Часть их боли - Д. Дж. Штольц
* * *
Впереди зазолотели полные света павильоны Гусааба Мудрого. В этой части лагеря царила необыкновенная легкость. Молодые маги сидели у костров, пили пиво, вино и делились какими-то остренькими шутками про Прафиала. Все они готовились или вернуться домой, когда «Птицы» будут разобраны, или отправиться дальше – в западные провинции.
Смеются, думал Юлиан. Так веселы и счастливы, будто и не лилась неделю реками кровь, окропляя их. Что им станется? Распушили перья, будто птицы, очистившись от грязи, и зажили дальше своими заботами. Да еще о чем-то мечтают: о чине, любви или неслыханных путешествиях в далекие земли. Это ощущение молодой пылкости как-то смутило проходящего мимо Юлиана, оно показалось ему чужим, неестественным. Он двинулся дальше, пока не зашел в огромный светлый шатер, расписанный посередине двумя фениксами, обнимающимися в полете.
Гусааб был занят тем, что писал, склонившись к бумаге своими подслеповатыми глазами. Одет он был в простое платье, не спальное, но скорее домашне-парадное, такое, в котором можно принять гостя некоролевской крови. Поприветствовав вошедшего, он поднялся и пригласил его в маленькую комнату, где стояли три кушетки, столик и много-много светильников.
Юлиан снял маску ворона. Они с архимагом начали с легкой вступительной беседы, обсудив для начала заслуги Дзабанайи Мо’Радши. Затем они перешли к захвату города, а также сопровождавшим его проблемам и последствиям. Их беседа была спокойной, вдумчивой, и Юлиан все ждал, когда же они подойдут к сути вопроса, пока архимаг вдруг вежливо не поинтересовался:
– Чем собираетесь заняться дальше?
– Вернусь в Элегиар, к чиновничьей службе.
– Хм, вот оно как, – вскинул брови мудрец. – А что вас держит на этой должности, Юлиан? В вашем возрасте принято путешествовать, вкушая сладость богатства, общаться с прекрасными девами. Но никак не оставлять лучшие годы в алхимических залах и библиотеках, где обитают одни лишь брюзжащие старики вроде меня.
– Я охоч до наук и тишины, – ответил Юлиан. – Что вас держало в библиотеках?
– Цель, – ответил мудрец.
– Какая же? – поинтересовался Юлиан.
– В разные годы разная. Поначалу я был очень пылок, страстно жаждал отыскать в старинных книгах знания. Став старше, я захотел применить эти знания для стяжания благородной славы. Еще позже, укрывшись сединой и титулами, я решил положить остаток лет на возвеличивание моего народа. Ну а сейчас… – и архимаг устало улыбнулся, отчего его багровое лицо стало напоминать финик, – сейчас я всем этим занимаюсь, потому что лучше меня этого никто не сделает.
– Судя по вашим словам, постройка «Птиц» была вам в тягость.
– Скорее отягощающей необходимостью, чтобы победить. Как говорит наша мастрийская мудрость, с мирными людьми следует быть теленком, но с врагом на войне надобно оборачиваться яростной Анкой, дабы поскорее завершить ее. Хотя, признаться, я не любитель войн, чего никогда не скрывал…
– Странно слышать это от вас, – задумчиво произнес Юлиан. – Вы так не похожи на своего внука.
– Мой внук еще молод, отчего искра Фойреса полыхает в нем, сжигая все вокруг, – вздохнул Гусааб. – А вы, почтенный, неужели, судя по вашим рассуждениям, вы тоже уже не чувствуете себя молодым?
Будь Юлиан простым аристократом, он бы тут же пустился в долгий, пространный монолог о том, что чувствует себя куда более зрелым, нежели ему положено, то есть буквально придавленным жизнью стариком. В общем-то, такими себя чувствуют почти все достигшие сорока лет и повидавшие на своем веку достаточно грязи и подлостей.
Однако он молчал, разглядывая собеседника. Гусааб оказался очень деликатным мастрийцем, который за весь разговор ни разу не проявил ни религиозной фанатичности, ни упрямства в суждениях. Каждый его вопрос был мягок, как и его взгляд, располагающий к себе, но вместе с тем внушал уважение, ибо под этой мягкостью таилось могучее всезнание. Будучи весьма опытным в интригах, Юлиан, однако, почувствовал, что этот незамысловатый вопрос отличался от прочих – будто задающий нарочно подвел к нему весь ход беседы.
– Так что же? Ответите? – Гусааб улыбнулся.
– Уж не об этом ли вы хотели побеседовать?
– Возможно, – снова улыбнулся мудрец, соглашаясь.
– Какой ответ вы от меня предвосхищаете? – взор Юлиана стал острее.
– Честный. Хотя честность в нашем мире – это часто тот еще самообман… Я вижу, ваш склад мыслей сильно отличается от принятого в знатном кругу. Вы не похожи на обычного златожорца… Вы не ругаете короля, но не потому, что поддерживаете, и не потому, что повязаны с Ее Величеством любовными узами. Однако и не хвалите его… Вы даже не участник интриг, а скорее наблюдатель, зашедший в гости поглядеть на красочное бытие жизни, на ее пестрый цвет.
Юлиан глядел на Гусааба, едва склонив голову набок. Тот отвечал встречным светлым взором.
– Продолжайте, – спокойно произнес вампир.
– Я понимаю, сказанное мной ничего не означает. Есть немало затворников, живущих как бы не там, где им стоило. Но чтобы не быть голословным, я попрошу другого человека завершить мою мысль. – И мудрец позвал кого-то: – Амай!
Внутрь крохотной комнаты зашел мужчина, в годах между сорока и пятьюдесятью, когда тело покрывается добротным брюшком, придавая облику почтенность. Это был мастрийский маг-лекарь. Однако лицо его было скорее зунгруновского типа, то есть полное в щеках, широкое, цвета дерева. Юлиан раз или два встречал его в Ученом приюте и знал, что это помощник архимага.
– Это Амай, – сказал Гусааб Мудрый. – Сомневаюсь, что имя вам о чем-нибудь говорит, потому что каждого второго зунгруновца зовут так же. Амай… Будь добр, поведай нашему почтенному Ралмантону историю своей жизни, которая, возможно, покажется ему интересной.
Лекарь бросил на гостя пугливый взгляд и начал рассказ:
– Я родился в Саддамете – это рабовладельческий город Детхая. Матерью моей была вольноотпущенница Амария, некогда купленная на рынке богатым мужчиной, а отцом – тот самый мужчина. Он выкупил ее за десять золотых сеттов, провел с ней ночь, а затем отпустил, вознаградив золотом. Иногда он навещал нас. Когда я подрос, отец забрал меня. Он стал мне учителем, у которого я перенимал науку магии и языков, изучив даже северный. Да, мой отец был магом! Одним из величайших! Моим отцом был Зостра