Барон Дубов. Том 3 - Михаил Капелькин
— Однажды придёт время отдавать нашу дочь замуж, Вова. И что-то мне подсказывает, что ты скажешь тоже самое даже про Светлейшего князя, лишь бы не отдавать Василису никому.
Князь промолчал и уставился в окно. Внизу по дороге ползла гирлянда огней — жители добирались домой.
— Если верить письму нашей дочки, то этот барон весьма учтив и не позволяет себе лишнего. К тому же, у него большой… потенциал, — со смешком закончила она.
Князь фыркнул:
— Знаешь, что мы называли «потенциалом», когда учились в академии?
— Конечно. Ведь не обладай ты солидным потенциалом, я бы за тебя не вышла, — промурлыкала Ольга. — Думаю, ты зря волнуешься. Этот Дубов напоминает тебя в молодости: такой же горячий и лезет в любую потасовку. Но моё материнское сердце чувствует, что рядом с ним наша дочь в безопасности. Вот, сам убедись!
С этими словами жена князя встала и подошла к мужу, взяла его большую ладонь в свои руки и положила на грудь. Она знала, что вспыльчивого мужа можно успокоить только так. Сработало и в этот раз, и он принялся мять обеими ладонями прекрасный бюст жены.
— Да, но… — бормотал князь, почти потеряв нить разговора. Кровь из головы экстренно перетекала в другое место. — Я не доверяю ему. Хочу лично познакомиться. Собирайся, мы летим в Пятигорск.
— Прямо сейчас? — обиженно произнесла Ольга и надула пухлые розовые губки. Затем переместила одну из рук князя себе под юбку, одновременно прижимаясь к его мокрому телу.
— Чёрт, — прорычал Владимир. — Ладно, но через пару часов…
С этими словами они впились друг другу в губы, и муж повалил свою жену на шезлонг. Который тут же сломался под ними, но семейную пару это ничуть не остановило.
* * *
Сюрикены в груди опять адски болели и раны снова начали кровоточить, несмотря на целебную мазь и зелье регенерации. Но ничего поделать с этим я сейчас не мог, телу нужен отдых. Только пока есть дела важнее.
— Пшла! Пшла! — подстегнул я коня в очередной раз.
Жеребец всхрапнул и снова ускорился.
— Тебе бы самому помощь не помешала, — оглянулась медсестра. Её густые каштановые волосы развевал ветер. — Выглядишь паршиво, а эти звёзды — ещё хуже.
— Знаю. Как он там?
— Делаю что могу. Очистила раны, смазала их целебной мазью, но этого мало. Пытаюсь влить в него немного целительной энергии, чтобы запустились регенеративные процессы, но… он не принимает её.
— Он что… — я сглотнул мигом загустевшую слюну. — Мёртв?
— Нет, — едва слышно сказала медсестра, — пока нет. Но жизнь едва теплится в нём. Щенку не больше пары недель от роду, даже глаза ещё не открылись. Боюсь, мы можем не успеть.
— Давай, гнедой, давай, — шептал я коню. — Если успеем, найду тебе лучшего овса и самую горячую кобылу!
— Все мужики одинаковые… — покачала головой девушка.
А нам что? А нам и нормально! Вон и конь будто понял меня и с удвоенной энергией застучал копытами по тропе.
Только звёзды освещали путь. Ночь стояла ясная и безлунная, чёрные громады гор с серебристыми шапками снега одна за другой сменяли друг друга — так быстро жеребец нёс нас вперёд. Дробно стучали копыта, ветер свистел в ушах, в нос забивались волосы медсестры. Её, кстати, звали Оксана. Познакомились по дороге.
На полном скаку мы преодолели крутой перевал и выскочили на стоянку, на которой в прошлый раз нас высадили из автобусов. По краям ровного, как стол, пространства росли чахлые кустики. В прошлый раз автобусы с пыхтением забирались в гору целый час. Конь же спускался по широкой дороге с огромной скоростью. В нём точно не обошлось без мутантской крови.
Обычный жеребец давно бы уже сдох, а этот ничего, только всхрапывал иногда от натуги, но глаза горели, плоть источала интенсивный жар, от которого взмокли колени. Правда, жар был ещё в одном месте. Примерно там же, где упругая попка медсестры упиралась в меня.
После очередного поворота я издал радостный рёв.
— Ай! — возмутилась Оксана. — Прямо в ухо заорал.
Дорога петляла внизу, опускаясь с крутого, покрытого лесом склона. А в нескольких километрах светилось множеством огней огромное здание академии с центральным шпилем. Он тонул в черноте неба.
Я никогда ещё не был так рад учебному заведению.
— Скоро мы будем на месте! — весело проорал я девушке. — Как он? Осталось совсем чуть-чуть!
— Плохо, Коль! Он, кажется, не дышит…
— Тогда приготовься, — прорычал я. — Сейчас будет громко.
Дорога упиралась в небольшие ворота в одном из глухих уголков академии.
— Дорогу! — проорал я так, что птицы с деревьев вспорхнули.
Когда до ворот оставалось метров пять, я швырнул в них молот, напитав его остатками своей маны. Взрывом ворота разнесло в щепки, и через их облако мы пронеслись на полном скаку. Я закрыл рукой голову Оксаны, которая наклонилась, защищая волчонка.
— А кто чинить будет? — орал вслед заспанный сторож.
— Я заплачу! — крикнул.
Мы ворвались в парк и поскакали напрямик к зданию академии. Туда, где было крыло лазарета. Конь со всего махну перепрыгивал небольшие пруды или взбегал по мостикам. Кусты не замечал вовсе, а редкие деревья оббегал. На нашем пути встречались парочки воркующих студентов, а некоторые и вовсе от воркования перешли к делу. Над одной такой мы в буквальном смысле пролетели. Девушка от испуга резко дёрнулась, а парень схватился за причиндалы и завыл.
Больно, наверное.
Через считанные мгновенья я распахнул дверь лазарета, вбегая внутрь с волчонком на руках. За мной мчалась Оксана, взмокшие волосы налипли ей на лоб. Фельдшер Пётр Васильевич сидел за столом, но подскочил и чуть не проглотил трубку от испуга.
— Черти тебя дери, Дубов, — завопил врач. — Нельзя же пожилых людей так пугать! Стучаться надо!
— Некогда, — отрезал я, кладя перед ним бездыханное тельце.
Фельдшер всё понял по моим глазам, кивнул и забрал щенка. Вместе мы вошли в небольшой кабинет с яркими лампами, кафельными стенами и железным столом посередине. Ещё была пара тележек с металлическими подносами и инструментами. Пётр Васильевич положил щенка на стол и стал его щупать и осматривать.
— Обширные повреждения внутренних органов… — бормотал он, а я стоял,
