Творец - Ольга Рубан
Тогда она и стала замечать, что рацион Адама существенно изменился. Он все чаще тянул руку к ветчине, а не к сыру, а на бёдрах его почти постоянно стало болтаться банное полотенце…
Она все поняла, но ей и в голову не пришло остановить его. Ей казалось высшим проявлением справедливости всё то, что происходит, и как именно это происходит. Она только боялась, что его схватят, вычислят, посадят. А заодно и её, как сообщницу. Но Адам явно был осторожен и по-звериному умён. Тогда она и помогла ему, чем смогла. Заказала одежду, которую любил Женя, хоть сама и терпеть не могла эти безразмерные тряпки, словно купленные «на вырост», и отдала ключи от машины.
Её только немного удивляло, что то и дело она обнаруживала на его одежде собачью шерсть. Она не допускала и мысли, что в Фонде его успели обработать, и он тратил время на помощь какому-нибудь собачьему приюту. Скорее… Она морщила нос, нехотя вспоминая тот… конфуз, что с ней приключился год назад, и всё ждала, что со дня на день история повторится. Придут какие-то заплаканные сопляки и их родители, будут трясти листовками с фотографиями пропавших шавок… Но ни одно животное в округе не пропало, и тогда она выбросила из головы эту загадку.
А потом впервые нагрянула полиция. Ордера на обыск у них не было, но Соня, боясь навлечь на себя лишние подозрения, не решалась остановить их, когда они будто невзначай шныряли по дому и даже заглядывали в шкафы и кладовки. И только молилась, чтобы они не потребовали отпереть дверь в мастерскую, куда она в панике успела затолкать Адама.
— Мы, действительно, встречались с Евгением. Кажется, когда пропал первый мальчик, — спокойно докладывала она, бродя за следователем по комнатам, — Его тогда выпустили из СИЗО, и он хотел занять денег до зарплаты, чтобы снять комнату. С тех пор я его не видела и не слышала.
— Шеф, тут кое-что интересненькое! — послышался голос сверху, и у Сони от напряжения заныли зубы.
— Вы не против? — спросил следователь, когда вниз сошел молоденький опер, держа за петельку чехол со смокингом.
Соня пожала плечами.
— Чей он?
— Моего парня. Я, знаете ли, художница. Приходится часто посещать мероприятия, где без смокинга не обойтись…
— И где он?
— Кто?
— Ваш парень.
— В командировке. На конкурсе ледяных скульптур.
— Тоже художник?
— Да.
— И когда следующее ваше… мероприятие?
— Не знаю…
— То есть, в ближайшие пару-тройку дней этот смокинг вам не понадобится?
— Нет, — Соня уже поняла, к чему он клонит.
— И вы не будете возражать, если мы ненадолго заберём его?
Она снова пожала плечами и проводила взглядом опера, уносящего чехол.
Казалось, следователь был настолько доволен её сговорчивостью и смокингом, что решил на сей раз быть не слишком нахрапистым, и вскоре она в изнеможении заперлась на все замки и привалилась взмокшей спиной к двери.
Это был другой смокинг. Тот, первый, она спалила в камине, как только поняла, что именно в нём Адик совершает свои вылазки, и как раз на такой случай заказала по Интернету немного простой недорогой одежды и новый смокинг. Чисто на всякий случай… Всё, что следователи найдут — это, быть может, несколько выпавших Адамовых волос и его же отпечатки пальцев.
Когда нервическая дрожь немного отпустила, она поднялась наверх и отперла мастерскую. Она ничуть не удивилась бы, если бы обнаружила Адика, беззаботно коротающего время заточения за работой, но в последнее время он, казалось, совершенно потерял интерес к искусству, занятый … другим. Тем, к чемуего душа лежала гораздо больше.
Но мастерская оказалась совершенно пустой. Разве что сырой осенний ветерок, пробивающийся в неплотно прикрытое окно, слегка трепал простыни, которыми были укрыты незаконченные скульптуры.
Нутро ее вдруг противно сжалось и заныло от осознания, что, скорее всего, они так и останутся незаконченными. Надо срочно всё бросать и уезжать. Заигралась в «мстителей». То, что поначалу воспринималось, как чудо-чудесное, как невероятный, данный ей свыше за страдания бонус к исполнению главного желания — возвращению Жени — теперь обернулось угрозой.
Ей припомнились все те бесконечные, наполненные до неприличия яркими снами, ночи, где она, ворочаясь в мокрой от пота постели, по очереди методично расправлялась со свиносемейкой, препарировала и Свиномать и подсвинков, как вивисектор… Никем не замеченная, не узнанная, неуязвимая…
Каким удачным ей по началу казалось, что подозрения пали на её главного обидчика — Женю… Сейчас же она оказалась в собственной ловушке… Только бежать!
— Адам…, - позвала она, пытаясь определить, под какой из простыней он притаился, — Можешь выходить…
Тишина… Только шуршание её одежды и стук сердца.
Догадавшись, она подошла к двери, которую Женя давным-давно соорудил над узким пределом — небольшой нишей в стене, куда она порой прятала от чужих глаз незаконченные работы. Сейчас там скрывался ее автопортрет, скульптура, над которой она начала работать задолго до Жениного бегства. Поначалу это была ничем не примечательная работа — Комбинезон, палитра в руке, спутанные, испачканные краской кудри… И только после ухода Жени она стала обрастать… деталями, которые она хотела бы скрыть от посторонних глаз. И вот теперь…
— Адам…, - повторила она дрогнувшим голосом и поднесла к двери руку…
* * *
— Эй, ты уснула? Что — «потом»?
Соня моргнула, прогоняя воспоминания, и подняла глаза на Иду.
— Ничего, — она встала с колен, — Потом я поняла, что совершила ошибку…
— Еще раз спрашиваю: почему ты сразу не сообщила в Фонд?! Почему позволила зайти так далеко?!
— Они… они бы забрали его, — Соня отвернулась, не в силах выносить старухин пытливый взгляд, — Ты бы позволила им забрать своего Иля, если бы…
— Да Иль даже таракана не мог прихлопнуть! — старуха возмущенно всплеснула рукой, — Все вырученные за работы деньги жертвовал на благотворительность! Столько жизней спас!..
— Значит, тебе повезло…
— И неужели ты думаешь, что заметь я хоть что-то, то стала бы рисковать, как бы дорог он мне ни был?! Рисковать жизнями,
