Хозяин Заброшенных земель - Дмитрий Лифановский

Ее голос опять стал механически монотонным:

— Он ненавидит нас, наш род. Ненавидит моего отца. Он никогда не простит ему, что тот отказал ему в руке Зоряны. Он твердил мне это каждый день. Что князь Бежецкий посмел унизить его, торговца, который купил себе дворянство. А мы… мы — древний род, воины, ведущие свою кровь от Росской Империи. Он не мог этого стерпеть. Теперь он ненавидит тебя.

Она замолкает, тело начинает дрожать, а лицо искажает судорожная гримаса. Рогнеда делает некрасивое движение подбородком, словно хочет и не может зевнуть, и судорога проходит. Глаза девушки смотрят в пустоту, она там, в своих воспоминаниях. И это хорошо. Ей надо выговориться. А я помогу. Подправлю ментально. Успокою. Насколько это возможно. Психика княжны перекорежена так, что ее страшно касаться.

— Лакапин приходил каждый день. Когда один, когда с племянником. Они входили в камеру, и я сразу понимала, что сейчас будет. Они не спешили. Сначала просто стояли, смотрели на меня, как на вещь. Потом начинали говорить. Смеялись. Говорили, что я должна быть благодарна, что они не отдали меня гвардейцам, как Дарью.

Я чувствую как ее руки сжимаются в кулаки, но она не плачет. Глаза княжны сухие, словно все слезы уже выплаканы.

­– Дашу… — ее голос дрожит, — Они специально оставили ее в соседней камере. Чтобы я слышала, как она кричит. Как они ее… Особенно старался Колояр со своими. Это начальник эсбэ Лакапиных. После смерти Фокина выслужился. Такая же тварь! Еще похлеще! — она в ненависти сжимает губы, — Они издевались над ней, чтобы я поняла, что меня ждет, если не соглашусь. Лакапин говорил, что это мой выбор. Что я могу сохранить хоть какую-то гордость и честь, если покорюсь. Лжец! Они все равно бы сломали меня. Они даже не скрывали, чего хотят. Лакапин говорил, что я должна родить ему ребенка. Что это будет его месть моему отцу. Что он сделает так, чтобы род Бежецких продолжился через его кровь. Он знал, что мой отец не бросит своего внука, даже если он будет носить имя Лакапина. А потом они убьют меня. После того, как я рожу. Лакапин говорил, что это будет справедливо.

Ее голос становится едва слышным.

— Даша затихла за несколько дней до твоего появления. Умерла. Истекла кровью. Я слышала — надзиратели смеялись, обсуждая, где и как порвали ее, и знала, что рано или поздно, это же ждет меня. Я пыталась покончить с собой, — шепчет она, прижимаясь ко мне, ­– Но они не дали. За мной следили каждую секунду. Даже когда я… — она не договаривает, но я понимаю.

— Все, — я глажу ее по голове, по спине, — Теперь все позади. А сейчас, тебе надо уснуть.

— Ты думаешь, это легко — уснуть? — криво усмехается она. Опять судорога? Нет, хвала Богам!

— Тогда я спою тебе колыбельную.

Есть! Получилось! Переключил! Рогнеда поднимает голову и нависнув надо мной удивленно смотрит на меня:

— Раевский! Ты не похож на кормилицу!

— Кормилицу?

— Мама Ирма — моя кормилица.

— Мама? — ничего не понимаю я.

— Папина наложница. Простолюдинка. Но ты не думай. Мамы ее не обижают. Наоборот. Она как старшая жена. И дети ее нам братья и сестры. Я потом тебя с ними познакомлю, — я вижу, как в глазах княжны снова разгорается огонек безумия.

— Так при чем тут кормилица?

— Так только она пела нам колыбельные. Сначала Сашке — брату, потом мне, потом Зоряне, — губы девушки тронула легкая грустная улыбка.

— Спой?

— Ну, уж нет, Раевский! Это ты обещал мне колыбельную, вот и пой.

— Ну, хорошо. Только пообещай, что уснешь.

— Я постараюсь, — она уткнулась носом мне в грудь, — Пой.

­– Ложкой снег мешая,

Ночь идет большая,

Что же ты, глупышка, не спишь?

Спят твои соседи —

Белые медведи,

Спи скорей и ты, малыш.

Это была единственная колыбельная, которую я знал. Давным-давно мне пела ее мама. Ну а с переводом на словенский, проблем не возникло, я давно уже научился переводить любые песни практически на ходу.

— Мы плывем на льдине,

Как на бригантине

По седым суровым морям.

И всю ночь соседи —

Звездные медведи

Светят дальним кораблям…

— Раевский, ты такой смешной, — бормочет Рогнеда, — Ярл Рагнар… Надо же…

Ее голос становится все тише и тише.

— Облака в разрывах,

И луна, как рыба,

Медленно куда-то плывёт.

А над ней сверкая,

Словно льдинок стая,

Кружат звёзды хоровод.

Рогнеда засыпает, в избе становится тихо. Я лежу, стараясь не шевелиться, пусть заснет