Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
— И тэмека вся промокла, — попыталась развеять сгустившуюся неловкость Тшера, запихивая мокрый трубочный чехол обратно в такую же мокрую седельную сумку. — Ладно хоть немного её оставалось — не так жалко.
— В Хаттасаре можно купить новой, — мягко ответил Верд.
Тшера невесело усмехнулась.
— В Хаттасаре теперь мне уж вряд ли что-то продадут, даже втридорога, даже из остатков самого паршивого качества, где пыли больше, чем листа.
«Ну давай, пошути о том, что всё к лучшему, и вот она — возможность завязать с дурной травой».
— Но продадут мне, — просто ответил Верд, и Тшера почувствовала, как жар заливает её щёки.
— Ты такой хороший, что аж тошно. И я всё ещё думаю, что ехать за мной — задумка скверная. — Она села в седло. — Спасибо, что выручил. Опять. Но…
Договорить она не успела, Верд перебил её.
— Если ты думаешь, что я навязываюсь в спутники исключительно из благородства, ты ошибаешься, — сказал он серьёзно и как будто даже расстроенно, словно не одобрял собственных мотивов и предпочёл бы рисковать головой исключительно из великосердия.
Тшера насторожилась.
— И какая тебе в том корысть? Я бы пообещала плату, но не уверена, что мне будет, чем тебе заплатить.
По тому, как Верд усмехнулся, стало ясно: дело не в монетах. И вообще не в корысти. Тшера, не дождавшись ответа, спешилась — от того, что Верд смотрел на неё, задрав голову, неловкость лишь усиливалась. Кажется, он принял это за ответ. Кажется, это ответ и был, но Тшера поняла это, лишь оказавшись на земле.
— Если бы ты заплутала в дремучих дебрях, сбившись с дороги, и, спустя много времени, когда уже почти отчаялась найти путь, набрела на тропу… Скажи, пошла бы ты по ней или обратно в чащу?
Тшера промолчала. Она пыталась сложить в голове все свои догадки относительно Верда, но не понимала, к чему он ведёт.
— Ты скетх? — спросила она прямо.
— Теперь нет.
Верд смотрел ей в глаза открыто и спокойно, и его взгляд говорил, что сам Верд не расскажет ничего, но спрашивать — можно, и ответы она получит честные.
— Теперь нет, потому что пролил кровь — убил того сангира, которого знал мальчишкой? Твои шрамы — это он с тобой сделал? Из-за него ты потерял путь? А теперь нашёл — хочешь остановить другого такого же сангира? Так?
Что-то до конца всё равно не складывалось, но иных предположений у Тшеры не было.
Верд ответил не сразу, но взгляда, пока молчал, не отвёл.
— Теперь нет, потому что сам ушёл из брастеона, чтобы пролить кровь. Но сангир не имеет отношения ни к ней, ни к моим шрамам. И путь мой с ним не связан, потому что это был не путь скетха, а… Скажи, ты не заметила ничего необычного во время боя с медведем?
Тшера даже задуматься не успела — на ум сразу пришло одно:
— Ты словно вёл меня, как…
Голос её сорвался, дыхание перехватило от ошеломляющего, невозможного предположения.
— Как Йамаран ведёт руку Чёрного Вассала, — закончил за неё Верд.
Взяв её ладонь, прижал к своей груди напротив сердца.
— Слышишь?
Сердце под рукой Тшеры билось в унисон с её собственным — удар в удар, как одно.
Она отдёрнула руку, в изумлении прижала её к губам, а потом, шагнув к Верду, запустила пальцы в волосы на его висках. И ахнула, узнав завитки ритуальных татуировок — а ведь за густотой гривы так просто и не заметишь. В смятении отшатнулась, натолкнувшись на стоявшую позади Ржавь.
— Похоже, для связи Вассала с Йамараном в человеческом теле не нужны ритуалы — только кровь общего боя. И небытность у Вассала второго Йамарана, — сказал Верд.
«…И человеческие чувства».
Тшера стояла, оглушённая, и ей казалось, что она вновь тонет, скрученная чёрными щупальцами.
«Значит, мы связаны, пока я не пройду ритуал с новым клинком. А я не пройду — я дезертир. Но можно ли доверять собственному Йамарану, когда он — человек? Можно ли не доверять? Как прогнать его, когда он — мой Йамаран? Как не прогнать, когда он может из-за меня погибнуть?»
— Я… Мне… Я… Я не могу, — наконец выдавила она.
— Я не оставил подготовки и хорошо контролирую свой арух, — тихо заметил Верд. — Я не опасен, как могут быть опасны недоученные амарганы.
— Об этом я даже не подумала, — ответила Тшера и ей почему-то неудержимо захотелось рассмеяться… или расплакаться? А ещё — шагнуть к нему ближе, заглянуть в глаза ещё глубже, коснуться ладонью его щеки, но… — Дай мне время. — Она вновь села в седло и ткнула пятками Ржавь. — И не отставай слишком сильно.
Место для ночлега искали уже потемну, хотя что там найдёшь, когда вокруг сплошная равнина — ни деревца; где костёр ни разведи, ночью как на ладони окажешься.
«А кавьялам сегодня придётся мышковать — вряд ли здесь водится что-то покрупнее».
В результате остановились у нагромождения замшелых валунов, которое могло укрыть и их, и костёр сразу с двух сторон.
— Надеюсь, это не чьё-то захоронение, — невесело пошутила Тшера. — Не хочется ночевать над чьим-то прахом.
— Для захоронения слишком велико, — серьёзно ответил Верд. — Если только это не общая могила.
Тшера нахмурилась и хотела ответить, но передумала, заметив в его глазах золотые смешливые искры.
— Камни чересчур тяжёлые, такие не сдвинешь даже тяжеловозным авабисом. Это совершенно точно не могила, — утешил Верд.
Тшера достала из седельной сумки свёрток с размокшими, слипшимися комом лепёшками.
— Как думаешь, если запечь это на костре, оно станет съедобным? — спросила, с сомнением их разглядывая. — Ладно, хуже-то всё равно уж не будет.
Она чувствовала себя странно, очень странно. И не могла перестать смотреть на Верда, пытаясь в уме соединить его человеческое с… йамаранским? Она знала, что такое Йамаран-клинок: продолжение руки и мысли, тепло рукояти в ладони, вплетающееся во время боя в её пульс. Она умела с ними обращаться, и они жили — в ней и с нею. Но что такое Йамаран-человек?
«Держи Йамараны при себе, а от людей держись подальше. Чёрный Вассал может полагаться только на свои клинки, полагаясь же на людей — идёшь в погибель…»
Тшера вздохнула, Верд, сидящий по ту сторону костра, поднял на неё взгляд.
«Чувствует ли он меня? Или, как и положено Йамарану, — только во время боя?»
— Расскажешь, откуда шрамы? — спросила, и вновь про себя
