Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 4
Но он до сих пор не осознает. Он не осознает, что все мы в ринге, причем постоянно.
И сейчас он, вне всяких сомнений, проиграл, будучи приговорен к смерти.
Никакие левые отмазки вроде «не припоминаю, чтобы я дрался, значит, и не проиграл» не работают.
Но мне неохота заставлять его признать это здесь и сейчас. Я просто говорю что думаю.
– Ты сказал сейчас, что смысла нет ни в чем, верно?
– …Угу.
– Я не знаю точно, в чем есть смысл, а в чем нет. И поэтому я думаю так: я сам найду смысл. Я даже найду смысл в чьем-то пустом времяпрепровождении.
В «Игре бездельников» я нашел свою цель.
Думаю, это уже означает, что смысл есть.
Я нашел смысл в этой «шкатулке», в «Игре бездельников», которая исходно предполагалась бессмысленной.
Не означает ли это вот что?
…Я о т в е р г «И г р у б е з д е л ь н и к о в».
Кодай Камиути же сделать этого не мог, и потому он проигрывал и проигрывал, отворачиваясь от реальности, и он будет проигрывать и дальше, пока не рассыплется на кусочки, как Нойтан.
Но, как я уже сказал, объясню ему это не я.
Кодая Камиути победит Дайя Омине.
Тем не менее –
- [Кодай Камиути], смерть в результате [Смертельного удара]
► День 10, <D>, большая комната
Все же одна мысль продолжает меня глодать.
– Я бы справился лучше.
Пайки Юри-сан и остальных кончились, осталось всего два. Я отдал их Марии и Дайе, так что у меня еды больше нет.
Пора наконец начать действовать «настоящему Дайе».
Внезапно я подумал:
Дайя смог затеять свои тайные махинации лишь потому, что его очередь настала раньше моей. Если бы первым был я, сейчас я бы противостоял Кодаю Камиути.
Тогда мне не понадобилось бы выдержать столь тяжелую битву.
В лучшем случае нам даже вовсе не пришлось бы играть в «Битву за трон».
Юри-сан и Ирохе-сан не пришлось бы так страдать, и, уверен, не было бы нужды убивать Кодая Камиути.
Я размышляю об этом, разглядывая синие часы, которые Дайя вернул мне.
Но, думаю, Дайя желал этого ужасного исхода. Стало быть, он все-таки мой враг.
Но он не мог желать этого со всей искренностью. Он, может, и не знает об этом, но в глубине души он наверняка хотел увидеть исход, при котором все улыбаются.
– Вот что получается, когда воспринимаешь «шкатулку» как надежду!
Дайя никак не реагирует на мои слова, лишь продолжает трогать серьгу в правом ухе.
Ладно, дальнейшее предоставляю тебе, Дайя.
И – прощай!
Не хочу больше тебя видеть.
В смысле – когда мы встретимся вновь, ты уже используешь «шкатулку». Хоть и не сможешь ей полностью овладеть.
Когда это время настанет, я обязательно попытаюсь уничтожить твою «шкатулку».
И тогда мы станем врагами уже по-настоящему.
Поэтому я не хочу больше тебя видеть.
Глава 4
В средней школе я встречался с одной очень скучной девчонкой.
Да, конечно, для ученицы средней школы она была довольно клевая; стройные ножки, выглядывавшие из-под школьной мини-юбки, были достаточно привлекательны, чтобы меня возбудить.
Но ее невероятная тупость и полное отсутствие чувства собственного достоинства начисто перечеркивали красоту. Она постоянно говорила обо всех гадости, и ей даже не удавалось сделать так, чтобы это звучало хотя бы смешно. Она была скучная. Она раздражала. Поэтому я научился машинально отвечать ей пустыми фразами, решая при этом в уме уравнения.
Поскольку сам бы я никогда к такой не подошел, наверно, это она мне призналась; но интересно, почему из всех, кто мне признавался, именно с ней я стал встречаться? Из-за сексуального влечения?
Вообще-то я предпочитаю послушных девочек. Если вспомнить – была одна девочка, которая мне нравилась, она была идеально в моем вкусе. Типичная замкнутая девочка, всегда ходила опустив глаза, носила крупные очки, а волосы у нее были длинные и собраны в прическу, как у японской куклы. Но если присмотреться – спрятанное за длинными волосами лицо было весьма симпатичным и приятным. Я тешил себя иллюзией, что я был единственным, кто это заметил; это меня странно возбуждало, словно я владел каким-то персональным секретом.
…Оо, ну конечно. Когда я узнал, что у нее уже есть парень, я был в таком шоке, что случайно принял признание той скучной девчонки, Рино.
Но, хоть мне и было с ней невероятно скучно, похоже, вообще-то она пользовалась успехом.
Вскоре после того, как я начал с ней встречаться, меня пригласили поговорить в уголок школьного двора за спортзалом. Пригласил мой одноклассник – блондинчик, на которого все учителя уже махнули рукой.
– Эй, ты, жопа с ушами. Ты че, неприятностей ищешь?
Так сказало это одноклеточное, хотя вряд ли я вообще мог искать неприятностей именно с ним – я ведь с ним вообще раньше не разговаривал толком. Послушав немного, что он несет, я понял наконец, что причиной всего было то, что я начал встречаться с ней.
– Отвали давай от Рино, ты, придурок гребаный!
Когда этот белобрысик убедился, что я его не понимаю, он в конце концов засунул себе в карман остатки манер, схватил меня за ворот и начал требовать от меня всякое такое.
Я, в общем-то, не особо был к ней привязан, так что вполне мог сказать «аа, ладно, фиг с ней тогда», но – ну, понимаете, я тогда был мелким ублюдком, и его заносы меня разозлили. Поэтому я ответил «с какой радости я должен тебя слушаться?» И, кажется, я еще ему культурно все объяснил, что-то типа «не нужно на меня злиться лишь из-за того, что сам не способен завести девушку! Что за тряпка».
Мда, и после этого я на собственной шкуре познакомился с насилием.
Если бы он не стал на меня наезжать, я быстро бы расстался с той скучной девчонкой, но все это меня так разозлило, что я продолжил с ней встречаться. Знаешь, белобрысик? Ты сам себе подставил ножку.
Кстати – сменим тему. Я люблю свою мать. Она молодая, по-моему, красивая, а главное – она меня вырастила в одиночку. Я слышал, папаша мой был мерзкий тип; когда моя 17-летняя мать была мной беременна, он бил ее, пытаясь заставить сделать аборт. Из-за этого мать постоянно мне твердила: «Никогда не прибегай к насилию. Насилие ничего не решает!»
Звучит, пожалуй, нереалистично, но, думаю, она права. И ее слова засели во мне.
И поэтому я не отбивался, когда тот блондинчик ко мне приставал.
Но когда тебя бьют, остаются следы. Я вечно ходил в синяках, и мать начала подозревать, что я все время затеваю драки, то есть – прибегаю к насилию. «Откуда у тебя этот синяк?», «Ты что, меня совсем не слушаешь?», «Ты становишься похож на человека, которого я ненавижу больше всех на свете!»
Я расстраивал мою дорогую маму именно потому, что следовал ее словам. Ну и где тут логика? Я должен был это прекратить.
Поэтому я решил, что вполне можно разок прибегнуть к насилию – раз уж так все получается.
Я позвал блондинчика за спортзал. Ну, в общем, не побить эту мелкую белобрысую макаку я просто не мог. Я бил его. Я пинал его ногами. После нескольких ударов и пинков белобрысая макака не могла больше стоять. Поскольку я не мог допустить, чтобы он трещал на каждом углу, что я его избил, я решил заткнуть ему рот угрозами. Белобрысая макака оказалась упрямой. Я применял силу, пока он не потерял сознание. Всякие вещи с ним делал: выдергивал волосы, вырывал ногти, ссал на него, заставил сожрать сороконожку. Потом я забрал его одежду и оставил его в спортзале, куда скоро должны были прийти какие-то девчонки из спортивных секций. Задним числом я понимаю, что переборщил, но, должно быть, во мне накопилось больше злобы, чем я сам ожидал.
Прежде чем белобрысая макака потеряла сознание, она вякнула: «Ты, жопа, ты Рино даже не любишь. Ты ее просто используешь вместо дрочки. Потому-то я этого и не допущу». Возможно, он реально любил ту скучную девчонку.
Но мне было насрать.
У макак нет прав.
Наоборот – после того случая он стал меня раздражать еще больше. Он ведь просто ничтожество какое-то, верно? И вот это ничтожество измывалось надо мной столько времени? Он даже вынудил меня нарушить запрет на насилие? Вот эта вот макака?
Зря ты со мной связался. Благодаря тебе я почувствовал вкус!
Вкус власти через насилие.
До того момента я не мог защищать себя от засранцев, которые корчили из себя крутых исключительно потому, что им хватало наглости затевать драки, – хотя на самом-то деле они по сравнению со мной были просто пустым местом. Их только одно волнует: кто сильный, кто нет. Другие вещи – ум, способности к спорту, все такое прочее – для них просто не существуют. Терпеть не могу такие взгляды. Они просто дерьмо, которое полагается исключительно на насилие – а насилие ничего не решает. Они ничтожества. Они даже не достойны жить, как и мой отец, который пытался убить меня еще до моего рождения.