Андрей Левицкий - Змееныш

Он поселился в доме Мазая. После попытки управ­лять мутантами Змееныш отсыпался два дня, затем ре­шил повторить эксперимент и вернулся к поляне. От долговцев почти ничего не осталось, две слепые собаки вяло грызли кости.

На этот раз Змееныш поступил немного иначе. Он не стал ничего извлекать из сознаний мутантов — ка­жется, это слишком сильно нервировало их и в конеч­ном счете мешало подчиниться чужой воле, — но сплел пси-сеть из своей ненависти и воли и уже готовую на­кинул на слепых собак.

Теперь он сумел управлять ими. Через сеть Змее­ныш ощущал все их примитивные эмоции и желания и, добавляя к ним незаметные импульсы или короткие от­четливые приказы, направлял мутантов туда, куда хотел. Он погонял собак по опушке, чтобы они привыкли. Поначалу звери сопротивлялись, скулили, спотыкались — но скоро освоились и притихли.

Через некоторое время Змеенышу показалось, что он ощущает даже оттенок удовольствия в сознаниях собак или, возможно, благодарности — они решили, что теперь о них позаботятся. Ментальное рабство показалось им более безопасным, чем вольная жизнь. Смирившись с тем, что они подчинены чужой воле, оба мутанта убедили се­бя, что воля эта принадлежит кому-то, кто умнее, хитрее, сильнее их... принадлежит вожаку. Как и для большинст­ва людей, рабство стало для них приемлемее свободы.

Повинуясь мысленным приказам Змееныша, соба­ки подбежали к нему, припали к земле, виляя хвостами, затем стали кружить по поляне. Убедившись, что пол­ностью управляет мутантами, Змееныш послал их в лес, к избушке. Собаки побежали впереди, он ощущал, как с каждым шагом слабеет связь, и, двигаясь следом, усили­вал ее, накачивал психической энергией, пока не почув­ствовал усталость. Змееныш понял, что может контро­лировать мутантов, когда они находятся в круге радиу­сом до ста метров. Наверное, через какое-то время он сумеет увеличить это расстояние...

Шли дни. Змееныш экспериментировал и учился.

Он с безучастным удивлением наблюдал за собой со стороны и отмечал, как изменился после смерти Мазая. Она стала последней каплей — теперь Змееныш все меньше был человеком. Слепая ярость и жажда мести, охватившие его после смерти Мазая — последнего жи­вого существа, связывавшего его с людьми, — ушли в глубь сознания. Их сменила холодая, чистая, расчетли­вая ненависть. Конечно, он отомстит. И это будет такая месть, от которой не уйдет никто. Не только Слон и его подручные — ни один человек в Зоне. Для этого нужны силы. Силы и оружие. Поэтому Змееныш подолгу спал, хорошо ел — и тренировался дни напролет.

2

Добравшись до заброшенного поселка, отряд Ми­рового остановился в двухэтажном председательском доме, сохранившемся лучше других построек. Это был запасной схрон, не такой обжитой, как подвалы школы, но сюда было ближе. Раны Кипятка оказались опасны­ми, Мировой подозревал, что тот не выживет. Раненого положили на втором этаже, перевязали и сделали не­сколько уколов. На пятый день после перестрелки в гру­зовой станции Кипяток еще бредил. Круча, как сиделка в больнице, промывал воспалившуюся рану, менял по­вязку, делал уколы обезболивающего и антибиотиков, однако Кипяток не приходил в себя. И в бреду все твер­дил про сто тысяч. Мировой не мог это слушать и боль­ше не поднимался к раненому.

Всех охватило уныние. Сталкеры спали до полудня, после завтрака валялись на кроватях, почти не разгова­ривая, старались не смотреть друг на друга. Дылда лис­тал книги из шкафа председателя — какие-то древние отчеты о съездах коммунистической партии и сельско­хозяйственные журналы с пожелтевшими страницами, Теленок иногда плакал. Мировой мрачно ходил по ком­нате, заложив руки за спину. Круча почти все время про­водил на втором этаже возле друга. Рюкзак Рыжего лежал в углу, возле него стояла рюмка, накрытая высохшим куском черного хлеба.

Острее всех упадок сил ощущал Мировой. Для него схватка с долговцами была чем-то большим, чем не­удавшаяся операция. На седьмой день он не выдержал и сорвался на спустившегося вниз Кручу:

— Чего похороны изображаешь? Человек-скала равнодушно посмотрел на Мирового.

— Не шуми, всем хреново.

Мировой с видимым усилием взял себя в руки, пре­кратил мерить шагами комнату и остановился возлестола. В доме было холодно, влажно, слабо пахло плесе­нью. За окнами стемнело, под потолком горела люстра в самодельном абажуре; натянутая на проволочный кар­кас красная ткань окрашивала комнату в тревожные багровые тона. Теленок валялся на кровати, закинув но­гу на ногу, Дылда в углу под торшером уткнулся в книгу. Круча прошел к столу, налил в кружку остывшего чая из эмалированного чайника, взял из миски холодную кар­тофелину в мундире, макнул ее в соль, не очищая. Кле­енка на столе была изрезана, рисунок почти стерся.

— Как Кипяток? — спросил Мировой, побарабанив пальцами по столу. — Сегодня его бреда не слышно.

— Зашел бы и глянул, — не прожевав, глухо ото­звался Круча.

— Хочешь сказать, я плохой командир? — вспыхнул Мировой, в упор глядя на сталкера.

Человек-скала пожал плечами.

— Ты сам это сказал, — пробормотал он и громко глотнул.

Мировой ударил кулаком по столу.

— Давайте с этим разберемся! Сколько можно мол­чать? Вы все думаете, что я слажал и не справился. Упустил Змееныша и награду, подставил Кипятка под пули... так думаете? Ну, отвечайте! — Командир обвел группу взглядом.

Поморщившись, Дылда оторвался от книги:

— Ты не прав, командир.

— Может быть. Тогда объясни, почему ты целыми дня читаешь, никуда не выходишь, почти не жрешь и в глаза мне не смотришь?

Сталкер отложил книгу, поднявшись, подошел к столу, сел рядом с Кручей.

— Ну, хватит. Не вышло, облажались, чего теперь? Ты не виноват...

Мировой упрямо качнул головой.

— Вы все думаете, что я виноват, что я послал вас на заведомо невыполнимую операцию, что я убил Рыже­го! — Лицо его побледнело, на щеках выступили крас­ные пятна. Он долго сдерживал себя, и теперь гнев рвался наружу. Дылда с Кручей переглянулись, они еще никогда не видели дисциплинированного командира, бывшего военного, таким.

— Командир, в чем дело? — окликнул его Круча. — Ну, не вышло, так чего теперь кричать? Мы знали, на что шли, и Рыжий знал. В Зоне у каждого смерть за пле­чом стоит.

Мировой, тяжело дыша, сел и уставился в стену.

Теленок поднялся, подошел к столу, взял из миски картофелину, откусил и принялся вяло жевать, не отхо­дя и не садясь. Задор новичка исчез, Теленок поддался общему настроению и бездумно хандрил. В голове кру­тилась только одна мысль: неужели теперь всегда будет так? Может, тогда лучше уйти? Он уже забыл, что его привело в Зону, что толкнуло бросить все и присоеди­ниться к сталкерской вольнице.

Мировой поднял голову, посмотрел на равнодуш­ного Теленка.

— Это наказание, — внятно произнес он, переводя взгляд на Кручу. Тот с удивлением посмотрел на пом­рачневшего командира. — Наказание, — повторил Ми­ровой. — Я не суеверный, вы знаете, никогда ни в какую мистику не верил. Но Зона меня наказала за то, что...

Он не договорил — на окраине поселка завыли на разные голоса псевдопсы и слепые собаки. Все, кроме Мирового, бросились к окнам. Тусклый свет луны озарял темные силуэты, выныривающие из мрака на краю леса.

— Это же... — начал Теленок.

Волна мутантов захлестнула поселок — большая стая псевдопсов и слепых собак, между которыми не­слись кабаны. Услышав щелканье клешней, Дылда крикнул:

— Псевдоплоть!

— Сюда бегут. — Круча поспешил к лестнице, схва­тив стоящий возле дверей автомат, кинулся наверх. Дылда с Теленком тоже взялись за оружие, выставили стволы в окна и открыли огонь.

Бездеятельным оставался только Мировой. Он сто­ял посреди комнаты и зло улыбался, не пытаясь взять оружие.

— Мутант пришел отомстить, — почти с облегчени­ем произнес он. — Мутант, Змееныш.

Теленок оглянулся на командира, раскрыв рот, со­брался крикнуть что-то, но так и не крикнул.

В маленькой комнатке на втором этаже Круча от­тащил кровать Кипятка от окна, выбив стекло, начал стрелять. Псевдопсы, слепые собаки и кабаны бежали по улице к дому, проламывали частоколы. Круча поли­вал их короткими очередями, то один, то другой мутант падал, но остальные неслись дальше, дом дрожал от их топота.

Вдруг в свете луны мелькнул огромный силуэт. Это еще кто? Круча подался вперед, но не смог разглядеть — чудовище исчезло за углом соседнего дома. Сверху было видно, что в движении необычной стаи, на первый взгляд казавшемся хаотичным, присутствует система: звери делились на несколько групп, и в середине каж­дой бежал особо крупный мутант.

Кипяток вдруг очнулся, приподнялся на локте, одеяло сползло, открывая замотанную бинтами грудь.