Часть их боли - Д. Дж. Штольц
Миновав первую комнату, подготовленную для встреч, Юлиан прошел за расписную занавесь, где находилось его лежбище. Там стоял на возвышении большой резной сундук, подле него постель, а еще чуть ниже и сбоку – скромная лежанка для личного раба с таким же скромным сундуком, где надобно было хранить тот скарб, которому не место в хозяйском.
Переодевшись в спальное, он засел над старой картой Змеиного города. Около него стояли Латхус и Тамар, его вечные спутники. Больше внутри никого не было. Рабов отослали, а в ало-золотом шатре возвели звуковой барьер усилиями нанятого мага, который мок снаружи. Юлиан приглаживал края карты, взбухшей из-за неправильного хранения.
– Сколько, говоришь, гарнизона у них, Латхус?
– Больше четырех тысяч.
– На стену хватает…
– Да. Как и на бои в случае пробития стены.
– А что народ говорит насчет осады?
– Короля они ненавидят, но мастрийцев и элегийцев ненавидят больше. Пока у короля Гайзы выходит сдерживать разногласия. Склады полны зерна, оливок, которые они успели закупить в этом урожайном году. Большую часть вампиров и оборотней из нищих районов они изгнали прочь. Город снабжают подземные источники – их отравить никак не выйдет. Помимо этого, есть дополнительные резервуары для сбора дождевой воды.
Ралмантон задумался. Значит, все на стороне осажденных.
Чуть позже, выведав новости уже из Элегиара, в котором советник остался без присмотра, он разрешил личному рабу вернуться. Чтобы не превращать поход в состязание аристократии в роскоши и звоне монет в кошеле, было принято решение позволить определенное количество рабов разного назначения. В качестве личного раба-камердинера Юлиан прихватил только молодого Атро, золотые руки которого успевали делать все за троих. Он купил его на рынке Элегиара. Атро зашел внутрь со склоненной головой. Курчавые волосы ниспадали на его юношеское смуглое лицо. Он примостился в сырой уголок, на свою лежанку, затем принялся накладывать латку на изорванный плащ.
Юлиан же продолжил нависать над картой.
– Атро, – рассеянно повелел он, думая о своем, – подготовь мне красный костюм для визита. Тот, с золотым наплечником и узорами по горлу и бокам.
– Сделаю, – раб продолжил, вывалив язык, орудовать иглой. Даже не шелохнулся.
– Атро, мне это нужно сейчас.
– Хорошо-хорошо, обождите. Дошью вам плащ…
В удивлении Юлиан поднял свой взор на невольника, который, вместо того чтобы тотчас исполнить приказ, продолжал лениво подшивать. Пригревшись в теплом шатре, невольник качался от навалившейся усталости. Однако не успели его грозно одернуть, как он случайно уколол иголкой свой палец. По шатру тут же прокатилась уличная брань, где угадывалось знакомое «дрянь!», к которому присовокупили еще столь страшные слова, от которых грохнется в обморок всякая приличная девица. Затем Атро и вовсе засунул свою грязную пятерню в раскрывшийся рот, отчего щеки его раздулись, и принялся ее посасывать.
– Момо!!!
Раб от неожиданности подскочил.
– Где? Кто? О ком вы?
– Будешь другим эти сказки рассказывать!
– Да я не Момо… Ну что вы, хозяин…
Юлиан зло рявкнул:
– Вот я сейчас прикажу позвать демонологов. Там и узнаем!
– Ой, не надо, почтенный!
Облик слуги тут же расплылся, растянулся, будто по нему пробежала рябь, только пряди остались виться колечками, потому что у обоих юношей они были похожи. Спустя миг у лежанки стоял переминающийся с ноги на ногу Момонька, который глядел исподлобья своим темным взором.
Удивившись, он поинтересовался:
– Как вы догадались, почтенный, что это я?
– Потому что я тебя, обормот, знаю лучше, чем ты себя! Тебе кто разрешал следовать за мной? Кто дал тебе право, дубоум?!
– Да я… – И он принялся бурно оправдываться: – Так случайно вышло, почтенный! Вот клянусь! Я Атро и пальцем не тронул, не глядите так. Я же обещал вам покончить с улицами, а я обещания исполняю! – Момо втянул голову в плечи. – Он ехать боялся, переживал, жаловался мне, как девица трусливая. Ну я и сказал ему, что попрошу, чтобы взяли взамен меня. Когда грузили поклажу, я и умыкнул его вещи из сундука. Ну и все… А там облик поменял, покрыв голову пелериной. Никто ничего не сообразил! А те, кто остались, решили, что я как раз и поехал, заменив Атро… Вот как ловко я все провернул, правда?
Тут Момо сообразил, что получилось у него далеко не ловко, потому что Юлиан продолжал буравить его суровым взглядом.
– Ты хоть понимаешь, куда приехал, дубоум? Это тебе паломническое путешествие к оливковым рощам, что ли? Здесь в ближайшие месяцы будут только смерть от голода, стрел, копий и магии. Здесь вонючая злая погибель, понимаешь ли ты… Может, надо было оставить тебя на виселице, если тебе жизнь не дорога?!
– Да я…
– Не пререкайся! Что делать, если обнаружится, что у меня среди слуг мимик? Даже то, что я позволил тебе остаться в моем доме, – уже риск. А здесь, посреди маготворцев, мало того что тебя вычислят и прикончат прилюдно, так и моя честь будет опорочена. Ты нарушаешь свое слово!
– Я не нарушал! Я последовал за вами, почтенный, не сбежал! Все дни я ехал рядом, и никто ничего не сообразил. Даже вы!
– Но ты подставил меня.
Юлиан подостыл. Он рывком поднялся из-за стола, приблизился к лежащему плащу, оглядел и печально усмехнулся: плащ из дорогого арзамаса подшит рукой самого неумелого портного Элегиара. Портного, который вихляющим, будто пьяным, швом накладывал поверх заплатку из ткани для нижнего белья.
По одному взгляду Юлиана Момо понял, что облажался. Уши его вспыхнули ярким пунцом, а сам он насупился.
От всей души юноше отвесили подзатыльник. Умишка-то у него, может, и прибавилось, но характер… Характер остался строптивым, как у полевого черта. Так они и стояли. Момо зыркал из-под бровей, потирая шею и считая, что поступил верно, пока Юлиан поглядывал уже не на плащ, а в сторону хозяйского сундука, подозревая, какой бардак должен таиться под крышкой.
– В тот день, когда я встретил тебя, я, видимо, был проклят судьбой, – заметил он насмешливо. – Теперь везде в этом огромном мире мне встречаешься ты… Именно ты, оболтус… Но я с тобой возиться не намерен. Будешь сидеть здесь, в шатре! Конечно, ты снова убежишь, думая, что никто не может запрещать тебе бродить где вздумается. Но если раскроешь себя или помрешь в потасовке из-за собственной глупости, то вини только себя! Понял?..
Момо промолчал.
– Ты понял?
Теперь Момо кивнул.
А Юлиан снова посмотрел на накидку и тихо выругался, злясь уже и на себя,
