Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7
Дайя был в коме. Аппарат искусственной вентиляции накачивал воздух ему в легкие через трахею, две трубки были воткнуты в ноздри. Я слышала шум насоса и биканье ЭКГ.
Едва я увидела его таким, как тут же разрыдалась. Хотя его грудь поднималась и опускалась, а глаза время от времени моргали, мне он уже не казался человеком. Это было живое существо в оболочке Дайи.
Прошел месяц. Дайя так и оставался в коме.
Родители навещали его почти каждый день, Хотя и перестали с ним разговаривать после того происшествия со мной и Миюки Карино. Появлялись и еще люди: Хару, Касуми, другие одноклассники, Мария Отонаси, Юри Янаги, Ироха Синдо, Миюки Карино, даже Рико Асами, которая работала на ферме на Хоккайдо. Приходили и некоторые из его бывших почитателей, но, в отличие от девчонки, которая его пырнула, они снова стали нормальными. Однако кто бы к нему ни приходил, состояние Дайи не менялось. Он не реагировал никак.
Обе наши семьи были против, но я все равно бросила школу, чтобы проводить больше времени с Дайей. Я была убеждена, что, если он будет все время слышать мой голос, это лучше всего поможет ему вернуться.
Но сколько бы я ним ни говорила, Дайя все равно не приходил в себя. Наблюдая за ним целыми днями, я замечала, что иногда он проявляет какие-то признаки жизни, но это было нечто слабое и непонятное. Не менялось главное: он по-прежнему оставался лишь оболочкой.
Время шло, шансы на то, что он поправится, постепенно таяли, а мой страх, что Дайя никогда не очнется, с каждым днем рос. Тревога грызла мои надежды, как голодный зверь.
Я постепенно перестала чувствовать.
И незаметно для самой себя утратила все эмоции.
Прошел еще месяц; настал ноябрь. Я настолько изнурила себя, что сама это заметила. Врач Дайи даже предложил мне обратиться к психиатру.
Я вытирала слезы Дайи полоской марли. Конечно, эти слезы время от времени текут по его щекам чисто рефлекторно, к эмоциям они отношения не имеют. И вдруг, когда я вытирала ему лицо, мне пришла в голову мысль.
Может, он вот так и планировал искупить свою вину? Может, он наложил на себя это наказание, чтобы покаяться за грехи?
Если так, то он эгоист. Он совершенно не подумал обо мне.
Я притронулась к животу – точнее, к шраму на животе, который, видимо, останется со мной навсегда. В это место я ударила себя ножом, потому что верила: так я смогу спасти Дайю.
«Даже если мне придется умереть, пусть Дайя обретет истинное счастье».
Тогда я считала так совершенно искренне. И по-прежнему считаю. Я готова пожертвовать собой ради Дайи в любой момент.
Пусть он нагрешил. Пусть он должен принять груз своей вины. Но обязательно ли ему нести этот груз в одиночку? Разве не мог он передать часть его другим людям, например мне? Неужели он ничего не мог сделать, чтобы быть прощенным?
Все вот так? Вот поэтому он теперь такой?
Да… мир всегда был жесток, и я это знала. Его жестокость отпечатана у меня на спине.
А если так…
– Достаточно.
Мы видели достаточно этого мира.
Стоит мне отсоединить все, что прицеплено к Дайе, и жизненные функции его тела прекратятся. Сделаю это. Сделаю и отправлюсь вместе с ним на следующий уровень. Может, его душа уже ждет мою на небесах.
Если так, то надо просто сделать это!
Я схватила трубки, идущие ему в нос.
Вытащить их – и дело с концом. Никто не будет меня винить. Да если и будут – я же все равно отправлюсь за Дайей.
Тебе было одиноко, Дайя, правда же? Прости меня, но я уже совсем скоро буду с тобой!
– У… уу…
Однако я не смогла заставить себя выдернуть трубки и в конце концов просто отпустила их.
Какой бы нечеловеческой ни казалась мне эта оболочка, она все равно была похожа на Дайю. Я никак не могла прервать его жизнь, пока оставался хоть мизерный шанс на его возвращение. Неважно, насколько этот шанс крохотный.
Я такая слабая.
Я ничего не могу сделать.
Рухнув на исхудавшее тело Дайи, я рыдала, пока не вымоталась сама.
Пролетело еще два месяца. Пришел и ушел Новый год, а Дайя все не подавал признаков выздоровления. Иногда он вдруг принимался дышать самостоятельно, но мне сказали, что с возвращением сознания это никак не связано. Врач Дайи с самого начала пессимистично оценивал его шансы, но в последнее время он выражал это особенно откровенно. Родители Дайи все еще верили, что он вернется, но и они начали сомневаться. Они даже спросили меня, не лучше ли подарить ему безболезненную смерть.
Ну не странно ли? У них это так прозвучало, как будто тело Дайи все еще жило исключительно из-за моего эгоизма. Хотя именно я сильнее всех хотела его освободить!
«Я все сделаю для тебя».
Это не была ложь; однако моя попытка убить его и себя провалилась. Не знаю, правильно ли было бы прервать его жизнь своими собственными руками. Нет – даже если бы это было правильно, я не смогла бы.
Но я кое-что заметила.
Я не могла заставить себя прервать жизнь Дайи, но с легкостью могла бы прервать свою.
Наверняка Дайя уже ждет меня на небесах. А если его там не окажется, значит, он остался жив – так еще даже лучше.
Шикарная идея! И почему она не пришла мне в голову раньше?
На следующий день я принесла с собой нож.
На этот раз я не буду бить себя в живот; я перережу себе горло и отправлюсь к Дайе.
Из-за моих суицидальных планов у меня из головы полностью вылетело одно. Мария Отонаси говорила, что собирается навестить Дайю именно сегодня.
Именно она сохранила жизнь телу Дайи, оказав ему первую помощь и вызвав «скорую», когда его пырнули. Сама она, похоже, об этом забыла, но записи не врут.
Я была благодарна ей. Но почему-то мы с ней перестали ладить так хорошо, как когда-то.
Мария Отонаси принесла музыкальную шкатулку и держала ее возле уха Дайи. Судя по всему, был какой-то случай, когда музыкальная шкатулка привела пациента в сознание. Но я-то была уверена, что это бесполезно; если он даже на мой голос не реагировал, то на эту штуку тем более.
Свали уже побыстрее, чтобы я могла умереть.
– …Кирино.
Внезапно Мария Отонаси крепко обняла меня.
– …Что?
У меня что, такой депрессивный вид?
…Нет, она меня не обнимала – она проверяла мои карманы.
– Ах…
Она достала нож в кожаном футляре и вздохнула, глядя на него.
– Я удивлялась, почему ты сегодня такая нервная, но этого я точно не ожидала… Что ты собиралась… нет, можешь не говорить. И так понятно.
От такого всепонимающего отношения я тут же вскипела.
Как будто ты можешь понять, что я чувствую!
– Отдай! – истерично заорала я. – Отдай, отдай, отдай!
Я знала, что на вопли тут же сбегутся медсестры, но ничего не могла с собой поделать. Я набросилась на Марию.
Но это ни к чему не привело. Она проворно уклонилась и заломила мне руку.
– Отвали! Пусти меня! Отдай нож! – продолжала орать я, не в силах подавить бушующие эмоции. Слезы брызнули из глаз, а я все кричала: – Только так! Чтобы увидеться с Дайей – только умереть!
– Вот дерьмо… ну почему вы оба такие!
– Что сказала?! – проорала я в ответ.
– Я уважаю и твою решимость, и решимость Омине, но жертвовать собой ради друг друга – это просто неправильно. Это совершенно бессмысленно и только сделает несчастными вас обоих, потому что Омине заботится о твоем счастье так же сильно, как ты о его. Ты что, уже забыла, как сильно ты страдала, когда вы были в противоположном положении?! Ну почему ты не можешь хоть чуть-чуть приложить голову, черт тебя побери?!
Ее обвиняющий тон заставил меня вздрогнуть, но я все равно продолжила:
– Чья бы корова мычала! А кто прямо сейчас жертвует собой ради Кадзу-куна, а?
– Я раньше была, можно сказать, воплощением самопожертвования, но это осталось в прошлом. Сейчас я с Кадзуки ради самой себя. Кадзуки тоже нуждается во мне и не может быть счастлив без меня. Я больше не жертвую собой, я просто не могу, – ответила она.
Я по-прежнему сверлила ее сердитым взглядом.
– Знаешь, почему ты совершаешь эту ошибку, жертвуешь собой? – спросила она. – Я раньше была такой же, поэтому вижу.
И затем она холодно заявила:
– Потому что ты слабая. Потому что ты не можешь смотреть в лицо реальности.
– К-конечно, я не могу смотреть на реальность! Как я могу жить, когда Дайя, которого я люблю, – чертов овощ?! Он для меня все! Этот мир забрал у меня все! Что еще мне остается делать?! – проорала я. – Что, блин, я вообще должна делать?!
Я думала, что она не сможет ответить на этот вопрос. Я думала, на него просто не существует ответа.
Но Отонаси ответила без колебаний.
– Верить в то, что Омине поправится.
Я закусила губу.
