Андрей Левицкий - Змееныш

Через мгновение на него обрушился многоголосый вой, и он вскочил, поворачиваясь. Из темноты к костру выскакивали мутанты. Раздались выстрелы, вскрикнул Пятка, завизжал псевдопес... Иван Васильевич побежал назад.

От клубка мутантов отделился крупный силуэт, метнулся навстречу. Лапы ударили по настилу, и чер­ный псевдопес с горящими глазами прыгнул на стал­кера. Заводя руку назад, тот отступил к краю причала — и обрушил полный котелок на башку мутанта. Псев­допес рыкнул, крупное тело врезалось в грудь Иван Васильевича, и с шумным плеском они повалились в реку.

Выпустив котелок, док замолотил руками по воде, фыркая и откашливаясь. Рядом барахтался мутант, пы­тался дотянуться до человека. Зубы щелкали возле само­го лица. Иван Васильевич, подгребая одной рукой, на­щупал на поясе нож. Когти псевдопса заскребли по гру­ди, распарывая куртку, мутант разинул пасть. Сталкер лег на спину, обеими ногами оттолкнул псевдопса — его самого отнесло немного назад — и, получив свободу ма­невра, вытащил наконец нож. Набрав в грудь воздуха, он нырнул. Псевдопес хрипел, подвывал, пытаясь дос­тать человека.

Вода перед Иваном Васильевичем взбурлила, лапа ударила по темени, когти расцарапали кожу. Док вы­бросил вперед руку с ножом, вспоров брюхо псевдо-псу, крутанул, расширяя рану, свободной рукой от­толкнул тварь и вынырнул, жадно глотая воздух. Му­тант рядом кашлял и захлебывался. Иван Васильевич ударил еще дважды, а потом зверь скрылся в черной глубине.

Сталкер доплыл до причала, с трудом вылез на доски, оскальзываясь, похромал к берегу. Нож был в правой руке, вода с кровью текла по лицу, заливая гла­за, а лежащие в кармане очки треснули — теперь не на­деть, надо менять дужки. Тишина, воцарившаяся над берегом, пугала больше всего. Ни криков, ни стонов, ни даже дыхания... Костер догорел, но угли тлели ярко. Иван Васильевич шел, часто моргая, стряхивая влагу с ресниц, не в силах заставить себя ускорить шаг. Рас­слышав тихое сопение, он вскрикнул, побежал, заце­пившись за торчащий из доски сучок, упал, вскочил и прыгнул вперед.

Две пары глаз уставились на него. Два лица были повернуты к сталкеру — отрубленные головы Пятки и Красавчика, насаженные на рогатины по сторонам от костра. В глазах Пятки застыло детское удивление и обида, лицо Красавчика выражало лишь ужас.

Вокруг валялись тела свободовцев. У одного пере­грызено горло, у другого пробита копытом грудь, сло­мана рука, раздавлены пальцы... Земля вокруг разрыта: множество ног и лап потопталось тут. Широкая полоса следов вела от кустов к кострищу и дальше вдоль берега. Сбоку от отпечатков звериных лап тянулась вереница человеческих следов.

Сопение доносилось снизу. Выронив нож, Иван Васильевич на подгибающихся ногах сделал несколько шагов и опустился на колени рядом с Мировым — тот лежал лицом кверху и тяжело дышал. Его не тронули, Док не увидел ни одной свежей раны.

Губы Мирового раздвинулись, он прошептал:

— Я же говорил: спасайтесь...

3

В Лесном Доме было затишье. Почти все группы разошлись по заданиям, осталось с десяток человек для дежурства на стенах в две смены да Игнат с Варварой. Заточка валялся в лазарете, Скальпель заштопал ему бровь, обработал правую руку, укушенную псевдопсом. «Сухожилие ему покромсали, — сказал он Слону, кото­рый заглянул посмотреть. Пальцы Заточки скрючились, кисть бессильно висела. — Так и останется».

Но Заточка думал иначе. Как только повязку сняли, он всунул в скрюченную кисть, ставшую похожей на птичью лапу, эспандер и больше не выпускал его, днями напролет разминал пальцы. Скальпель ругался со своим единственным пациентом, уверяя, что руке не помочь, но Заточка упорно продолжал тренироваться, скрипя зубами от боли. Вскоре врач был вынужден признать, что ошибался, говоря о перебитом сухожилии, — рука понемногу обретала подвижность.

Слон вышел из лазарета, куда заходил каждый день. Сегодня Скальпель обещал выпустить Заточку, которо­му надоело маяться на койке. Утро было хмурое, низкие тучи застилали небо, с ночи собирался дождь — и никак не мог собраться. Слон обошел свои владения, заглянул на склад, где выслушал жалобы Игната на радикулит и нехватку патронов, поставил в уме галочку заказать бое­припасы; заглянув к Варваре, снял пробу с супа и вер­нулся в кабинет. Работалось плохо, последние дни Слон хандрил. Смутные тревожные предчувствия переполня­ли его.

В кабинете он задвинул жалюзи, включил на­стольную лампу, сел к радиостанции. Известие о ги­бели отряда «Долга», на который Слон возлагал столь­ко надежд, подкосило его, оставалось лишь надеяться, что кому-то из сталкеров удастся прикончить Змее­ныша. Что же он за тварь, если шестерым трениро­ванным бойцам оказался не по зубам? Последние дни по Зоне ползли какие-то смутные зловещие слухи — но ничего конкретного. Здесь нет журналистов и телеви­зионных репортеров, чтобы заснять горячую новость и показать в прайм-тайм по телевидению, нет офици­альных правительственных новостей и пресс-релизов — поэтому никто ничего толком не знал. Но то, что в Зоне происходит нечто из ряда вон выходящее, пони­мали все.

Слон оглянулся на дверь возле шкафа, вновь уста­вился на радиостанцию. Надо придумать что-то еще — Большой Хозяин потому и стал Большим, что никогда не ждал милостей от судьбы. Раз не выгорело с долгов-цами, надо привлечь к поимке мутанта кого-то покруче. Рука потянулась к радиостанции...

Резкий тревожный сигнал заставил его вздрогнуть. Слон включил аппарат, настроенный на частоту, по ко­торой он связывался с одним из своих наводчиков.

— Прием, прием! — надрывался голос.

— Это Слон, прием, — отозвался Слон. — Что тако... Он не договорил, голос заорал:

— Мутант твой совсем озверел! Поднял зверье, это хуже, чем гон! Управляет ими, людей убивает... Сталке­ры с его пути уходят, пропускают его, слышишь?! Свора Змееныша к тебе подходит — к Лесному Дому!

Несколько секунд Слон сидел неподвижно, потом, ни слова не говоря, отключился. И вновь уставился в круг света от лампы, лежащий на столе.

Дверь со скрипом приоткрылась, показалась голова Заточки.

— Хозяин... Скальпель, гад, выпустил меня нако­нец. — Он вошел в кабинет, сжимая в скрюченных пальцах резиновое кольцо. Вместо грязноватой пижа­мы, которую выдал Скальпель, на Заточке были защит­ные штаны, заправленные в ботинки, и старая брезен­товая куртка.

Порученец и Слон обменялись взглядами. Послед­нее время в их отношениях возникла трещина. Раньше Заточка был верен, как пес, угодлив, иногда подобост­растен — и очень искренен в своей преданности боссу. Теперь, как казалось, преданность осталась... но что-то было не так в водянистых глазах, которые не моргая глядели на Большого Хозяина, что-то изменилось в се­ром угрюмом лице. Слону казалось, что Заточка все время мысленно спрашивает его: как ты мог? Как мог выстрелить в спину Оксаны?

Слон и сам то и дело спрашивал себя о том же. И во­прос этот сводил его в могилу: за месяц он постарел на десять лет.

— Что надо делать? — спросил Заточка, переступив с ноги на ногу.

— Ты вовремя, — сказал Слон, отводя взгляд. — Свяжись с полковником.

Постепенно ментальная Зона заслоняла реальную. Змееныш привык смотреть на мир через дымку иного восприятия, но теперь это иное окутывало весь мир. Ок­ружающее посерело, выцвело, стало похоже на старое одеяло, в складках которого были разбросаны клубки чужих сознаний, людей или мутантов.

С тех пор как Свора уничтожила отряд Мирового, хозяин ее не произнес ни единого слова. Благодаря по­стоянным тренировкам и глухой, мрачной целеустрем­ленности чувствительность и силы его постоянно росли. Теперь Змееныш мог удерживать под контролем не­сколько десятков элементов, как он про себя называл мутантов, рассылать их по отдельности или группами на полкилометра от себя, а то и дальше. Он продолжал экспериментировать, находил все новых зверей, при­соединял к пси-сети, пока она не разрослась так, что превратилась в запутанную паутину из сотен перекре­щенных нитей. Поняв, что переусердствовал, Змееныш отпустил часть мутантов и упростил сеть, создав на ней более симметричный, упорядоченный узор. Часть осво­божденных зверей вскоре умерла, он нашел их трупы возле последней стоянки.

Змееныш понял, что сознание мутанта может сло­маться, если слишком нажимать. К примеру, нельзя за­ставлять кабана подчиняться псевдопсу, каждую породу лучше держать отдельной группой, доверяя управление вожаку того же вида, а самому контролировать вожаков. Это избавляет от утомительной необходимости коман­довать сразу многими десятками сознаний.

Так он открыл ступенчатый контроль. Змееныш мысленно присудил трем вожакам звания сержантов — огромному секачу, крупному серому псевдопсу и старой слепой собаке, рыжей опытной самке. Подчиненные им звери стали рядовыми, Змееныш хотел ввести еще ус­ловное звание капитана — но отказался от этой мысли. Четырехслойная сеть слишком сложна, он опять вер­нется к запутанным несимметричным узорам. Трех сту­пеней достаточно: Змееныш в роли капитана, управ­ляющие малыми группами сержанты и рядовые мутан­ты. Вскоре он понял, что легче ориентироваться в сети, если сержанты получат условные обозначения, то есть имена. Конечно, не слишком сложные — их мозги не способны осознать длинные сочетания символов. Кабан стал Клыком, псевдопес — Азиатом (у него были узкие темные полоски на морде, издалека напоминающие раскосые восточные глаза), а слепая собака — Лилит. Клык был туп и абсолютно бесстрашен, Азиат — свиреп и очень быстр, Лилит — хитра и лукава. Змееныш пред­полагал, что позже присоединит к Своре еще несколько малых групп, но пока что необходимо добиться полной слаженности от уже включенных в нее мутантов.