Часть их боли - Д. Дж. Штольц
Желая отвлечься от увиденного, Момо тихо спросил:
– А что мне делать, когда найдем архимага?
– Просто молчи. Это лучшее, что ты можешь.
Перед королевским дворцом на наспех возведенных в виде дерева виселицах были лесенкой подвешены трупы. Среди них Юлиан заметил и короля Гайзу. Его принесли на площадь уже мертвым, надев на шею позорную табличку. От нага пахло ядом, а его лицо гротескно распухло. Его повесили вниз головой, отчего шелковые одежды заструились к мокрой земле, обнажив для всеобщей насмешки уже немолодое чешуйчатое тело.
А посередине площади в клетке сидел узник.
Не сразу Юлиан признал Абесибо Наура. Лишенный доступа к молодильной магии, тот сильно состарился за эти три года. Не чувствовалось в нем ни прежней осанистости, ни величия. Спутанная борода обрамляла худое треугольное лицо. Его голова окончательно облысела, а тело скрючилось. Однако Ралмантон поразился не этому, а безумному взгляду, которым узник глядел из-за прутьев, капающей с его нижней губы слюне, а также грязному от испражнений рваному балахону. Абесибо передвигался по клетке подпрыгивающими скачками, будто дикий зверь.
Его охраняла гвардия. Однако, похоже, никто не собирался наказывать шута. Не было здесь больше Абесибо, Великого ловца демонов… только Абесибо Безумец, который тешил и веселил народ. Все вокруг него стояли под моросящим дождем и радостно тыкали пальцем.
– Слабоумный! – смеялась толпа.
– Променял Праотцов на змей? Получай!
Скача на четвереньках, Абесибо забавлял собравшихся. Он катался по постеленной соломе, выл по-волчьи и пытался просунуть лысую голову между прутьев. Иногда он выдирал из своей бороды волосины, затем швырял их в окружающих, будто смертоносное заклинание.
– Опасайтесь его бороды! – глумился довольный народ. – Ах, как неистово чародействует! Сразу видно двусловца!
Юлиан в удивлении разглядывал заключенного. Вдруг его за рукав испуганно дернул подошедший Момо, который принялся шептать о какой-то опасности. Стоило аристократу обернуться, как он заприметил Гусааба Мудрого. Тот тоже увидел его, отделился от своей свиты и приблизился, облаченный в светлые шаровары и рубаху – белыми одеждами мастрийцы обычно выражали скорбь.
– Да осветит солнце ваш путь, – обратился Гусааб. – Передо мной сам почтенный Ралмантон, который исцелился от ран?
– Так и есть, – ответил холодно Юлиан, понимая намек.
Архимаг удовлетворенно кивнул и встал рядом. В один момент он бросил спокойно-ясный взор на застывшего поодаль курчавого юношу: смуглого, худого, как ветка, с темным взглядом исподлобья. Тот шарахнулся и быстро скрылся в толпе, слившись с ней. Юлиан проводил его взглядом, понимая, что Момо отказала его хвастливая слабость, затем снова посмотрел на клетку.
– Вижу, вы удивлены переменой? – спросил Гусааб, кивнув в сторону Абесибо.
– Он тогда был совсем другим… – отозвался Юлиан.
– Многие его помнят другим. Поначалу все решили, что Абесибо прикинулся безумным, чтобы спастись от повешения. Но, похоже, этот некогда великий человек и правда сошел с ума.
– Где вы нашли его?
– Во дворце, королевском. Влияние Науров заметно ослабло после того позорного случая, поэтому им, почти обнищавшим, отвели самые отдаленные покои. Скорее всего, денег не хватало даже на скромное проживание. Гайза лишь исполнил свое обещание, но убрал их подальше с глаз, – задумчиво произнес Гусааб. – Когда Абесибо нашли, он лежал в объятьях своей мертвой жены Марьи, в окружении таких же мертвых родственников. Судя по всему, всю его семью, как и прочих чиновников, вынудили принять яд – морву. Но Абесибо не умер, выжил и лежал связанный своим же семейством, как одержимый… Он стал свидетелем, несчастным свидетелем… Всех этот факт знатно повеселил, поэтому его и поместили в клетку на потеху, принялись плеваться в него. Он получил свое наказание за то, что натворил, – Гусааб вздохнул. – Почему я не вижу радости в ваших глазах? Разве вы не ненавидели его?
– О, я ненавидел его всей душой! – признался Юлиан. – Я сам желал подарить ему смерть. Сложись в ту ночь все иначе, я бы убил его собственными руками. Но он достоин смерти, а не издевательств.
– Да, – серьезно кивнул Гусааб. – Он был ужасен, но и велик. Для каждого великого такой конец: потеря ума и уважения – это самый ужасный конец. Ему должны были подарить смерть, когда нашли его в объятьях жены истекающего слюной и ходящего под себя. Я настоял на этом… Услышав мои слова, он вдруг перестал неудержимо хохотать и разрыдался, будто от счастья, что я разрешу его судьбу. Но мне не позволили. Я не имею права выбирать судьбу королевских пленников. Так что он еще поживет до виселицы в Элегиаре, где и обретет спокойствие. Бедный человек…
Юлиан покачал головой.
– А вы считывали его разум? Что произошло с ним в ту ночь, когда он сделался безумным?
– Считывал, надеясь, что это поможет Абесибо окончательно забыться. Но он выдержал испытание, будто воля его еще не угасла. Зато сам я ничего не узрел, кроме того, что он ступил той страшной ночью в храм и подошел к статуе Прафиала, после чего разум его померк.
– Что ж, понятно, – глухо отозвался Юлиан, затем спросил более низким голосом: – Знаете, я искал с вами встречи, но то, как быстро вы сами подошли ко мне, заставляет меня думать, что вы хотите обсудить что-то.
– Не отрицаю… – откликнулся Гусааб. – Нас давно хотел познакомить мой пылкий внук, восхищенный вашими добродетелями, однако каждый раз что-то мешало. То я был в полях, то вы проводили все дни в поисках некой белой розы, то ваше ранение… Если вас не затруднит, будьте добры зайти этой ночью, до полуночи, в мой шатер, куда я ненадолго вернусь для распоряжений о разборке «Птиц Фойреса». Там и побеседуем, наверстаем упущенное.
Юлиан холодно кивнул, развернулся и ушел.
Оставшийся день он провел в смотре войск, которые, насытившись, стали походить на людей. Будто и не было той кровавой ночи… Вампиры стояли на площади, свежие, сильные, однако с их лиц еще не стерлись злые счастливые оскалы, как у зверей, почувствовавших волю. Юлиан Ралмантон ходил между рядами, проводил ревизии ларов, просматривал отчеты по негожим рабам, передвижениям и расходу снаряжения. Вместе со своим ларом он был занят и ларом погибшего старого Обарая, ибо на время их заместили совсем неопытные помощники.
Постепенно эта волокита разогнала его мрачные мысли. Гусааб Мудрый был для него загадкой, поэтому он понимал, что все откроется только после полуночи. За Юлианом под дождем бегал Момо,
