Исай Давыдов - Девушка из Пантикапея

Давыдов И

Девушка из Пантикапея 

1.

В институте я проклинал латынь. Мне казалось, что изучать римское право можно, и не зная языка, на котором говорили юристы древности. «К чему этот мёртвый язык?» — не раз кричал я на занятиях. Дважды я уводил с семинаров по латыни почти всю группу. Мы уходили в кино, и потом я получал выговоры за отличную организацию этих культпоходов. Но репрессии декана меня не останавливали.

Наш толстый и неповоротный латинист ненавидел меня, кажется, не меньше, чем я ненавидел латынь. Он принципиально не поставил бы мне больше тройки даже за самый блистательный ответ. А я счёл бы себя оскорблённым, если бы получил по латыни больше, чем тройку. У меня неплохая память. Я кое-как усвоил латинские склонения и спряжения — они запоминались почему-то довольно легко. Но я жалел время на латынь. То, что задавалось, я прочитывал только один раз — достаточно!.. И поэтому на семинарах и экзаменах я отвечал коряво, дубово, мучительно вытаскивая из памяти нужные слова. Я получал свою заслуженную тройку и счастливо улыбался, как будто мне назначили повышенную стипендию. А толстый латинист, выводя мне отметку, усмехался и качал тяжёлой лысой головой. У него была такая усмешка, как будто он знал о том, что произойдёт через несколько лет.

А сейчас я рад, что изучал латынь хоть так, рад, что запомнил из неё хоть что-то. Какие-то фразы, какие-то слова. Наверно, не знай я их, всё, что произошло, — произошло бы не со мной, а с кем-то другим. А я уже не представляю себе, как можно было бы жить, если бы это произошло не со мной. Мёртвый язык оказался не таким уж мёртвым... Мы сидели с Витькой у костра. У обыкновенного костра, какие разжигают в дороге все путники. В пяти шагах от нас стоял взятый Витькой напрокат «Москвич». Мы ехали к морю. Ехали отдыхать. Вдвоём. Нам было весело с Витькой. Мы ведь старые друзья — ещё с детства. Когда-то мы вместе бегали в первые классы московской сто двадцать шестой школы. Она стояла в глубине двора, за гостиницей «Пекин», возле площади Маяковского. Это была мужская школа. На переменах мы гоняли по коридорам пустые консервные банки, а после уроков дрались с местной шпаной и менялись марками. А потом наши классы переформировали, потому что снова стали вводить совместное обучение мальчиков и девочек. Мы с Витькой попали в разные школы и после этого уже только ходили друг к другу в гости.

Через несколько лет разные институты с железной неумолимостью растащили нас в разные стороны, и мы не виделись бездну времени, и встретились вот только три месяца назад на улицах города, где оба живём и работаем уже около двух лет. Витька сейчас кибернетик. Он работает на оборону, засекречен с головы до пят, и поэтому неудивительно, что я ничего не знал о нём. А я — юрист. Витька не ходит в суд, и поэтому неудивительно, что он ничего не знал обо мне.

Мы решили провести отпуск вместе. Мне показалось, что нам может быть скучно вдвоём, и я предложил взять с собой двух знакомых девчат. Витька отрицательно покачал головой.

— Не стоит, — сказал он. — Когда станет скучно, — познакомимся по дороге.

Витька — гений! Если бы он тогда согласился — всё было бы не так.

В общем, мы сидели у костра. У последнего костра перёд Симферополем. Завтра мы должны были ночевать уже в ялтинском кэмпинге. Мы варили на костре суп из говяжьей тушёнки и смотрели на звёзды. Их было очень много на густочерном крымском небе. Мне показалось, что одна из звёзд движется. Я даже не обратил на это особого внимания. Наверно, какой-нибудь очередной спутник. Их ведь сейчас полно над землёй — и наших, и американских. Отсюда не разберёшь, чей он и зачем он летит над нами. И, значит, не стоит ломать себе над этим голову. Надо просто наслаждаться южной ночью, и костром, и тёплой землёй, на которой можно растянуться. Не так уж часто приходится в нынешние времена нашему брату, горожанину, сидеть у костра... Мы доедали суп из тушёнки, когда что-то тёмное и круглое бесшумно пролетело над нами.

— Смотри! — крикнул Витька и задрал вверх голову.

Я тоже задрал вверх голову и увидел, как очень большое чёрное пятно одну за другой глотает звёзды и выплёвывает их сзади.

— Похоже на летающую тарелку, — сказал Витька.

— Ты читал Мензела? — отозвался я. — Он доказывает, что летающие тарелки — это оптический обман.

— Я, конечно, читал Мензела... — Витька усмехнулся и снова взялся за котелок с супом. — Но о летающих тарелках писал не только Мензел. А мы никого больше не знаем... По крайней мере, то, что мы сейчас видели, не похоже на оптический обман.

Чай мы пили молча. Мы думали. Сейчас было над чем думать. Что-то большое и чёрное ведь действительно пролетело. И бесшумно. Не птица же!.. Когда мы уже укладывали в рюкзак пластмассовые кружки, Витька снова толкнул меня.

— Смотри!

Я быстро поднял голову. Чёрное пятно летело обратно. Такое же большое и бесшумное. Оно не было оптическим обманом я никогда не страдал галлюцинациями. Витька был прав, и ошибался, наверно, Мензел. Это была летающая тарелка. У нас ведь нет ещё таких аппаратов, которые бы летали бесшумно.

Она исчезла так же быстро, как и появилась, эта тарелка. Ни следа, ни звука, ни запаха. Пойди докажи, что видел её! Тебя сейчас же стукнут по кумполу талмудом Мензела, и тем дело кончится. Не любим мы загадок. Нам надо, чтоб всё было ясно и просто. Над загадками ведь приходится думать. А нам лень... Витька хотел загасить костёр, но я остановил его;

— Подожди. Пусть догорит сам. Когда-то ещё нам придётся сидеть у костра...

Мы закурили, блаженно и неторопливо затягиваясь. Как немного, в сущности, нужно человеку для счастья! Костёр в степи, котелок супа, сигарета...

Лёгкий ветерок потянул над землёй. Поле громадной, выше человеческого роста, кукурузы слева от нас задвигалось, зашуршало. Может, именно поэтому мы и не услышали, как прошёл по кукурузе человек. Мы увидели его уже тогда, когда он вышел из зарослей. Тонкая, невысокая фигурка в спортивном костюме медленно приближалась к нам. То ли мальчишка, то ли девушка — в темноте не разберёшь.

Мы сидели молча, и ждали, и курили.

Я почему-то подумал, что эта фигурка может быть связана с таинственным чёрным пятном, которое только что дважды пролетело над нами. Хорошо, если бы это было так — всё какой-то путь к разгадке. Наверно, Витька думал о том же. Но мы ничего не сказали друг другу. Мы ждали и смотрели на приближающуюся фигурку.

Человек шёл медленно. Он останавливался, смотрел на нас, делал несколько робких шагов и снова останавливался. Теперь уже было понятно, что это женщина — мальчишки смелее. И я чувствовал, что нам нужно сидеть и ждать. Если мы поднимемся навстречу — женщина может испугаться.