Часть их боли - Д. Дж. Штольц
– А эти все продолжают сколачивать… Что их громада сделает против защитников города? А, Мадий?
Матерый выливал купленную за дурные деньги выпивку, чтобы промыть раны. Никто с ним возиться не собирался. Лекари исцеляют богатых – это золотое правило. Он поморщился от боли, прилег на бок у подрагивающего костра, готового вот-вот потухнуть под пологом, залитым дождем.
– Э-э-э, нескоро мы заступим за эти стены. Я у тебя одеяло возьму, Мадий… Оно же тебе уже не нужно, правда?
Печально усмехнувшись, старый вампир порылся в вещах Мадия, достал промокшее насквозь одеяло, переданное матушкой молодого вампира, и завернулся в него. Он дрожал на лежанке, под которую подстелил другие свои вещи, чтобы хоть как-то поднять ее над землей. Его измученное обгоревшее тело пробирал озноб. Осень выдалась очень холодной. Вампир обратил затуманенный взор к стенам, которые высвечивали редкие пляшущие и шипящие от воды костры. Скоро те, кто желает обогреться, устанут поддерживать огонь под таким проливнем – и весь бивуак погрузится в черноту.
Уже засыпая, укрытый льняником Мадия, тело которого осталось лежать во рве, старый вампир вдруг услышал отдаленные крики с юго-западной стороны, где были оборотни. Там, разогнав ночь, до самых небес взметнулось огромное пламя. Завыли ратники, несущие дозор в волчьих шкурах. Горела одна из «Птиц Фойреса», к которой подобрался совершивший вылазку вражеский отряд. На пытавшихся спалить неугодные постройки, грозящие чем-то необъяснимым, но пугающим, с остервенением накинулись.
Матерый прикрыл глаза, понимая, что ему прежде всего нужно отдохнуть. Он силился не обращать внимания на полыхающий горизонт, пока там бегали маготворцы, стремясь потушить пламя и пронзая дождь заклинаниями. Вскоре остов потух, – помогли и проливень, и магия, – но от одной «Птицы» теперь остался только черный скелет, глядящий изуродованными обрушившимися брусьями на город.
* * *
В осажденном Нор’Алтеле, пережившем неделю штурмов, началось бурное движение. Был поздний вечер, и войска уже отхлынули в лагерь, зализывая раны. За зубчатыми стенами, освещенными фонарями, вновь собирались чародеи, наги, гарнизон и просто любопытствующие. Собирались даже вопреки дождю, чтобы посмотреть на очертания великанских сооружений, стоящих на нескольких равноудаленных друг от друга холмах.
«Птицы Фойреса» представляли собой четыре огромных требушета. Спустя неделю, раньше положенного срока, к счастью для нападающих и к несчастью для осажденных, их все-таки достроили. Поодаль чернел сгоревший пятый. Орудия достигали невероятной высоты – двух сотен васо! Брус, служивший рычагом для метания, был длиннее двадцати пяти васо. Как и многие другие элементы конструкции, его укрепили заклинаниями. То было дерзкое соединение инженерной мысли и магии, доселе невиданное, позволяющее породить чудовище, которое не смогло бы даже стоять под собственным весом, не то что стрелять.
Вокруг требушетов копошились, как муравьи, обслуживающие их плотники, инженеры и прочая прислуга. В общем, этот многочисленный свет и признаки слаженного оживления как раз и привлекли внимание жителей Нор’Алтела.
Гусааб стоял тут же, на холме: старый, согбенный, но гордый. Подле него находились рабы, держа над ним полотнище. Однако дождь был так силен, что омывал старца со всех сторон, стелился по земле и мешал работе. Одежда приставала к телу того, острая борода растрепалась. По лицу стекала вода, но архимаг стоял не шелохнувшись и лицезрел, как прислуга готовила орудия для выстрелов. Невольники дрожали от холода. Они искренне не понимали, почему их хозяин не идет внутрь шатра. Гусааб же был счастлив от того, как все продвигалось. По его старым глазам казалось, будто он мысленно раздвинул материи будущего, заглянул в него и удостоверился: победа будет за ним.
Меся глинистую грязь, к нему подъехал на скакуне его помощник, пышнотелый Амай Ясноокий. Он спешился рядом, воззрился с восторгом на четыре огромных требушета, к которым начали подкатывать деревянные шары.
– Оборотни интересуются, когда «Птицы» начнут стрелять.
– Неужели вспомнили… – понимающе улыбнулся Гусааб.
– Они недовольны. Говорят, лес и так вырублен по всей округе. Вода собирается благодаря дождю, и пока ее хватает, но в лагере уже начались вспышки болезней.
– Значит, все-таки не верят… Скажи им, пусть подойдут и посмотрят на первые выстрелы. Мы готовы. Удостоверившись в могуществе Фойреса и его детей, они сами перестанут кидаться в исступлении на стены, позволив «Птицам» обрушить их. Штурм начнется через несколько дней, если враг не сдастся раньше. Передай им это…
Ветер выл. Ливень усилился, и теперь одежда Гусааба прилипла к его телу, отчего он казался совсем худым. Его красная куфия от тяжести мокрой ткани перекосилась, вода текла по темным бровям, попадала в глаза, обползала бородавку на щеке, капала с носа. Гусааб смахивал воду, продолжая глядеть на возню подле четырех осадных орудий. У каждого великого человека в душе есть мечта, непонятная всем прочим. Так и у архимага была мечта возвысить человечество не посредством магии и жертв, а посредством ума. И сейчас он готовился исполнить ее.
Под его спокойно-мудрым взглядом к пращам подкатили деревянные шары, сдавленные железными прутьями. Из шатров и павильонов уже выходила местная знать, чтобы стать свидетельницей могущества «Птиц Фойреса».
Когда запели трубы, вокруг мест, где стояли требушеты, раздался оглушительный шум: затрещали лебедки при подъеме противовесов, заскрипели составные части, потерлись о желоб камни. Скрип… И шары унеслись во тьму, скрывшись от людских глаз, пока вампиры продолжали наблюдать за их дугообразным полетом. Шары становились все мельче и мельче, пока не пропали. Часть из них перелетела стену Нор’Алтела сильно выше, часть рухнула перед ней. Дерево разломалось в щепки, крепления покорежились, и на глазах удивленных эгусовцев оттуда высыпалась… глина!
Никакого ущерба нанесено не было, и, разглядывая содержимое странных шаров, туго скрепленных между собой, защитники начали сдержанно посмеиваться. В них продолжали лететь и лететь полные красной земли, коей здесь в достатке, заряды. Их легко сдерживали магические щиты, лишь ненадолго вспыхивая в месте соприкосновения.
– Почему они стреляют не камнями? Что за позор? – кривил лицо Расс Асуло.
– Видимо, размер не всегда означает силу…
– Мастрийцы горазды только в обещаниях!
– Срам! Что же за «Птицы» такие полумертвые?
Наконец все четыре требушета начали исправно попадать аккурат едва выше стены, и тогда к ним подкатили снова будто бы те же деревянные шары. Крайне осторожно их заправили в пращи. Взор Гусааба стал сосредоточенным. После сигнала – уже мигания сильфовскими фонарями – осадные орудия одновременно выстрелили. Шары понеслись ввысь птицами, пропали. А затем вдруг случилось то, чего многие не ожидали. Вместо того чтобы разломаться и рухнуть, как раньше, они вдруг разорвались огромными желтыми вспышками. Треск был такой страшной
