порывы, но и твою выдержку, то…, - Ида заморгала, — Вина и на мне лежит. Ведь я дала рекомендации…
Соня вскинула на подругу глаза.
— Ты говоришь, уже были случаи… И что… с ними делали?
— Это известно только им. Быть может, пуля в затылок, может, инъекция. Знавала я одну женщину, чье Творение забрали. Мы с Илем уже жемчужную свадьбу справили, когда ее Фонд заприметил. Очень была талантливая художница. И её Творение тоже было прекрасно. Она несколькими годами ранее дочку-подростка схоронила, вот и сотворила себе по образу и подобию.
— Это же… запрещено.
— Для неё сделали исключение, ибо прототип был мёртв и не представлял собой публичную личность. Мне потом уже рассказывали, через десятые руки. Что-то им там в девчонке показалось подозрительным, и они не отдали её матери, увели. Говорят, и отклонения то были незначительными, но тогда Фонд всё ещё строго следовал заветам Основателя и никому не делал никаких поблажек. Самое страшное, что Раушания уже получила с дочкой несколько свиданий, готовилась выйти в мир, а потом… повторно дитя лишилась, и стала бесплодна уже как физически, так и душевно, ибо дыхания хватит, если хватит, лишь на одно творение… Что с тобой?
— Что?
— Ты так странно смотришь…
— И что с ней стало потом? С этой… женщиной?
— Да Бог её знает. Кажется, разошлась с мужем и так и осталась в Фонде, сопровождала других Творцов на их крестном пути… Я о ней больше ничего и не слышала…
Женщины помолчали. Ида покосилась в сторону кухни, откуда доносились густые, пряные ароматы жарящегося мяса и лука, и приглушенное пение.
— Давно он мясо ест?
— Почти с самого начала.
— Где дети? Они живы?
— Не знаю, — Соня пожала плечами.
— Подумай… Он следует твоим заветам! Ты бы оставила их в живых?
Соня замялась с ответом. Да, она оставила бы их в живых на достаточно долгое время, чтобы они сто раз пожалели, что покусились на чужое. Чтобы они вдоволь насмотрелись на страдания друг друга… Все вместе, в одной связке… А потом привести Свиномать и натыкать её носом… Но не могла она так ответить своей подруге, а потому глухо произнесла:
— Живы. Скорее всего. Но где они, честно не знаю. Ты меня… выдашь?
— Выдам. Если ты немедленно, сию же секунду сама не сообщишь в Фонд.
— Хотя бы дай нам немного времени! Чтобы уехать…
— С ума спятила! — Ида поднялась и зашагала в прихожую, — Тут ни секунды медлить нельзя!
Соня в растерянности последовала за ней.
— Все-таки верная поговорка про благие намерения…, - взволнованно бормотала старуха, с трудом натягивая полусапожки, — Но кто ж может что-то знать наверняка, кроме Всевышнего? Ничего, дай Бог, еще не поздно и можно всё поправить…
Она распрямилась и вдруг увидела перед собой широкую, покрытую густым курчавым волосом грудь.
— Даже чаю не попьёте? — спросил Адам, мягко беря её за уцелевшую руку и дёргая на себя.
Ида слабо вскрикнула и ткнулась носом в пахнущие дезодорантом и чуть вспотевшим мужским телом кудряшки, почувствовала, как тёплые ручищи, почти лаская, ухватили её шею, и услышала, словно из далекого далека, Сонины жалобные причитания:
«Адик, пожалуйста!.. Только не делай ей больно!..»
Глава 12
— Нина Сергеевна?
Нина отняла смартфон от уха и посмотрела на номер. Номер ей был неизвестен.
— Кто это? — спросила она, с трудом разлепив пересохшие губы.
— Это следователь. Не узнали?
— Борис… Тимофеевич?
— Да.
— Что-то с голосом у вас… Не узнала сразу. Простыли?
— Мы нашли ваших детей, Нина Сергеевна. Срочно приезжайте в районную детскую.
— Что-ОХ! — Нина подпрыгнула. Голова тут же закружилась, в животе забурлилило, но она едва это заметила, — Они?!..
— В порядке. Немного истощены, а у маленькой пневмония, но опасности для жизни нет.
— И… Вася?..
— Василий тоже здесь. Уже дает показания.
Нина прижала трубку к груди, закатила глаза к потолку и чуть не грохнулась в обморок, но удержалась на ногах и зашаркала в опустевшую детскую, где оставался последний её ребенок — Лиза. Та по-прежнему температурила, хоть врач и сказал, что она идёт на поправку.
— А этого… ну… поймали? — шёпотом спросила она.
— Поймали голубчика! — следователь довольно крякнул, — Взяли с поличным!
Нина снова закатила глаза к потолку, но вдруг поперхнулась и несмело спросила:
— И… кто он?
— Что?
— Личность… установили?..
— Вы сейчас серьёзно?
У Нины окаменели челюсти. Значит, все-таки…
— Борис Тимофеевич, я немедленно выезжаю! — сурово произнесла она в трубку, вырвала листок из Юлькиной тетради и, не надеясь на свою дырявую память, записала сначала номер палаты, а потом оторвала этот краешек и быстро нацарапала Лизе записку. Девочка крепко спала, и будить её не хотелось. Более того, не хотелось терять время на объяснения, слезы и объятия. Все это потом, когда семья снова будет в сборе!
Денег на такси не было, но удачно подоспел нужный автобус до автовокзала, и Нина нырнула в его запотевшее, переполненное нутро, прижалась разгоряченным лбом к стеклу и вознесла благодарственную молитву Господу и Борису Тимофеевичу за то, что скоро прижмет своих цыплят к груди!
Двумя днями ранее
— Ты пидор. Слышь? Я тебя сразу выкупил. Пидор!
Сява затравленно наблюдал из своей клетки за перемещениями псевдо-Жеки, как он его мысленно окрестил. Тот никак не реагировал на провокации, из чего юноша уныло заключил, что невольно оказался прав. Чёртов петух! Он надеялся, что тот взбесится, полезет в драку, откроет клетку, и тогда у него, Сявы, будет шанс спасти мелких и, возможно, спастись самому.
Этот упырь приходил каждый день. Приходил не с пустыми руками. Приносил узникам кой-какую еду, которую, как скотине, пропихивал между прутьями решёток, давал воду.
У Сявы сердце кровью обливалось при виде мелких. Они уже почти и не плакали, а лишь тоненько, беспомощно скулили. Первое время, когда они оставались одни, Сява изо всех сил старался их подбодрить, успокоить. Рассказывал придуманные на ходу сказки, травил не всегда приличные анекдоты, но драгоценные ответные улыбки появлялись всё реже. Дети явно угасали. Особенно Маргаритка, из клетки которой в режиме нон-стоп доносились кашель и сухой свист. Тревожные симптомы, против которых Сява был бессилен, а псевдо-Жеке было на них явно наплевать.
Накормив и напоив своих заложников, тот уходил в дальний темный угол, где в
