Раб и меч - Сэм Альфсен
Нуска замер. Замерло его дыхание и сама жизнь на поляне, усеянной трупами. Взгляд скользил от одного мёртвого лица к другому, его руки и ноги затряслись, но… даже крик замер в его глотке, когда он увидел, как его мать пронзают мечом. Как она падает и больше не поднимается.
Нуска не так хорошо знал, что такое смерть. Поэтому отреагировал, лишь когда незнакомец в чёрном, нанёсший удар его матери, наступил на неё. Нуска и сам не понял, как так быстро пересёк поляну.
Задрав голову, он уставился на незнакомца и закричал:
– Убери! Ногу! С тела! Моей матери!
Смотря в пронзительно-голубые глаза убийцы, он не чувствовал ни капли страха.
Он ощутил его намного позже, уже в родном поселении, когда не услышал дыхания матери на соседней подстилке.
Мишра ходила из угла в угол и страшно кашляла. Она должна была находиться в хижине для больных hair`la, но…
Женщина перевела взгляд на тощего белокурого мальчика, который сидел в углу хижины, покачивался из стороны в сторону, обняв самого себя за колени. Ни вчера, ни сегодня Нуска ничего не ел и не смыкал глаз. Мишра боялась, что если не болезнь свалит мальчика, то он сам доведёт себя до смерти. А от лесного племени… и так ничего не осталось.
– Нуска, милый… мне нужно сходить и проведать Фим. Нуска, ты меня слышишь?
Мишра ласково гладила мальчика по плечу, касалась его нечёсаных и грязных волос, но он не отвечал ей. Он вообще не произнёс ни слова после смерти Вайры.
Мишра прикусила губу, укрыла Нуску шкурой и пододвинула к нему тарелку с едой:
– Звёздочка, поешь, я прошу тебя. Я не хочу снова насильно поить тебя отварами… Ты должен есть. И не бойся, я скоро вернусь. Ты не один, Нуска.
Но Нуска молчал, поэтому Мишра, прокусив губу до крови, ушла к своей дочери. Она и сама почти не спала и не ела после Дня Заката. В тот день… погибли её любимый мужчина и её лучшая подруга. Она осталась совсем одна в этом мире, а вместе с ней – двое детей. Не прошло и нескольких дней после трагедии, как на племя Орла обрушилась ещё одна напасть – страшная болезнь, от которой умирали те, кому повезло выжить. Но им было передано послание от vei`li племени Кабана: болезнь можно победить, если резать кожу, а затем кутаться в ткани, снятые с тел умерших от страшной болезни hair`la. Так что после визита к дочери Мишра сразу же отправилась в палатку, где проходило лечение.
Тело горело, ломило. Ей казалось, что это лечение делает только хуже, ведь до него она чувствовала себя хорошо, но… никто не мог противиться воле Нирки-йа. Поэтому Мишра, повинуясь его приказу, взяла с собой нож и несколько лоскутов грязной ткани, чтобы обезопасить Нуску.
Она не позволит ему умереть. Ни за что. Она должна защитить его ради Вайры.
Ближе к ночи Мишра вернулась в хижину, в которой оставила Нуску, но мальчик так и не сдвинулся с места и даже не притронулся к еде. Как умалишённый, он продолжал сидеть, покачиваясь и разглядывая солому на полу.
Мишре было так больно смотреть на него. Так жалко… Нуска не знал своего отца и уже лишился матери. Среди соплеменников у него не было ни одного родственника, ведь родители Вайры давно погибли… Кто же позаботится о нём? Кто же расскажет ему семейные байки? Кто укроет перед сном и обнимет?
Мишра медленно подошла ближе и присела рядом. Она обняла Нуску и тихо сказала:
– Милый… мы должны жить. Мы должны жить и защищать наше племя, понимаешь? Мы не можем сдаться, не можем умереть. Вайра не простит меня, если ты умрёшь, понимаешь?
Но Нуска не отвечал, поэтому Мишра только вздохнула, поднялась и зажгла несколько свечей. Присев рядом, она сняла с мальчика верхнюю одежду и ласковым голосом заговорила:
– Потерпи немножко. Я тоже через это прошла. Первое время ты можешь чувствовать себя плохо, но потом болезнь не тронет тебя.
Мишра взяла нож и сделала несколько надрезов на предплечье Нуски, а затем обернула вокруг его руки грязные лоскуты.
«Вот так. Вайра, я не позволю твоему сыну погибнуть. Теперь он в безопасности».
Однако, почувствовав укол, Нуска вдруг дёрнулся и перевёл круглые глаза на поблёскивающее в полутьме лезвие. Он спросил:
– Мишра… где моя мама?
Холод импульсом прошёл по костям. Мишра выдохнула и зажмурилась, но не ответила.
Но Нуска продолжал:
– Мишра, где моя мама?
– Где моя мама, Мишра?
– Где мама? Где мама? Где мама?
Мишра почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Из глаз брызнули слёзы, она видела перед собой лишь расплывающееся лицо чумазого и тощего мальчика, который беспрерывно повторял: «Viu meste, Mishra? Viu meste, Mishra?»
Как всё произошло и как это случилось… Мишра и сама не знала. В какой-то момент она очнулась, в ужасе смахнула слёзы и вскочила на ноги.
Нуска сидел на коленях и держал нож над своим впалым животом. Он дрожал и говорил:
– Тот человек… он сделал так. Если я сделаю так, то попаду туда, где сейчас мама?
Мишра закричала от ужаса и бросилась отбирать нож. Лезвие лишь слегка полоснуло по животу, но кровь всё текла и текла. Мишра кричала, плакала, затыкала рану пальцами и повторяла:
– Нуска… Нуска, я больше не могу, Нуска… Я не справляюсь, я не могу уберечь тебя… Я не в силах вернуть Вайру…
Она плакала, обнимала обмякшего Нуску, целовала его в макушку, а затем, подавив рвущиеся рыдания, добавила:
– Но я могу найти твоего отца.
Глава 102
Воспоминания о Хаване
Мишра усыпила Нуску успокаивающими травами и отнесла на границу со Скиданом. Ночь была темна, ветер рвал листву и ломал ветви. Укутав ребёнка в самую тёплую шкуру, она босиком бежала по траве, проскальзывая меж колючих шипов кустарников. Она не могла надолго оставить Фим одну, поэтому бежала во весь опор. Мишра не хотела отдавать Нуску, ведь он – последнее, что осталось от Вайры, но… жизнь этого ребёнка была важнее, чем её чувства.
Она попросила Нирку-йа отправить послание в Хавану, он это сделал. Теперь оставался лишь один шаг…
В ночи под сенью листвы на границе лесного племени стоял человек. Он был немолод,
