Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7

Когда я это представляю, мне вдруг становится радостно.

Тогда я готов делать такие вещи, от которых немножко больно.

Я начал помногу бывать на улице. Потому что Мария хотела, чтобы я выходил из дома.

Когда мы с Марией вдвоем выходим, к нам часто подходят соседи. По-моему, я их знаю, но почти не помню, как мы с ними говорили. Они говорят, что беспокоятся за меня и что желают мне самого лучшего, но их слова не такие, как у Марии и у моей семьи. Они неискренние. И они смотрят на меня неприятно. Думаю, так же они смотрели бы, если бы я стал танцевать перед ними голышом. От этого я всегда сержусь, и когда я не могу больше сдерживаться, Мария смотрит мне в глаза и говорит: «На сегодня достаточно, хорошо?»

Я боюсь не только знакомых – незнакомые люди меня тоже пугают. Большинство либо не обращают на нас внимания, либо отворачиваются, но некоторые смотрят на нас странно. Когда такое происходит, мне неприятно. Когда Мария и семья на меня смотрят, я понимаю, что они думают, а когда эти – нет. Может, они сейчас попытаются убить меня или Марию. Всякий раз, когда я так думаю, ноги перестают двигаться. Тогда Мария ласково говорит: «Все хорошо».

Снаружи мешают не только люди. Я боюсь больших штук, которые очень быстро носятся мимо меня, потому что, если одна такая меня стукнет, я точно умру. Я не понимаю, почему это только меня тревожит. По правде сказать, память подсказывает мне, что кто-то по имени «Моги-сан» попал в большую беду, когда одна из этих штук его ударила. И еще я знаю факт, что каждый год от них умирает несколько тысяч человек. Почему никто не тревожится? Каждый раз, когда рядом проезжает машина или мотоцикл, я сжимаю руку Марии. Она обычно сжимает мою и улыбается мне.

Но еще страшнее поезда. Громадные коробки, а внутри очень много людей. Так много, что они даже касаются друг друга телами. Меня раздавливает поток информации. Мысли за ним не успевают. Я не могу думать о десятках людей одновременно. Знаю ли я этого человека, может, я просто его забыл? Этот смартфон правда такой интересный? Они все наверняка думают о самых разных вещах, как я сейчас. У них у всех своя собственная жизнь. Когда я начинаю так думать, мне кажется, что у меня сейчас голова взорвется. «Не забивай себе голову другими людьми», – говорит Мария, но это невозможно. Я не знаю, как отличать важную информацию от неважной. Я все время стараюсь подавить желание закричать, но у меня есть свой предел. Каждый раз, когда я подхожу к этому пределу, Мария сходит вместе со мной на ближайшей станции и гладит меня по спине, пока я не успокоюсь.

Мария всегда знает, чего я хочу, хоть я и не умею говорить. Она потрясающая. Я иногда думаю, что она умеет читать мои мысли.

День за днем мы упражнялись в выходах на улицу. Мария говорила, что это для меня хороший стимул. Да, я стал лучше контролировать себя. И мои мысли стали немного организованней. Кусочки воспоминаний тоже чаще возвращаются и подсоединяются друг к другу.

Однако регулярно гулять со мной – не единственная цель Марии. Она пытается куда-то меня отвезти, но пока нам каждый раз приходилось поворачивать обратно на полпути, потому что дальше ехать я не мог.

Наконец однажды Мария сказала:

– Мы приехали!

Это больница. Я регулярно посещаю больницу, но эта намного больше, чем та. Мария достает смартфон и куда-то звонит. Вскоре появляется женщина с длинными волосами.

– Кадзу-кун! – произносит она и улыбается мне.

Видимо, мы знакомы… Хм? По-моему, я ее очень хорошо знаю. Она сейчас более худая, чем я помню, но по красивым глазам я ее узнал.

Это Коконе Кирино.

Я вспоминаю ее имя, и тут же меня пронзает острая боль. Видимо, я сделал ей что-то очень плохое.

– Похоже, он тебя узнал, Кирино. И он чувствует вину.

– Правда? Поразительно, что ты это поняла, ведь его выражение лица почти не изменилось.

– Я вижу почти все его мысли, – отвечает Мария и похлопывает меня по спине. – Не нужно бояться, Кадзуки. Ты уже виделся с ней дома несколько раз – она приходила навестить тебя. Кстати говоря, Кирино, ты к нам уже давно не заглядывала?

Теперь, когда Мария это сказала, я вспомнил – женщина, похожая на Коконе, и правда приходила ко мне, когда я еще не вернулся в сознание. И, возможно, пару раз я ее видел уже после того, как вернулся. Да, моя память еще не пришла в норму.

Коконе чуть приседает и заглядывает мне в лицо снизу вверх.

– Эй. Не надо чувствовать себя виноватым, Кадзу-кун. Я на самом деле тебе благодарна.

Благодарна? Несмотря на то, что я сделал что-то очень плохое?

Я в полном замешательстве. Коконе хватает меня за запястье и идет прочь. Несколько раз она оборачивается на меня, но у нее всегда радостная улыбка.

– Она очень рада, что ты смог сюда добраться. Она болеет за тебя, Кадзуки. Потому что, – Мария задирает голову и смотрит на окно какой-то из палат, – кое с кем ты можешь встретиться только здесь.

И тут Коконе говорит:

– Кадзу-кун, мы идем к Дайе!

Я не знаю человека, который сидит на койке, но Коконе представила его как «Дайю Омине».

Я помню человека с этим именем. Он умный, беловолосый и с серьгами. Но этот человек другой. У него черные волосы и нет серег. Но различие гораздо глубже.

На миг я даже засомневался, «человек» ли это. Я не знаю ни одного «человека», который был бы таким тихим. Но, хотя он молчит, как растение, в нем чувствуется бОльшая воля к жизни, чем в ком угодно, кого я знаю. Не помню, чтобы хоть когда-то в жизни я дружил с кем-то подобным.

Он медленно поворачивает голову.

– …

Его голос звучит так слабо, что я ничего не могу разобрать. Я все еще боюсь этого незнакомца. Мария ласково подталкивает меня в спину и заставляет наклониться ухом к его рту.

– …Сколько лет, сколько зим, Кадзу, – произносит он голосом дряхлого старика.

Во мне шевельнулись какие-то чувства, но я по-прежнему не могу связать вместе «Дайю Омине» и вот этого человека.

– Прости, но он не узнает тебя, Омине.

– Ясно. Нам обоим нелегко, да, Кадзу? Честно говоря, хоть ты меня и предупредила, я все равно потрясен тем, что с ним стало. Он как будто переродился в совершенно другого человека.

– Это неточное сравнение, – возражает Мария. – Кадзуки вернется к своей нормальной повседневной жизни.

– Понятно… ты права…

Выражение лица незнакомца почти не меняется. Возможно, ему по-прежнему трудно двигать мышцами.

– Раз так, я ему не уступлю. К вашей свадебной церемонии я уже буду ходить на своих ногах.

С этими словами он протягивает мне тощую, трясущуюся, очень нездоровую на вид руку. Я машинально протягиваю свою.

И внезапно вижу шрам на правой ладони.

Ах.

Внезапно на меня накатывает буря эмоций. Мне в голову врывается образ: я вижу себя, глядящего на Дайю сверху вниз и неустанно пинающего его ногами, пока тот не прекращает попытки встать. Мне даже не нужно полностью вспоминать произошедшее, чтобы понять, что я сделал.

_Я___т_о_т,___и_з_-_з_а___к_о_г_о___о_н___с_т_а_л___т_а_к_и_м.

– А… АААААААААА!.. – ору я. Ору и не могу остановиться, хоть и понимаю, что в этом нет смысла. Не переставая рыдать, я падаю на колени и упираюсь лбом в пол.

– …Отонаси. Это с ним часто происходит? – спрашивает он, сконфуженно глядя на меня.

– Нет… такую реакцию я у него вижу впервые.

Мне нет прощения. Я угробил жизнь этого человека из-за своих эгоистических желаний. Нет, не только его. Я пожертвовал огромным количеством людей. Вот доказательство – я помню, как убивал и убивал. И помню, как в результате этого остался совершенно один.

Все это я сделал из желания быть с той, кого люблю.

Аах… я худший грешник на всем белом свете.

– Похоже, Кадзуки так себя ведет, потому что винит себя.

– Ясно… – бормочет незнакомец и хватается за поручни своей койки. Стиснув зубы, он изо всех сил напрягает руки. – У тебя были собственные твердые убеждения. Эгоистичные убеждения, наверняка, и поэтому я понимаю, что ты винишь себя за то, что их придерживался. Но задним числом я вижу, что твои убеждения помогли нам всем. Не думаю, что это случайность. По сути своей твои убеждения правильные, хорошие.

И, произнеся эти слова, он встает. Хоть его и шатает, но все же он стоит на собственных ногах.

– Д-Дайя… встал?.. – ошарашенно произносит Коконе, и на глазах у нее выступают слезы.

Дайя коротко улыбается ей и кладет руку мне на голову.

– Как видишь, я могу встать. Я буду вставать снова и снова. Все благодаря тебе, Кадзу. Я давно уже тебя простил.

– И я, – добавляет Коконе, утирая слезы.

Простили?

Они меня простили?

Мне правда можно в это поверить? Меня правда можно так баловать?

Когда я поднимаю голову, он снова протягивает мне руку.

Его рука такая же тощая, как в прошлый раз, и так же дрожит, но я отчетливо вижу силу воли в его глазах.