Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 3
…Ну, ладно, — думал я в темноте, — допустим, не гнали бы мы племя ори к верховьям Аки… Допустим, брело бы оно, как хотело, прямо на север и упёрлось бы в зону беспокойных оли. Допустим, радостно соединились бы две трети некогда единого племени… Что было бы дальше?
Если маленькому сейчас племени оли не хватает среднего течения Большого и Малого Жога, если там часто возникают конфликты и требуется вмешательство айкупов, то наверняка не хватило бы простора и объединённому племени. И, окрепнув, оно смело бы килов из дельты двух рек. Или уничтожило бы их. Килов немного. И они не воинственны. Рыбацкие племена вообще агрессивными не бывают. Потому что кормятся морем. А его хватает на всех… И побрели бы остатки килов неведомо куда. Лучше было бы?
А так, что ни говори, убитых нет, трупами путь ори не выстлан, остальные племена вокруг, можно сказать, ничего и не заметили. И самому племени ори досталось не худшее место на земле.
— Пока мы живы, всё поправимо, — не раз говорил отец. — Любое дело можно исправить, пока жив человек.
Разлука ори и оли — катастрофа, можно сказать, психологическая. Если, конечно, верны мои предположения об их родстве… Психологическую катастрофу можно со временем как-то излечить, сгладить, ликвидировать. Психику лечат — когда живо тело. А вот соединение ори и оли сегодня могло бы стать катастрофой физической. В том числе и для многих из них самих. Потому что без отчаянного сопротивления килы не ушли бы из дельты и не погибли бы. Сотни убитых легли бы в этом конфликте. И ещё сотни искалеченных появились бы на материке.
Ну, а если это вообще не родственные племена? Если домыслы мои об их родстве — всего лишь домыслы? Тогда сплошная цепь кровавых схваток протянулась бы от Жога до Аки. Ибо племя, обезумевшее от страха, оголодавшее в пути, потерявшее руководство, в упор не видело бы, не понимало бы интересы других племён. Из этого всегда и возникают войны — из непонимания интересов других народов.
Никуда не денешься от того, что и купы, и ту-пу, и айкупы, и даже дальние килы, которым мы регулярно возим сети, инструменты, ткани и посуду в обмен на рыбу, для нас, землян, уже практически родные племена. «Мы в ответе за тех, кого приручили», — эти слова французского военного лётчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери висели на стене в кабинете истории первобытного общества. В нашем «Малахите»…
— Вы будете дружить с племенами Риты, — обещали нам преподаватели в этом кабинете. — И вы будете отвечать за них. Перед своей совестью. И перед историей двух планет.
Не всё сразу получилось у нас. Не с дружбы, увы, началось на Центральном материке. Но не по нашей вине. И, в конце концов, здесь, на Западном материке, стало получаться. Так, наверное, мы обязаны были отвести неизбежный удар от близких нам племён. Ибо мы в ответе за них, как напророчил бесстрашный французский писатель. И теперь мы будем в ответе за племя ори. Жертв там пока нет, дорога в племя, считай, проложена — а остальное можно исправить. Пока мы живы…
10. Слухом земля полнится
После разлива ждал я появления Вука. Пожар в лесах создал повод для разговора. Я готовился к нему: держал в вертолёте тушёнку, тайпу, ложки, вёдра, новые бусы для двух его жён и парочку новеньких пил-ножовок. И всё же Вук появился неожиданно — именно в то утро, когда я собрался, наконец, лететь в дельту Аки.
На этот раз он не впрыгивал стремительно в вертолёт, а просто терпеливо дожидался меня, сидя на лесенке и задумчиво ковыряя в носу. Мыслеприёмник уже перекинулся через его редеющую шевелюру.
Алюминиевая лесенка машины была покрыта свеженькой тёмной ворсистой шкурой. На ней-то Вук и сидел, негромко и отчётливо покашливая.
— Возьми это себе! — сказал он, поднявшись и приподнимая шкуру. — Ты будешь на ней хорошо спать.
Это был первый подарок из племени урумту. Событие!
— Я отблагодарю тебя, — ответил я присловьем купов. — Ты не боялся, что купы могут увидеть тебя здесь?
— Меня охраняют, — с достоинством ответил Вук. — Если бы пришёл не ты, я знал бы задолго.
— Пойдём в летающую хижину, — предложил я. — Для тебя там тоже кое-что приготовлено.
— Ты ждал меня? — Вук удивился.
— Ждал, — признался я.
— Со мной пришёл Цах, — сказал Вук. — Помнишь того глупца? Из первых… Можно ему в твою хижину со мной? Он тоже без оружия…
— Зачем ты его привёл?
— Он теперь в нашей пятёрке, — объяснил Вук с некоторой гордостью. — Может, он станет вождём после меня. И к нему тогда перейдёт мой нож. Теперь этот нож всегда будет у вождя племени. Пусть Цах всё знает. С кем ты будешь говорить, когда я уйду к предкам?
— Ты рано собрался к ним, Вук.
— Мне это лучше знать.
Он криво усмехнулся и опять закашлялся. Его сухой отрывистый кашель и редеющие волосы без всяких анализов сказали мне, что лейкоз прогрессирует. И чем дальше, тем прогрессировать будет быстрее. Даже несмотря на новые пещеры… Племя, увы, пришло в них со старыми болезнями.
— Мы рано уходим к предкам, — напомнил Вук. — Мне уж трудно добираться до тебя. Скоро совсем не смогу, тогда придёт Цах.
Я знал, что Цаха и Рула близ Нефти слегка подлечили. Незаметно — таблетками, пищевыми добавками, соками. Подлечили настолько, насколько это возможно без операции. Потому что добровольно они на операцию, понятно, не пошли бы. И эта незаметная терапия должна была пристегнуть каждому из них по три-четыре дополнительных года жизни.
А Вук в «курсантах» не ходил, лечения не получал. Его срок короче. Хоть и надеялся я, что переход в неурановые пещеры как-то удлинит его жизнь.
Может, так и получилось? Не угадаешь… Может, в прежних пещерах срок его пришёл бы уже давно?
— Что ж, зови Цаха, — разрешил я.
Вук коротко свистнул. Цах вышел из кустов на дальнем краю поляны. Если бы вдруг они захотели уложить меня стрелой в глаз, вполне могли бы осуществить это сегодня. Но, похоже, им это было ни к чему. Видимо, живой я им нужнее, чем мёртвый.
Жаль, что не обнаружилось столько же ума у людей племени ра. Тот же самый критерий они могли бы применить и к Марату. И жил бы он сегодня, и был бы полезен племени. И ничего не пришлось бы этому племени унизительно выпрашивать.
Впрочем, там действовала народная стихия. А тут — холодный разум пятёрки самых умных или самых осведомлённых. Может, именно на это и рассчитывал когда-то Нур-Нур? Ведь, по сути, он создал в первобытном племени правительство!
У меня вот не обнаружилось столько ума, чтобы изменить к лучшему саму организацию жизни окрестных племён. Пока я приспосабливаюсь к тому, что сложилось у них издревле. А Нур-Нур сумел! И я не сразу понял, что он сделал в племени урумту. До сих пор меня захлёстывают эмоции. Никак не могу простить Вуку Тили… Не могу прикоснуться к нему — противно! Даже несмотря на то, что он потом Тили отпустил… Даже несмотря на то, что нельзя судить его по нашим меркам. Эмоции у меня явно сильнее рацио. Будем считать, что по молодости… Что со временем пройдёт…
Интересно, Цах участвовал в том походе или нет? В лоб не спросишь. Но вообще-то знать надо, на будущее. Если уж у него есть шансы стать вождём…
Больше полутора лет не видел я Цаха. За это время он округлился, возмужал, раздался в плечах. На перешейке между северными озёрами я провожал в Нефть испуганного юношу, почти дрожащего от страха перед неведомым будущим в лапах «сынов неба». Сейчас ко мне неторопливо, спокойно подходил уверенный в себе зрелый мужчина. С каким-то снисходительна взглядом. Держался Цах куда солиднее Вука. Видимо, понимал, что знает и умеет больше вождя.
Оно, в общем, понятно: учили же его чему-то почти месяц! Не только печи топить… И не один Сергей Агеев…
Что ж — тушёнки и тайпы в вертолёте хватит. Ложек — тоже. С бусами вот только, как обычно, непорядок. Придётся вручить каждому по одной нитке. Нет тут больше. И пусть эти начальники выбирают из своих жён самую любимую. Или делят нитку пополам. Если хватит ума…
Я поднялся по лесенке, набрал три цифры, открыл дверцу и первым вошёл в машину. Вопреки древнему правилу: не подставлять спину! Пропустить тут гостей вперёд невозможно. Да и не ведали они этой церемонии и не пошли бы впереди меня.
Когда устроились гости на боковых сиденьях, я открыл каждому по баночке тушёнки, по бутылочке тайпы и протянул ложки. Цах орудовал ложкой гораздо увереннее Вука. Чувствовалась напряжённая и успешная учёба… А вот от мыслеприёмника он отказался, произнёс два слова, и я услышал:
— У меня есть.
Оказывается, мыслеприёмник был ловко спрятан у него под шевелюрой. Я и не заметил… Видимо, сохранился с «курсов».
Отдаренную мне шкуру я аккуратно свернул и положил в конец салона. Она порядком воняла в закрытом помещении. Значит, плохо выделана. Но куда денешься? Презент от души! Придётся скоблить самому. Выбрасывать шкуру жалко. Она и на Центральном материке — редкость. Потому что охота у нас запрещена. Убить животное мы имеем право только в порядке самозащиты.
