Творец - Ольга Рубан
* * *
По возвращении, неотрывно наблюдая за Адамом, Соня все больше убеждалась, что он гораздо больше похож на неё саму, нежели на свой прототип — Женю. От Жени в нем были разве что внешность, от неё же — всё остальное, и это её более, чем устраивало.
Он был столь же немногословен, как она. Так же любил уединение и тишину. Любил те же блюда, что и она (никакой ливерной колбасы и майонеза!), и так же, как она, чутко улавливал личные границы. Ей не пришлось учить его, как в своё время Женю, что нельзя заходить в мастерскую, когда она там. Работает она или просто ест мороженое в своем любимом кресле — не важно! Без приглашения туда хода нет! Он сам это как-то осознал в тот самый миг, как увидел заветную дверь. Того же правила придерживалась и она, хотя и позволяла себе, на правах хозяйки, иногда подсматривать за своим Творением.
Границы стирались только в постели. Соня, готовящаяся к своей «первой брачной ночи», страшно нервничала, но была и воодушевлена, представляя, как будет «учить» этого необъезженного жеребца всем необходимым для неё приемам. Тем, которыми всегда пренебрегал Женя, считая их не имеющими значения закидонами. И каково же было её ликование, когда он мгновенно и безошибочно, словно телепатически подключившись к её женскому естеству, уловил и претворил в жизнь каждое ее малейшее желание…
Он был неопытен, но ей ни разу не пришло в голову сравнить его с чистым листом бумаги. Это не был младенец в теле мужчины, это была уже состоявшаяся личность, имеющая собственную точку зрения, пристрастия и убеждения.
Не имел Адам разве что памяти, ибо помнить ему было в сущности нечего. Когда они вернулись, и она пропустила его вперёд, как кошку, в дом, он застыл, оглядываясь, и в глазах его промелькнуло отчетливое разочарование.
Соня смутилась, ожидая совсем иной реакции на свой великолепный домик, и робко взяла его под руку.
— Что? Что не так?
— Это и есть дом?
— Тебе не нравится? — спросила она и тут же порывисто продолжила, — Если хочешь, мы здесь все изменим! Перекрасим стены, купим другую мебель… Но… Нам все равно скоро придется уехать отсюда. По причинам, которые… словом, я тебе потом все объясню. Когда мы немного отдохнём.
— Мне все равно, где жить, мышка, — ласково ответил он, притягивая её к себе, — для меня дом там, где ты. Но… я помню другой наш дом. И тебя в нём… совсем другую. Настоящую!
— Какой? Что там было? — Соня с интересом глядела снизу вверх на Адама. Может, он помнит что-то из прошлой жизни? Если, конечно, допустить, что все мы живём не единожды…
— Трудно объяснить… Помню… совсем мало света…
— А-а-а! — Соня с облегчением рассмеялась и энергично потянула Адама за собой вверх по лестнице, — Ты о нашей мастерской! Сейчас я тебе её покажу!
— Оно? — спросила она, торжествующе распахнув перед ним дверь на сумрачный чердак.
Он прошелся среди завешенных мольбертов, взглянул на Соню и замялся. Хотел что-то сказать, но передумал и просто кивнул. Озадаченной девушке показалось, что он кивнул просто так, чтобы не тянуть и дальше из души какие-то неясные воспоминания… не имеющие ни к дому, ни к мастерской, ни к ней никакого отношения…
* * *
Женя сидел в засаде в роще напротив Сониного дома. За шиворот с деревьев без конца капало ледяными осенними каплями, но он уже настолько измучился и замерз, что почти ничего не ощущал.
Почти месяц он — бичара бичарой — провел в скитаниях по подвалам и канализационным коллекторам, ночевках в брошенных гаражах на окраине, а в тёплую погоду — так и под открытым небом, завернувшись во все тряпки, которые только мог найти на помойках. Такое неожиданное и внезапное положение загнанного зверя озлобило его до крайности, хотя он, в общем-то, всегда считал себя незлобивым и быстро отходчивым малым. Но теперь, трясясь в воняющих тёпленьким дерьмом колодцах среди таких же пропащих горемык, он ночи напролёт скрежетал зубами, представляя, что сделает с тем типом, который сотворил все это с ним и его семьёй.
Кто этот неведомый злодей?! Зачем ему это?! Куда он дел детей?! Живы ли они?!! И ещё… он наконец-то поверил, что их с злодеем поразительное внешнее сходство — отнюдь не выдумки и домыслы подслеповатых обывателей, которые видят именно то, что ожидают увидеть.
Визит к Нине на прошлой неделе его немного успокоил. Он чувствовал, что она хочет ему верить, и это несколько смягчало сотрясающую его яростную дрожь, которую со стороны можно было бы принять за запущенную болезнь Паркинсона. А потом он выменял на свой улов пустых бутылок у одного из постояльцев коллектора пять минут драгоценного интернета. Выручки с бутылок ему хватило бы на две булки хлеба, пачку майонеза, несколько упаковок лапши и маленькую палочку ливерной колбасы, которую обожал с детства. Но он отдал добычу без сожаления, потому что всё равно навряд ли осмелился бы пойти в пункт приема стеклотары, а потом в супермаркет…
А из интернета он узнал, что пропала и Юлька! Юлька всегда была дурой, прости Господи! Ей было сказано сидеть в школе и ждать, но она попёрлась прямиком в лапы того урода. Какой-то дед в подворотне видел, как мужик заталкивал её в красную машину, но толком его не разглядел. Единственное, что точно разглядел, что никакого смокинга на том парне не было. Джинсы, толстовка, бейсболка и вроде бы мотоциклетная куртка. А следом появились и кадры с камер видеонаблюдения, где на оживленной улице «папаша» якобы энергично отчитывает за опоздание дочь, а потом на пинковозе тащит её в те самые подворотни. Он до боли в глазах вглядывался в размытые нечеткие кадры. Так ли этот тип похож на него или доблестной полиции просто удобнее считать, что это он?
Но кадры были такие плохие, что он не мог разглядеть лицо и сосредоточился на одежде. И да, нынешний прикид извращенца бесил его куда больше, чем пресловутый смокинг, ибо это, действительно, был его повседневный стиль. Он обожал просторные, светлые джинсы, худи и толстовки и души не чаял в своей старой мотоциклетной куртке, которая весила килограмм десять и была куплена ещё в студенчестве в неприметномсеконд-хэнде по до смешного низкой цене.
Понятно, что гнус, как говорится, поймал струю. Понял, что по дикой, фатальной случайности похож на какого-то лоха, которого теперь и подозревают,
