Часть их боли - Д. Дж. Штольц
Так он просидел еще с час, вспоминая жизнь в Ноэле: это голубое море, плещущееся почти о порог его дома, такое же голубое высокое небо, где почти круглогодично под облаками парили гарпии с Лилейского острова, этот густой запах можжевельника, а еще быстрые, говорливые речушки, спускающиеся с гор. От этого настроение Юлиана окончательно испортилось. Он сидел угрюмый, недовольный, думая об участи Ноэля, который любил всем сердцем, когда вдруг вошел майордом.
– Вам прислали приглашение стать наблюдателем осеннего представления под открытым небом, – сообщил он.
– Передай, что я занят, – глухо ответил Ралмантон. – Я же сказал тебе, дубоум, чтобы всегда так отвечал на приглашения чиновников. Сам же знаешь, что надо давать отказ от всякой охоты, прогулок, попоек, театров.
– Но это приглашение Ее Величества…
– От нее? – Юлиан поднял взор. – Ладно, в таком случае подготовь мне костюм.
Он тут же вынырнул из тягостных размышлений, потому что игнорировать приглашение королевы не мог. Он дорожил ее отношением, как и она дорожила им. И пусть для него близость с ней в постели стала в тягость, ибо она неуклонно старела и тело ее дряхлело, несмотря на старания магов, но разговоры с умной женщиной приходились ему по душе: в них таилась тонкая игра, в которую порой приятно было даже проиграть.
Поднявшись, Юлиан переоделся в нарядный костюм, состоящий из черных шароваров, рубахи, пышной пелерины с вышитым золотыми нитями древесным рисунком. Он надел перстни, ему накрутили шаперон, который по моде мастрийцев теперь напоминал тюрбан, – и аристократ отправился в расписном алом паланкине во дворец.
* * *
Полдень. Погода раздобрилась, радуя всех ласковым, хотя уже негреющим солнцем. В веселом настроении, какое обычно случается в такие дни, рабы едва ли не бежали по слепящим лужицам, неся на плечах паланкин со своим хозяином, глядящим из-за парчовой занавески. Донесли они его до самого входа. Там Юлиан прошествовал сквозь анфилады залов, чтобы выйти в королевский сад.
Королева пока отсутствовала, но музыка уже играла; танцевали суккубы в своих легких платьях, чтобы согреться на пронизывающем ветру; рабы откупоривали кувшины с вином и выносили графины с кровью, которую пустили смертникам в подвалах. В ветвях голых деревьев алели ленты, готовые растерять свой богатый шелковый блеск после первого дождя.
Перед наспех сооруженным помостом стояли кресла, не больше трех десятков – представление готовилось исключительно для избранных.
Среди рассаживающихся чиновников Юлиан заметил Дзабу, который обычно презирал такие пустые развлекательные сборища. Этот хитрый мастриец разливался пышными речами только там, где видел выгоду для своих личных дел или дел королевства. Увидев пришедшего, консул улыбнулся, дрожа под своим желто-песчаным плащом.
– Хорошо, Юлиан, что ты решил прийти сюда.
– Я более удивлен, друг мой, что ты явился. Обычно ты занят.
Дзаба плотнее укутался в плащ, так как солнце ненадолго зашло за тучу, отчего тут же поднялся сильный ветер, который переменил направление и подул уже с реки, принеся с собой сырость.
– Это мои люди, – он высунул руку с перстнями из-под плаща и обвел ею готовящихся к выступлению. – Танцоры из Бахро, певцы, суккубы, музыканты. Здесь наши инструменты. В преддверии зимы так хочется тепла… Вот я и предложил двору развеять хандру. Мы принесли в эти земли огонь и наше лето, а теперь настала очередь познакомить элегиарцев с нашей музыкой. Разве она не горяча, не прекрасна?
– Прекрасна, – Юлиан присел рядом. – Скажи мне, что делает достопочтенный Гусааб, с которым ты все хотел меня познакомить, но которого я не увидел даже за три месяца пребывания во дворце? Он перевез из башни Ученого приюта в поля за Элегиаром почти всех своих мирологов и боевых магов.
– Ах, вспомни 347-ю асу! – Дзаба улыбнулся и прищурился, как обычно щурятся южане, с ласковой хитростью.
– «Чтобы взрастить цветок, надобно сначала посеять семя…»
– И мудрейший занят этим! Он сеет семена нашей победы в приближающейся осаде. Поверь, как только появится возможность, я вас познакомлю: ты очень достойный вампир. Я много рассказывал ему о тебе, друг, и о твоей помощи. А мы всегда помним добро, которое для нас сделали. Знай это! Но пока я, увы, не могу представить тебя. Он в вечных заботах.
– Но что именно он строит?
– Не могу сказать. Все держится в великом секрете, друг мой. Дождись. Песчаный цветок взойдет! Но это нечто грандиозное! Не зря мудрейшего называли Строителем, способным сотворить то, что не делали до него. Пока принцесса Бадба восславляет нас, нося в себе Владыку владык, мудрейший кует нашу славу, прокладывая для Владыки владык путь победы.
– Кстати, где же сама принцесса Бадба? Ее здесь не будет?
– Нет. Ее долг – носить дитя!
– Хм, что ж, выходит за все месяцы беременности она ни разу не покинула свои покои?
– Так велит долг, – улыбнулся консул, уверенный в том, что для девочки нет большего блага, чем родить великое чадо.
Юлиан кивнул, соглашаясь, потому что не согласиться со столь фанатичным мастрийцем зачастую означало встать в один ряд с его врагами. А к врагам мастрийцы всегда относились с особой жестокостью. Но про себя аристократ нахмурился. Да, он понимал причину содержания принцессы под строжайшей охраной, но не принимал. Как ни крути, это заточение в клетке.
До немногих присутствующих донесся шум платьев. В сад явилась королева со своей свитой.
– Ваше Величество, – поклонились чиновники. Все ждали, что первым привычно поздоровается консул Дзабанайя, но в движениях Дзабы чувствовалась раздраженная медлительность по отношению к королеве.
Впереди всей процессии шла именно королева, и лицо ее при дневном свете казалось мертвенно-бледным – его нещадно напудрили. Вокруг ее головы под платком выделялись витые у висков косы. И с такими же косами, точь-в-точь, за ней явились напоминающие пташек юные фрейлины, старающиеся не отставать, но и ни в коем случае не обгонять, а идти чуть позади.
Наурика присела в большое кресло, подбитое бархатом, на бархатные алые подушки. Окружившие ее фрейлины отошли к назначенным им местам. Оглядев присутствующих и скользнув пренебрежительным взором по консулу Дзабе, королева увидела Юлиана, приглашенного ею же, и покровительство улыбнулась.
Однако ситуация не благоволила к общению. Очень гулко застучали чудные барабаны – наккары, завезенные из южных далей мастрийскими музыкантами. А следом спешно запели трубы, соревнуясь в причудливости звуков.
Пора было рассаживаться. Все вокруг заторопились.
К Юлиану подошел помощник церемониймейстера и, беспрестанно кланяясь, вежливо сообщил: для Ралмантона подготовили особое место. Тогда Юлиан отсел от Дзабы куда ему показали. К удивлению, он обнаружил, что его разместили не посреди чиновников на мужской половине этих импровизированных трибун, а где-то с краю – его кресло соприкасалось с креслами
