Исай Давыдов - Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник).

Исай Давыдов

ДЕВУШКА ИЗ ПАНТИКАПЕЯ

Фантастические повести

ОН ЛЮБИЛ ВАС

Сейчас его знает вся Земля. Во всех столицах мира ему ставят памятники. Во всех домах висят его портреты.

О нем пишут сейчас стихи и песни, романы и киносценарии.

И чем дальше — тем их будет больше. Потому что человечество никогда не забудет того, что сделал простой парень из Пензы.

А еще совсем недавно его знали очень немногие. Только родные и друзья. И еще соседи по дому. Его толкали в троллейбусах и крыли матом, когда он без очереди хотел поймать такси, О нем когда-то даже напечатали фельетон в аэропортовской многотиражке. Фельетонист ругал его за «воздушный анархизм» и под конец восклицал: «Куда же могут завести нашего героя подобные принципы? Далеко могут завести. И — не туда!» «Воздушным анархизмом» фельетонист называл самовольную посадку в стороне от маршрута, которую сделал Федор во время одного из рейсов.

Он вез тогда пассажиров в районный центр. И среди них были двое, из-за которых он сделал посадку: очень красивая девушка и немолодая женщина — ее мать.

Они летели в глухую деревню хоронить деда. Федор узнал об этом случайно — перед рейсом разговорился с ними в буфете за столиком. Он знал эту деревню. От районного аэродрома до нее было пятнадцать километров лесом. И автобусы там не ходили. И грязь наверняка была на этой дороге непролазная, потому что целую неделю перед этим лили дожди. А девушка и ее мать летели в туфельках… То ли не было у них сапог, то ли просто не сообразили — все-таки горе…

Федор представил себе, как будут они пробираться по лесной дороге эти пятнадцать километров, и решил посадить самолет прямо возле деревни — на выгоне. Он знал и этот выгон. Однажды он уже сажал на него самолет — возил в деревню хирурга из областного центра.

И, конечно, Федор не спросил разрешения на эту посадку. Он твердо знал: не разрешат. А нарушить запрет — еще хуже будет. Лучше уж так… Федор понимал, на что шел. Но ему очень понравилась девушка. И было очень жалко ее и ее мать.

Когда он посадил самолет на выгоне возле деревни, девушка поцеловала его на прощанье.

…Потом она часто целовала его. И поэтому он был счастлив даже в тот не очень-то веселый месяц, на который его отстранили от полетов. Но оказалось, что это все-таки не та девушка. Видимо, даже целуясь с ним, она думала о том, как бы повыгоднее распорядиться своей красотой. Она вскоре поссорилась с Федором и вышла замуж за солидного человека, занимавшего в городе солидный пост и получавшего солидную зарплату.

Теперь она, наверно, горько жалеет об этом. Впрочем, может, и не жалеет. У таких ведь часто все человеческое — наоборот.

А Федор тогда с горя уехал из Пензы. И ему было очень трудно попасть в училище, потому что характеристика из-за этой самовольной посадки у него была не ахти…

Он и сам потом долго удивлялся, как его в конце концов все-таки приняли с такой характеристикой.

В последний раз он приезжал в Пензу около двух лет назад, приезжал к матери…

1

Удивительно! Как-то даже не верится, что одно из двух самых красивых мест в городе — это собственный двор. Тот двор, в котором бегал мальчишкой, гонял в футбол и хоккей, с кем-то дрался, плакал, когда били…

И почему-то тогда никакой красоты не замечал. А вот сейчас, когда приехал в отпуск…

Самое красивое место в городе, наверно, все-таки в парке, возле планетария, над обрывом. Стоишь там, смотришь по сторонам, и где-то глубоко внизу — маленькие, как на макете, двухэтажные домики. А вдалеке — кажется, бесконечный Заводской район. И всегда он почему-то в дымке — утром ли, к вечеру ли…

А когда темнеет — там разливается море огней. Оно начинается где-то внизу, у твоих ног, и уходит вдаль, и кажется нет ему ни конца, ни краю. Смотришь на это море огней и думаешь: какая она все-таки громадная, Пенза! А ведь это только часть. Только четверть города видна с этого обрыва.

А второй такой обрыв — в своем дворе. Прямо вышел из подъезда — и вот он, в двух шагах. И под этим обрывом — утопающие в зелени кварталы, и среди них окруженный громадными тополями областной архив. А когда-то — церковь. Снизу здание кажется высоким и величественным. А со двора — будто игрушечное.

Еще дальше — Сура, и на ней остров Пески. Целая деревня запросто разместилась бы на этом острове. Да там и жило раньше народу не меньше, чем в солидном селе. Правда, оттуда уже давно переселяют людей. И переделывают крепкие дома в раздевалки, в павильоны. Огромным пляжем становится этот остров летом. А зимой — центром громадного катка.

А за Сурой — опять Пенза, бесконечные кварталы которой уходят вдаль, к темным лесам на горизонте. И на фоне этих лесов громадный белый обелиск, памятник пензякам, погибшим на фронтах Отечественной войны. И во все стороны от этого обелиска вечером — тоже бескрайнее море огней. И можно выйти из подъезда, и стоять здесь долго, и смотреть, как бегут через мост автобусы на Пески, и как идут поезда за Сурой, и думать о том, что вот жил рядом с этой красотой много лет и не ценил ее, а теперь видишь ее все реже и реже, и вообще неизвестно, увидишь ли ее после этого отпуска еще хоть раз.

Конечно, нужно думать, что увидишь. Конечно, нужно верить в то, что все будет прекрасно и удивительно. Иначе и лететь нельзя…

Да если уж на то пошло — ничего ведь пока не случалось с нашими космонавтами. Никто не погиб. Никто не заболел. Почему же именно с ним, Федором Веселовым, должно что-то случиться? Ничего не случится, конечно!

Правда, никто еще и не летал так далеко. До Луны добрались, а на Марс только автоматические станции посылали.

Федор Веселов первым полетит к Марсу и увидит его не издалека — вблизи.

Но не Федор, а кто-то другой первым из землян выйдет на почву Марса. Федору это не достанется, Но готовить этот выход будет Федор. Семь лет назад точно так же готовили выход людей на Луну. Космонавт не сел на Луну сам. Он только посадил на Луну вторую ракету, выпустил из нее роботов и принял их телепередачи. И потом улетел, оставив роботов и вторую ракету в кратере Ахо.

Их теперь нашли, этих роботов. Их не успели еще переправить на Землю, но скоро уже переправят и выставят в Московском музее космоса. А когда-нибудь в этом музее выставят и тех роботов, которых выпустит на Марс Федор… Если, конечно, ничто не помешает… Собственно, помешать, кажется, может только одно. Эта неизвестная десятая планета. Или как там ее?.. До сих пор ведь не разобрались еще, что это такое. До сих пор спорят…