Исай Давыдов - Девушка из Пантикапея

Я читал «Памятник» уверенно, бойко, без запинки, хотя не смог бы так же бойко и без запинки перевести его. Значение многих слов забылось. Помнилось лишь их звучание.

Девушка слушала меня и улыбалась. Потом тихо сказала:

— Horatius Flaccus...

Я решил, что момент подходящий. Я показал рукой на Витьку и назвал его имя:

— Виктор.

Затем я прикоснулся рукой к своей груди и назвал себя:

— Михаил.

Затем я протянул руку к девушке и произнёс латинское слово, которое ещё помнил:

— Nomen![9]

Она поняла. Она улыбнулась и негромко повторила:

— Виктор... Михаил.

Потом она показала рукой на себя и сказала:

— Корнелиа...

— Корнелия, — повторил я и улыбнулся ей. И Витька тоже улыбнулся и повторил:

— Корнелия...

Главное было сделано — знакомство состоялось. Теперь дело было за небольшим — узнать, как она здесь оказалась и что собирается делать дальше. Я взял лежащую возле Корнелии на траве пачку сигарет, вытащил одну, закурил и стал мучительно перебирать в уме немногие из запомнившихся мне латинских слов, пытаясь найти среди них подходящие. Но подходящих почему-то не находилось. Корнелия с любопытством следила за моими движениями. У неё был такой взгляд, будто она впервые видела, как закуривают сигарету.

«Странная девчонка!» — подумал я и решил, что проще всего было бы спросить у неё, где её друзья, то есть, те, с кем она приехала. Слово «друзья» я знаю. «Где» — кажется, ubi... Есть такое изречение:

«Ubi bene — eadem patria» — где хорошо, там и родина. Значит, осталось слово «твои» или «ваши». Ага: «мой» — meus, «твой» — tuus. Зубрили когда-то и это. Итак...

— Ubi tuus amici sunt? — спрашиваю я.

Кажется, я говорю что-то не так — «tuus» ведь склоняется. Но, видно, Корнелия понимает меня, хотя и улыбается моей ошибке. Она поднимает руку и говорит только два слова:

— Longe sunt.

Я знаю эти слова, Я ведь учил ещё и английский. Long длинно, далеко. Значит, её друзья далеко. Но где далеко — на небе? Может, и впрямь эта девчонка прилетела на летающей тарелке? Но только откуда она знает латынь? Ведь не на латыни же говорят жители Венеры... И почему она знает Рим? Чепуха какая-то! Может, она просто сумасшедшая? Не похоже. Нет! Надо вносить полную ясность! Эх, дьявол! И за что я тогда так не любил латынь?..

Я снова выискиваю в своей памяти слова. Наверно, по-английски я сказал бы это сразу: «When did you come in the USSR?» — «Когда вы приехали в СССР?» Но как сказать это по латыни? Там ведь и слова-то такого нет — «СССР». И даже слова «Россия» там нет. Слишком уж допотопный язык!..

«Veni, vidi, vici...» — услужливо подсказывает мне память. — «Пришёл, увидел, победил...» Ага! Veni! Это то, что надо! Вопросительные слова по-латыни часто начинаются с «qu». «Quen», что ли? Нет! Не то... Ага — «quando!» До чего ж глубоко в памяти сидят нужные вещи! Сразу и не докопаешься. Вот у Витьки в электронных машинах это просто; всё, что машина запомнила, — сейчас же и к услугам. А тут ройся, ройся в своих извилинах!.. Итак, значит...

— Quando venisti in Soviet Union?

Она отвечает быстро и, как мне кажется, обрадованно:

— Quod «Soviet Union» est?

Она произносит это очень естественно и просто, как будто в её вопросе нет ничего особенного. А ведь я понимаю её вопрос. Quod — это «что». Она спрашивает, что такое Советский Союз. Об этом может спросить только либо сумасшедший, либо существо с другой планеты. Но она не похожа на сумасшедшую. Совершенно не похожа. И она не похожа на существо с другой планеты. Она слишком земная и говорит на земном, хотя и древнем языке. И всё же она не знает, что такое Советский Союз, хотя находится в нём. И не знает слов «Куба» и «Фидель». Но знает слово «Рим». Странно! Очень странно всё это! Однако сейчас ей нужно ответить, И снова память выталкивает зазубренные слова, которые дают мне ключ. «Terra incognita» — неизвестная земля. Это-то я знаю! Как часто латинист говорил это про меня! Что, мол, для меня латынь — terra incognita... Ладно!.. Сейчас «неизвестную» можно отбросить. Мне нужна «земля». Ещё бы вспомнить слово «эта»!

«Hie, haec, hoc, iste, ista, istud», — выскакивают вдруг заученные некогда местоимения. Ура! Эврика!

Я обвожу рукой вокруг себя — широко, вольно — и говорю:

— Terra ista Soviet Union est![10] Советский Союз, — добавляю я для большей ясности по-русски. — Россия.

Она чему-то очень грустно улыбается и произносит:

— Terra ista regnum Bosporus fuerat.[11]

Да, я согласен с ней: когда-то здесь, в Крыму, было Боспорское царство. Когда-то страшно давно, ещё до древней Руси, до Рюрика и Олега. Кажется, ещё в период древней Греции и древнего Рима. Я запомнил это царство, потому что в нём было грандиозное восстание рабов под руководством Савмака. Рабов, которые победили и создали своё, справедливое государство. Хотя и ненадолго... Когда-то я делал семинарский доклад о правовых актах вождей рабских восстаний. Было там несколько фраз и о Савмаке. Но ничего больше о Боспорском царстве я не знал. Почему она вдруг вспомнила про него? Как это можно — знать Боспорское царство и не знать Советского Союза? Что она за человек? Откуда она взялась? Из какого-нибудь кургана вылезла?.. Откуда... Откуда... Как это по латыни?.. «Unde», кажется... А может, не «unde»... Ну и что? В крайнем случае, она скажет своё «non intellego».

— Unde venisti?[12] — спрашиваю я.

Видимо, я не ошибся. Видимо, Корнелия поняла. Она снова показывает рукой на небо и коротко отвечает:

— Inde veni.

— Что она говорит? — спрашивает меня Витька. — Чего ты от неё добился?

— Она говорит, что пришла оттуда. — Я показываю головой вверх. — Что там у неё друзья. Она не знает, что такое Советский Союз, но помнит, что здесь когда-то было Боспорское царство. Всё это кажется мне бредом, Витька... Самым настоящим бредом. Может, она сбежала из сумасшедшего дома?

Витька искоса глядит на Корнелию, усмехается.

— Не похоже. У больных не такие глаза. И потом в сумасшедших домах наверняка нет таких стильных спортивных костюмов. Их, кажется, нет даже в наших магазинах.

Я внимательно смотрю на её костюм. Он тонкий, почти чёрный и шелковистый. Какие-то неуловимые серебристые нити поблёскивают в нём. Я гляжу на её ноги. Они обуты в очень странную обувь. Я ещё ни разу не видел такой обуви. Это какие-то литые, плотно обтягивающие ступню боты с небольшими широкими каблучками. Эти боты сделаны не из резины и не из полиэтилена, а из какого-то совершенно неизвестного мне материала. И на них нет никаких застёжек. Непонятно, как снимают и надевают эту обувь.

— Посмотри на её боты, — отвернувшись, говорю я Витьке. Таких бот я тоже не видел в наших магазинах.

Витька смотрит, И кивает.