Ночная вахта - Юрий Павлович Валин
Как можно превращать людей, пусть не самых умных и предусмотрительных, в хвостатое стадо, посаженное на противоестественный поводок? Я не знаю, кто именно придумал столь чудовищное обращение, но мне весьма трудно не догадываться о именах и должностях тех, кто одобрил и финансировал эту зловещую мутацию. Несомненно, Британская Империя проклята и обречена. Высокопоставленные безумцы осмелились подменить собой богов — и за это последует кара. Меня изменили Болота — это жестко, но мир тростника и ила имеет право существовать по своим законам. Несчастного Сана и его сородичей преобразила Британия. Вернее, сначала они спятили в собственной стране, местоположения и названия которой я, увы, так и не постиг. Но той страны и ее сумасшедших законов я не знаю, а Англия была моей родиной. Кто вправе так поступить с умалишенными⁈ Дело же не в хвостах — хвосты имеются у бобров, рыб и змей, что не мешает этим созданиям вести счастливую естественную жизнь. Но сковать живых существ изощренной церемонией единения хвостов и необходимостью ежедневных ритуальных танцев…
Я боялся. Британия не успокоится. Она придет и сюда. С огромными вооруженными пароходами, вездесущими дирижаблями, чадящими машинами и механизмами. Болота будут осушены, берега засияют газовыми огнями, украсятся дымами заводских труб и кучами мусора. Во все стороны зашагают блистающие штыками армейские колонны, колеса артиллерийских орудий выбьют глубокие колеи в мягкой почве. На новых дорогах будут корчиться раздавленные, так ничего и не понявшие, лягушки…
Не хочу такого. Все это станет двойным убийством. Вторгшиеся британцы неминуемо вымрут от лихорадок, голода, эпидемий безумия, взрывов грибов и прочих здешних прелестей, коими будет защищаться Болотный мир, да и все иные миры, живущие под двумя лунами. Но и эти земли навсегда останутся изуродованными, будут хиреть и медленно умирать, подобно слепцу, которому уже не на что надеяться.
Слева по борту показалась крошечная плотина в устье ручья. Я знал, что ее строили не бобры, а более мелкие зверьки, название которым пока нет ни в одном из человеческих языков. Сейчас они смотрят на катер и на меня, поднимаются на задние лапки и широко распахивают желтые глаза. Запах и вид «Ноль-Двенадцатого» их изумляет. Экая невидаль плывет сквозь завесу затяжного дождя…
Катер должен остаться редкостью под здешними Лунами-Сестрами. Пока я не слишком понимал, как это сделать, но необходимость начать длинную и сложную игру уже была очевидна. Что ж, игровой стол размером в два мира — достойное поле сражения.
Люк трюма открылся, и на палубу выбралась фигура в неудобном плаще. Меня проверяли. Не думаю, что имело смысл осуждать моих спутников за лишние предосторожности. Они люди и несут свой страх.
— Погода ужасная, — сказал Док. — Ты как сам? Не устал?
— С такой погодкой не задремлешь, — улыбнулся я. — Иду «самым малым», сэр. Москиты сгинули, все спокойно.
Доктор втиснулся ко мне в рубку и принялся раскуривать трубку.
— Нет сомнений, что ты бдителен и начеку, — доктор пыхнул клубом дыма. — Недурно мы продвинулись за эти дни. И за эти ночи — тоже. Из тебя лучший ночной вахтенный, которого можно придумать. Такому человеку вполне можно доверить судно.
— Благодарю, сэр. От моих глаз есть кое-какая польза. Видят по-здешнему, хотя и остались человечьими, — почти отбросив недомолвки и условности, заверил я.
Док глянул на меня и пробормотал:
— Что и говорить, Энди, мы тут все малость не в себе. Не ангелы, и не простосердечные деревенские девахи, чего нет, того нет. Но если говорить откровенно, тебе я доверяю куда больше, чем Сэлби. Кстати, храбрый солдат намерен замять ваше маленькое разногласие. Когда я ему вправлял нос, он сказал, что напрасно размахался кулаками и что в сущности, ты славный парень. Он погорячился, ему в тот момент проклятые москиты ум за разум завели. Он сожалеет.
— Приятно слышать, — кивнул я. — И о том, что сожалеет, и о том, что у него обнаружен ум, да еще с разумом. Но Сэлби меня сейчас не очень волнует. Док, вы всё знали о волонтерах?
— По прибытии в полковой лагерь был поставлен перед фактом. К опытам над хвостатыми парнями я отношения не имею, если ты спрашиваешь именно об этом. На мой взгляд, то, что с ними сделали — чудовищное и кощунственное издевательство. К тому же совершенно бесполезное, как мы имели несчастье убедиться.
— Но кто это придумал?
— Понятия не имею, Энди. Даю слово джентльмена — я не причастен. Да ты и сам понимаешь: кто подпустит заключенного, да еще мало сведущего в медицине и биологии, к столь секретным опытам? Я и понятия не имел, что живую ткань возможно сращивать с металлическими конструкциями. Мне от этого чудесного открытия до сих пор не по себе.
— Да уж, — пробормотал я. — Немного странные опыты, что верно, то верно. Кстати, Док, а вы на какого ученого выучились, до того как вас загребли в тюрягу?
— Ни на кого, если говорить честно. Всего три курса осилил. Мечтал стать ихтиологом. Меня, видишь ли, с детства привлекали рыбки и рыбалка. Но это оказалось глупейшей затеей. Зарабатывать на учебу приходилось самому, и мне вечно не хватало самую малость денег. Оттого и образование затянулось.
— Ну, зато сейчас рыбки к нам сами так и прыгают, — заметил я.
На языке у меня вертелся иной вопрос — за что Дока упекли за решетку, но, этак в лоб спрашивать было неучтиво. Впрочем, мистер Крафф и сам догадался:
— Увы, во внезапном окончании моего образования не таится ничего романтичного. Мне пришло на ум присвоить студенческую кассу. Крайне неосмотрительный и наивный поступок. Виновато виски. Мне нельзя пить, вот в чем дело, Энди. Если увидишь, как я тянусь к бутылке, бери палку и смело ломай мне пальцы и лучевые кости. Иначе мою глупость не остановить.
Я пообещал, если увижу, немедля взяться за багор.
Мы плыли по течению, котел «Ноль-Двенадцатого» едва слышно вздыхал и дым топки смешивался с духовитым трубочным табаком
