Эвис: Неоднозначный выбор - Василий Горъ
Для того чтобы выявить неявные закономерности и уловить мою мысль, советнице хватило двух минут и одной перемотки на начало фрагмента. Правда, нарезку она все равно досмотрела до конца. А когда закончила — криво усмехнулась:
— В то утро, когда мама увидела нас на полосе препятствий, ее взгляд царапнула какая-то «неправильность». Попробовала попасть вместе со мной в баню — не получилось. Увидеть меня переодевающейся тоже не смогла. Потом, вероятнее всего, вспомнила, что не видела меня обнаженной аж с лета, хотя оставалась у нас не один десяток раз. Подумала, ибо далеко не дура. И нашла способ, как разобраться с непонятным. А что, толчок в плечо позволяет оценить упругость груди по ее колыханию. Шлепок по бедру или по заднице — определить количество жира. А щипок дает возможность выяснить плотность того, что создает лишний объем…
Я утвердительно кивнул.
— Кто обратил на это внимание, Стеша? — после небольшой паузы спросила она.
Никакого раздражения или злости в ее эмоциях не чувствовалось, поэтому я снова кивнул:
— Да. Сначала заметила, что твоя мама всеми правдами и неправдами пытается вломиться в баню и спальню именно в тот момент, когда там находишься ты. Потом — что стала усаживаться практически вплотную и начала шлепать, щипать и толкать без особых на то причин.
— Не зря Сардж и Амси так вцепились в эту девочку! — улыбнулась Тина, потом вдруг встала на колени, оперлась локтями на мои бедра и с грустью уставилась в глаза: — И ты второй день ходишь сам не свой из-за этой ерунды⁈
— Это не ерунда! Она — твоя мать, и нам не посторонняя!
— Ерунда! — твердо сказала женщина. — Я Эвис, и сделаю все, чтобы тайны нашей семьи так и остались тайнами. Поэтому поступай так, как считаешь нужным, а я поддержу.
Советница говорила именно то, что думает. А еще слышала, что творится у меня на душе, и искренне сочувствовала.
— Твоей дочке нарезку показывать? — спросил я, когда справился со своими эмоциями.
— Не надо! — торопливо воскликнула Тина. — Для Альки не существует полутонов, и если она решит, что любопытство моей мамы хоть чем-то угрожает кому-то из нас, она ее возненавидит!
Аргумент был более чем весомым, поэтому я с ним согласился. А заодно и смирился с необходимостью следовать советам Стеши. Поэтому откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и вдруг сообразил, что перебираю пальцами локоны Тины, которая не только не встала с пола, но и положила голову мне на колени.
Видимо, удивление, которое я в этот момент почувствовал, оказалось слишком сильным, так как советница понимающе усмехнулась:
— Знаешь, пока тебя не было, мы с девочками чувствовали себя брошенными и до ужаса одинокими. Поэтому все время, кроме занятий, проводили вместе — вместе занимались домашними делами, вместе выезжали в город, вместе спали. Вэйлька Дар не гасила, но от пустоты в душе одна возможность слышать эмоции помогала как-то уж очень слабо. Зато помогали прикосновения. Поэтому даже сейчас, когда ты рядом, мы либо держимся за руки, либо касаемся бедром или ногой той, которая находится рядом, либо обнимаемся.
Я тут же подключился к камере в малой трапезной и убедился, что так оно и есть: Алька слушала Дору, положив голову на плечо Ланы, Вэйлька, невидящим взглядом уставившись в стену, перебирала пальцы Майры, а Стеша стояла за креслом Найты и бездумно расчесывала ей волосы.
— Убедился? — после небольшой паузы спросила Тина. А когда я подтвердил, виновато вздохнула: — В общем, я настолько привыкла к прикосновениям девочек, что изменения в поведении мамы просто не заметила…
…В спальню к Доре я наведался ближе к середине ночи, когда женщина сладко спала. Коснулся ее плеча инъектором, ввел снотворное, выждал положенную минуту, подхватил родственницу на руки и унес на остров. Ибо Амси сказала, что стирать отдельные воспоминания и «обрезать» излишнее любопытство лучше в медицинской капсуле. Пока хозяйка пляжного домика корректировала прошлое, меняла мировосприятие и прописывала в сознание ар Маггор заранее оговоренные закладки, я сидел на берегу, невидящим взглядом уставившись в темноту и любуясь своими женщинами.
Спали они именно так, как рассказывала Тина — обнявшись. И даже переворачиваясь на другой бок, либо пододвигались к подруге, которая оказывалась спереди, либо вжимались спиной в лежащую сзади. Что самое забавное, точно так же лежали и их сбруи с ножами: если до моего отъезда на Окраину оружие более-менее равномерно распределялось по всему изголовью, то теперь занимало едва ли половину. Правда, при этом каждая ар Эвис укладывала его по-особому. Чтобы, в случае чего, можно было найти свое на ощупь.
— На что засмотрелся? — поинтересовалась Амси, заметив, что я никак не отключусь от камеры в спальне.
Я рассказал про замеченную взаимосвязь между расположением женщин на кровати и сбруй с ножами в изголовье. Призрачная девушка оценила наблюдение, а затем показала еще парочку изменений:
— Обрати внимание на то, что Лана уже не кажется лишней — ее приняли, как свою, и не отталкивают даже во сне. А Стеша перебралась с края постели на куда более «престижное» место рядом с Вэйлькой — то есть, изменение ее внутрисемейного статуса видно даже так.
— Потрясающая девушка! — с уважением выдохнул я. — Раньше я поражался способности Альки видеть очевидное под невероятными углами, а теперь дурею еще и от умения Стеши собирать цельную картину из вроде бы не связанных между собой обрывков!
— Да, девочка очень толковая… — согласилась призрачная хозяйка, и вдруг помрачнела: — Можешь сказать ей спасибо и за Дору — я только что выяснила, что ваша родственница была морально готова поделиться своим знанием с мужем. В смысле, ждала лишь его приезда.
У меня оборвалось сердце:
— А каким знанием, выяснила?
— Она пришла к выводу, что в тебе пробудилась Древняя Кровь, и ты пользуешься наследием Ушедших, которое спрятано в вашем доме.
— Никаких записей не вела? Голубей с письмами не отправляла? Ни с кем догадками не делилась?
— Нет, не успела. Ибо окончательно уверилась в том, что сделала правильный вывод, лишь во время прошлого визита, когда пыталась втихаря пройти в твою спальню, но внезапно почувствовала себя плохо.
— Система ограничения доступа[1] в действии… — угрюмо буркнул я. А потом в сердцах махнул рукой: — Спрашивается, и чего я