Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 5
При виде этого зрелища некое имя срывается у меня с губ, словно выскользнув откуда-то изнутри меня.
– А я О т о н а с и.
Лишь после того, как я громко прошептал эти два слова, я осознал, что использовал верное имя.
– Надо же, решила, что ничего этого не было, хех… – произносит она. – И почему я не понимала, что и насчет своего партнерства с Кадзуки должна была то же самое решить?
До сих пор она звала себя Марией лишь потому, что некто, помнивший это имя, привязывал ее к нему.
Но она отсекла от себя этого человека.
Она стала его врагом.
Теперь, когда она освободилась от этого заклятия, никакое имя не подходит ей больше, чем «Ая Отонаси». Имя «Мария» уже не для нее.
Теперь, когда ради своей цели она разорвала прочнейшую связь, которую они с Кадзу вместе создали, она уже не человек. Она перестала быть человеком в то мгновение, когда смогла сделать это. Я понимаю ее лучше, чем кто бы то ни было, потому что стремлюсь к той же цели. Ее идеализм настолько совершенен, что граничит с уродством. Она, полностью отринувшая прошлую себя, – живое воплощение моего идеала, создание, существующее ради одной-единственной цели.
…Нулевая Мария более не существует на этой планете.
Никому, даже Кадзу, не под силу теперь вернуть «Марию Отонаси». Надежды, что она остановится, еще меньше даже, чем на то, что остановлюсь я.
От ее неприкрытой трансцендентности шоры спадают с моих глаз. Хотя мое новое понимание есть не более чем доказательство того, что я не способен овладеть своей «шкатулкой», я не могу заставить себя не понимать.
Не понимать, что такое –
«О».
◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 21.44 ◊◊◊
– Итак, ты снова проиграл Омине-куну, Кадзуки-кун.
Спустя весьма приличное время я начал выходить из шока, и мои уши вновь стали воспринимать звуки.
Оглядевшись, я увидел, что Ироха-сан сидит, опершись подбородком на руки, и смотрит на меня снизу вверх. В тоннеле осталась лишь она одна.
Кидаю взгляд на часы. Я стоял столбом почти полчаса. Третий фильм, «Повтор, сброс, сброс», скоро закончится.
– Пфф, – вздыхает она, точно мать, терпеливо дожидающаяся, когда ее сын наконец успокоится. – Ну давай, отдай мне свой «Кинотеатр гибели желаний» и стань моим [рабом]. Я окажу тебе услугу и прикончу тебя.
Мне по-прежнему с трудом удается сосредоточиться на собственных мыслях. Перед глазами все плывет и качается; даже граффити на стенах кажется каким-то глубокомысленным искусством. Больно глотать. Почему-то страшно бесит то, что мои ноздри расположены в середине лица. Обнаруживаю грязь у себя под ногами и испытываю от этого странное смущение.
Мне наплевать.
Мне наплевать на «Кинотеатр гибели желаний» и на всех этих [рабов].
Мария.
Я причинил боль Марии.
Я не смог удержать Марию.
Она больше не пытается вернуться к «Марии Отонаси». Она стала «Аей Отонаси», и это уже навсегда.
Может, я еще могу все вернуть назад, вернуть Марию?
Поразмыслив, я прихожу к выводу.
…Это невозможно.
…Невозможно.
У меня больше нет цели.
– …Слушай, Ироха-сан.
Но почему-то я с пустым взглядом задаю вопрос, который уже некоторое время меня беспокоил.
– Да?
– Все это был спектакль, чтобы показать Марии, что я ее предал, да?
Зачем я спрашиваю? Ну да, меня это грызло, но сейчас во мне не осталось резервов, чтобы беспокоиться о подобных вещах.
– Я ведь уже сказала тебе, разве нет?
– Но все же, – продолжаю я, будто все еще надеясь найти где-то решение, – ты не врала, когда говорила, что будешь сама выбирать, кто из людей заслуживает смерти?
Ее глаза округляются, потом уголки губ приподнимаются.
– Конечно же, – в ее глазах безумие. – Я сделаю все, чтобы истребить эту падаль!
Я рассеянно думаю:
…Я так и знал.
Я был прав, когда решил, что Ироха-сан уже не сможет вернуться к своей повседневной жизни.
Цель, о которой она говорила недавно, стоя перед «человеком-собакой», – не выдумка. Соответственно, и мое заявление, что она ошибается, тоже остается в силе.
Дайя и Ироха-сан будут настойчиво гнаться за целью, которую им придумал их сбившийся разум. Даже если они осознают, что их путь ошибочен, они уже не смогут повернуть назад; они вынуждены будут идти вперед, пока не сломаются. И Мария тоже.
Кто-то должен их остановить.
Но для меня слишком поздно. Я потерял свою цель, мной овладела апатия.
Я сдался.
– …
Сдался?
Сдался и отказался от Марии? Я?
Да. Да, я сдался. Решения нет, так что и выбирать мне не из чего.
Но от одной мысли о том, чтобы махнуть на все рукой, мое тело бросает в жар; такое ощущение, будто я того гляди расплавлюсь. Конечности словно вот-вот вылетят из отведенных им мест. Этот выбор абсолютно запрещен. Я должен его избегать.
Кроме того…
– …Не делай из меня идиота.
Что это за чувство во мне вспухает?
Гнев? На Ироху-сан?
Это было бы понятно. Она обманула меня. Она обманом заставила меня показать Марии, что я изменился; это и привело к нашему разрыву. Плюс Ироха-сан впутывает в свою ошибку посторонних людей.
Но это не гнев.
Это чувство вообще не направлено на Ироху-сан.
В конце концов, я знаю, что она вовсе не плохой человек. Ее стремление уничтожить всех идиотов-преступников всего лишь не совпадает с моими взглядами. Более того, по-моему, это даже не ее вина, что у нее сложилась такая точка зрения.
Да, она совершенно искренне стремится осуществить свое желание.
Но все равно это кажется странным; она что, и раньше такой была? Желала ли она того же еще до того, как заполучила «Тень греха и возмездие»?
…До того, как получила эту силу от Дайи?
– У меня вопрос.
– Да?
Я снова гляжу на Ироху-сан. В ее лице, измазанном кровью, – лишь тень прежней ее. Глаза, прежде горевшие силой и волей, сейчас потускнели.
Таких глаз не бывает у нормального человека, Когда-то, в какой-то момент Ироха-сан сломалась.
Когда?
– Это было настолько мучительно, что ты не смогла вытерпеть боль?
– Э?
– Я говорю о том, как ты получила «Тень греха и возмездие»!
Да, должно быть, именно тогда она сломалась.
Подозреваю, что ей пришлось пережить что-то ужасное, когда она получала эту силу. Нет, может, не только тогда. Может, ей приходится страдать непрерывно, чтобы иметь возможность пользоваться этой силой, – судя по тому, что пришлось перенести Дайе.
– …Зачем тебе это знать?
Четкое подтверждение моих мыслей.
И теперь я понимаю.
Почему она все это сделала?
Ответ:
Просто из-за собственного страдания.
Когда она заполучила «Тень греха и возмездие», она сломалась полностью, потому что уже была ослаблена «Игрой бездельников».
Страдая под натиском плохих эмоций, она неосознанно искала способ выплеснуть их. Потому что иначе ее сердце не выдержало бы.
И она быстро нашла, куда выплеснуть раздражение.
Идея Дайи, «охота на идиотов». Не в силах верить в других людей, Ироха-сан набросилась на эту идею. Она пыталась отвернуться от собственного надлома, уничтожая тех, кого считала отребьем, и притворяясь, что делает это во имя улучшения мира.
Заниматься этим ее заставил Дайя.
Дайя принес Ироху-сан в жертву собственному «желанию».
Так значит, это чувство, застилающее мне глаза, направлено на Дайю?
…Нет.
Дайя ничем не отличается от Ирохи-сан. Он взял «шкатулку» в надежде успокоить огонь, выжигающий его изнутри. Он такая же жертва.
Я сердит на него за то, что он заставил Марию уйти от меня и превратил Ироху-сан в то, чем она стала. Но мое упрямое чувство – это нечто другое.
…Гнев?
Нет. Похожее чувство, но не гнев. Гнев слишком мягок, чтобы быть этим чувством.
Эта невыносимая эмоция – н е н а в и с т ь.
К кому?
Ах.
Если это ненависть, то объект может быть лишь один.
Есть лишь одно существо, которое я могу ненавидеть так сильно.
– …«О».
– Ты звал меня?
Я нисколько не удивлен его появлением.
Я ожидал этого.
Я смотрю на «О».
– Что еще за внешность?
Я вижу девушку настолько прекрасную, что она словно стоит надо всем и всеми. Но из-за того, что она слишком красива, она кажется какой-то ненастоящей и потому производит неприятное впечатление.
Почему же тогда в моем мозгу проскакивает следующая мысль? Ведь их лица ни капельки не похожи.
Эта длинноволосая девушка… напоминает Марию Отонаси.
– …А ты не могла бы представиться? – спрашивает Ироха-сан.
– Ах, да, мы же не имели чести быть знакомыми. Я предполагал, что ты самостоятельно догадаешься, кто я, но, поскольку это не так, я представлюсь. Я «О».
