Часть их боли - Д. Дж. Штольц
– Нет. Пусть пока будет здесь. Пригласи ко мне лекарей, которые осматривали его. Я желаю выслушать их. Затем позови на завтра еще лекарей, но уже из Мастерового района, не связанных с дворцом. Вели им объяснить причину этого состояния, но о диагнозе лекарей из дворца не говори.
Ночью Юлиан испил черной крови советника. Единственное, что он выяснил, – яда, который вызвал бы нарочный паралич, в ней не оказалось. А назавтра к нему явились как дворцовые лекари, так и городские. Эти мужи боязливо ощупали безвольное тело и высказались, что да, советник крайне плох, совсем не отзывается, не способен даже подмигиванием доказать, что понимает их. Сколько бы изощренных методов они ни применяли, сколько бы ни маготворствовали, Илла так и продолжил лежать, как мертвец. И только тихое дыхание делало его едва живым. Юлиан выслушал всех целителей по очереди и пришел к выводу, что и те, кого могли подкупить, и те, кого подкупить не могли, говорят одинаково. Считают, что чиновника разбил страшный паралич…
* * *
Почти сразу после беседы с лекарями Юлиану сообщили другую страшную весть. Оскуриль, его милая невеста, накануне была найдена мертвой в пещере подле Элегиара. И в каком ужасном состоянии ее обнаружили рабы: четвертованной, с застывшей маской ужаса, перекосившей ее нежное лицо! А подле лежал один из дворцовых магов. При нем нашли труд по демонологии, который и указал причину, почему эти двое оказались в отдаленной пещере: для снятия клейма. Это подтвердила и успевшая убежать рабыня со светильниками, которая, будучи немой, гримасами кое-как объяснила про кельпи.
После услышанного Юлиан почувствовал, как в нем вспыхнула лютая злоба. Он был окружен рабами, поэтому во избежание огласки не позволил дрогнуть ни одному мускулу на своем лице. Сам же, бросив все дела, тут же направился во дворец. Он обнаружил Дайрика в Ученом приюте. Тот вел обсуждение с вороном закона «О документировании трат на исследования». После того как ворон ушел, неудовлетворенный тем, что его намерение вести отчет всем тратам опровергли, Ралмантон нарочито вежливо поздоровался с консулом. Правда, сквозь эту вежливость пробилась ярость. Собеседник даже растерялся, встретившись с таким напором.
– Девочка хотела как лучше, – голос Дайрика дрогнул.
– То есть собиралась убить того, кто мне дорог? Ты думаешь, это достойно называться «сделать, как лучше»? Впрочем, это уже не мои проблемы, достопочтенный, потому что я все свои обязательства перед тобой выполняю в должной мере!
– Несомненно…
– В таком случае имеешь ли ты ко мне какие-нибудь претензии? Быть может, я в твоих глазах негодяй, сгубивший юную деву, которая совершенно невиновна?
– Нет. Я признаю, что она виновата…
– А откуда, осмелюсь спросить, она вообще взяла этот труд? – продолжал напирать Юлиан, повышая голос. – Как он попал к ней в руки? Каким образом?!
Он глядел, как Дайрик изворачивался перед ним гадюкой, которую швырнули в пылающий костер. Ему беззастенчиво врали прямо в лицо, пытаясь сохранить отношения, вместо того чтобы их разорвать. Это вызывало злую усмешку.
Весь оставшийся день, пока Юлиан ходил по башне, Дайрик Обарай оставался растерянным. И хотя его лицо скрывала темная маска, даже по голосу было понятно, что он в смятении. Он то отвечал невпопад, то замолкал там, где надо говорить, то говорил несуразицу там, где надо молчать. Могло показаться, что он до сих пор не оправился от смерти милой Оскуриль, к которой был неравнодушен. Однако Дайрика в первую очередь подкосило то, что весь план по захвату бессмертного провалился, ведь в этом плане большая роль отводилась советнику. Именно поэтому он отчаянно соображал, как теперь ему выманить в положенное место Юлиана Ралмантона, чтобы пожать плоды заговора.
Позже шанс представился сам собой.
– Я планирую отправиться в путешествие, – сказал уже под вечер Юлиан, стоя у стола с колбами.
– Как? Когда? – Обарай постарался не выдать напряжения.
– На этой неделе. Я думаю, ты поймешь меня, достопочтенный. Мой отец болен, невеста – мертва… – Тут он не выдержал, снова зло усмехнулся, отчего его собеседник вздрогнул. – Я не знаю, сколько осталось моему славному отцу, но он перестал узнавать меня, как и всех вокруг. Поэтому я закончу неотложные дела, поучаствую в одном интересном событии, куда меня пригласили, и уеду.
– Куда же ты собрался?
– Не знаю. Куда-нибудь к южным далеким морям, встречающимся с песчаными барханами…
– А как же белая роза?
– Ты до сих пор веришь, что мы разгадаем столь давний секрет нашего учителя?
– Уже давно не верю, – признался веномансер. – Мне прискорбно жаль, что все так вышло, Юлиан. Оскуриль желала тебе лишь добра… Но она неверно восприняла происходящее, посчитав, что тебе угрожает опасность. Она была совсем юной, несмышленой. Прошу, не вини ее… Что до твоего отъезда… Я все понимаю, поэтому сам прикажу оформить в канцелярии соответствующие приказы. – Тут он снял маску, отерев под ней пот. – К слову, на какое событие тебя пригласили, если не секрет?
– На охоту. Церемониймейстер собирается выехать к рощам подле пущи Праотцов, – глаза Юлиана блеснули.
Не заметив этого злого блеска, Дайрик сморщил рот в сторону, будто размышляя.
– Признаться, я не любитель охоты, – наконец сказал он своим ленивым блеклым голосом. – Грубое развлечение, свойственное неотесанным мужланам или пропахшим волчатиной царедворцам. Нам, ученым мужам, не должно в такое вмешиваться, потому что наше дело куда изощреннее и сложнее. Пока они охотятся на облезлую хитрую лису, мы загоняем цели куда более великие. Но я не хотел бы расставаться с тобой вот так, поэтому, если ты не против, я желаю составить тебе компанию…
Юлиану осталось лишь согласиться на предложение от того, кто будто бы желал достойно попрощаться. Чуть позже веномансеры расстались. Обдумав все произошедшее, Дайрик пришел к мнению, что на самом деле все сложилось гораздо лучше, чем казалось поначалу. Ведь ставший калекой Илла Ралмантон не успел предать, но успел вложить ему в руки все нужные нити интриг, которые он натянет уже сам. Больше никто не помешает ему владеть бессмертием единолично. И Дайрик видел в этом знак все той же судьбы!
* * *
У Гусааба Мудрого была безупречная репутация мудреца, лишенного всяких пороков. Его нельзя было ни в чем обвинить или сместить, так как за него стояла горой вся мастрийская знать. Его младшие родственники, включая Дзабанайю, Фаррина и Адро, занимали важные кресла. Гусааба нельзя было подкупить, потому что он мыслил иными категориями, отличными от златожорства. Его нельзя было убить – он не боялся смерти, поэтому тщательно подготовился к ней. Получись у посланных наемников заколоть старика – сработают пружины мести, отчего весь Элегиар узнает о сыне советника.
Впервые за много лет Юлиан повстречался
