Часть их боли - Д. Дж. Штольц
* * *
Спустя три месяца
Элегиар
Илла Ралмантон лежал в малой гостиной, надушенный любимыми апельсиновыми духами и облаченный в тяжелую парчу.
– Что значит след потерялся? – злился он.
За последний год он не изменился, разве что лицо из-за морщин стало казаться мельче, суше. В то же время одежд на нем знатно прибавилось, и под его прекрасную мантию теперь можно было спрятать еще двоих таких же советников, которых никто и никогда бы не нашел. Подле него стоял наемник Тамар, склоненный в поклоне.
– Я ищу, – отвечал тот.
– Уже следовало найти его! Дрянь, какая может идти речь об отведенных мне годах жизни, если они закончатся, стоит королю поинтересоваться, где дитя Гаара? Негодяй, подлец! Сбежал, да так нагло! Куда он мог пойти?!
– Я ищу, – терпеливо повторил наемник.
– Паршиво ищешь! – вспыхнул Илла. – При твоих возможностях он уже должен был лежать у меня в ногах, закованный в кандалы, раз уж не захотел по-хорошему! Проверили все северные тракты, вплоть до прибрежных Аль’Маринна и Ор’Ташкайя?
– Проверили. На корабль он не садился.
– Точно?
– Да.
– Хорошо. Хотя у него и могут быть союзники на Севере, но, видимо, он к ним не пошел. А Голубой путь? За эти месяцы он мог, сверкая пятками, добраться до Ноэля, в свои родные земли, где жил с матерью! Ты узнал подробнее, Тамар, о тех слухах, которые ходят про возвращение графского сына? Графиня действительно пропала?
– Разузнал, да. Графиня Мариэльд де Лилле Адан исчезла. Ноэль захвачен соседним Детхаем, а незнакомцы, выдававшие себя за Юлиана, – лжецы. Он туда не пошел. Мы проверили все графство.
– Он ее сын, черт возьми! Он может заявить свои права на графство! Испокон веков Ноэль поклонялся детям Гаара, поэтому ему могут поверить, за ним могут пойти. Но… – Илла задумался. – Хотя там опасно, да… Он больше не будет под покровительством графини, а значит, прочувствовав его беззащитность, к нему обратят жаждущие взоры и Детхай, и Альбаос, и Гаиврар, и даже местная знать, которая доселе боялась поднять голову. Нет-нет, он не станет окроплять кровью эти земли, чтобы доказать свою власть. Не из той он породы. Он не станет рисковать своей жизнью в этих непредсказуемых игрищах. Даже я бы туда не полез с голым задом, с каким он сейчас бродит по землям! Куда он еще мог пойти? Может, в Элегиар? Вы обыскали еще раз трущобы? Тамар? Тамар?! Почему ты молчишь?..
Между тем Тамар вдруг вздрогнул. Тело его задергалось, как у припадочного, а руки замотыляли, словно веревки, по бокам. Он вдруг рухнул к ногам советника вместе с другим наемником, принявшим имя убитого Латхуса.
Надо сказать, Иллу Ралмантона мало что могло удивить в его столь долгой и столь же грязной жизни. Однако сейчас он застыл на своем диване в изумленном молчании, вытянув губы трубочкой вниз, и лицезрел, как его телохранители перестали дышать. Оба разом…
Пока наконец не догадался и глухо не возопил:
– Ах, сукин сын! Женское покрывало! Пригрел на груди змею. Научил всему! Сговорился с Раум, значит, гаденыш маленький, чтобы отобрать у меня все! И эта тварь обманула, предала. Конечно же… Конечно! Он предложил ей свое тело в рождении… Чего ей еще желать, кроме как долголетия своему новорожденному червю? Но как он догадался до такого? Ах, гаденыш, сукин сын! Пошла гадюка к червю совокупиться! Ну погоди у меня… Я тебе покажу… Поиграть, значит, со мной вздумал? Думаешь, сможешь удержать Раум? Нет! Я тебе, сукин сын, не позволю этого делать. Рабы, рабы! Ко мне!
В гостиной были разложены звуковые артефакты, и, понимая, что его никто не слышит, Илла со злобным кряхтением поднялся. Он вцепился своими кривыми, сухими пальцами в трость и, хромая, а также отборно ругаясь, заковылял к выходу так быстро, как мог. Увидел стоящих рабов, советник закричал:
– Ко мне!
Его в страхе обступили. Дрожа от гнева, старик начал раздавать приказы:
– Оденьте меня в лучшее платье. Черно-алое! Пошлите гонца к Его Величеству, предупредите, что я скоро посещу его по не терпящим отлагательства вопросам! Живее! Шевелитесь, псы!
Спустя всего полчаса – невообразимое время для сборов столь важного чиновника, который носил четыре слоя платьев, имел на пальце по кольцу, а также предпочитал являться в облаке апельсиновых духов, намасленным и натертым благовониями, – Илла уже стучал палкой под сводами дворца, направляясь к Коронному дому. Он хмуро глядел на всех кланяющихся ему придворных, не отвечая. Все окружающие, видя, что советник не в настроении, предупредительно отдалялись, чтобы не иметь ненужных проблем. Даже когда на пути попался его фаворит, улыбчивый Дзабанайя, алый шарф которого тут же взлетел от поклона, он лишь зло мотнул головой.
– Да осветит солнце вам путь, достопочтенный! Вы соизволите уделить мне время сегодня вечером? Помните о соглашении насчет Сапфирового…
– Не сейчас, Дзаба!
– Но это важный вопрос. Про…
– Не сейчас!
Под удивленным взором мастрийца, который гадал, что может быть важнее Сапфировых соглашений, Илла Ралмантон зашагал дальше по коврам. Там он перешел в Коронный дом и уже скоро был у покоев короля, тяжело дыша после покорения нескольких лестниц подряд. Лестницы… Он ненавидел лестницы, и ему порой казалось, что если его не прикончит болезнь, то это точно сделают они… Морнелий встретил его, сидя в кресле. Ему читал вслух книгу сатрийских сказок юный раб. Этого раба выбрали из многих других, специально обучили грамоте, чтобы он, обладатель поистине великолепного голоса, развлекал чтением короля. Его бархатный тенор стелился шелком по роскошно убранным покоям, и даже королева Наурика отложила свое шитье, чтобы послушать.
Когда гость вошел, Морнелий еще наслаждался сказками, обмякнув в кресле. Лишь погодя он будто очнулся ото сна, вспомнил, что от него чего-то хотят, и сообщил:
– Хороший у тебя голос, мальчик. Нечасто мне приходилось слышать такие голоса, как у тебя… Ты доставил мне редкое удовольствие. У тебя дар свыше, божественный дар, – и Морнелий насмешливо
