Княжич, Который Выжил - Григорий Володин
Я бросаюсь к ножу, который она выронила. Лезвие мокрое, кровь стекает каплями, смешиваясь с дорожной пылью. Поднимаю, крепко сжимаю в ладони — скользит, липнет, но это неважно.
Мусоровоз остался с вмятиной, но киллерша всё ещё жива. Встает. Шатко держится на ногах, хватается за повисшую руку, глаза распахнуты в панике, взгляд мечется. Я сжимаю зубы, ледяная решимость разливается внутри.
— За мой лод, тваль!
Прыгаю ей на спину. Она дёргается, но я быстрее. Клинок входит в шею. Вопль — громкий, звериный, визжащий. Тело ходит ходуном, мышцы судорожно сокращаются, спина выгибается, и рывком она сбрасывает меня, будто я ничего не вешу.
Но падать я умею. Я не просто падаю — кувыркаюсь дальше, как перекати-поле, вынося себя из траектории летящих навстречу колёс. Машина проносится надо мной, металл гулко вибрирует, шины скрипят, скользя по асфальту, и чуть не задевают.
Меня не цепляет. А вот киллершу — снова. Она в панике, дезориентирована, кровь хлещет из шеи и ушей, заливает лицо, затекает в глаза. Она не слышит, почти не видит, спотыкается — и её снова сбивает машина. Мощный удар. Тело подбрасывает, разворачивает в воздухе, конечности выворачиваются под неестественным углом, кости хрустят. Но этого мало. Вторая машина. Размытая тень фар, визг тормозов, глухой грохот — и её вновь бросает в сторону, как куклу, у которой резко оборвали нить. Колёса. Металл. Раздавливает. Резкий хруст — и всё заканчивается.
Я отскакиваю на тротуар, сердце колотится в рёбра, воздух царапает лёгкие. Провожу ладонью по лицу. Смотрю на киллершу, на то, что от неё осталось. Она не просто Посвящённая. Она — Сглотень. Хищник городов.
Сглотни не питаются Атрибутикой эхозверей. Они питаются силой лучших из людей — магов. Я осознал это ещё в столовой, когда она, улыбаясь, подлила что-то в кашу Ксюне. Когда девочка попробовала ложку, и я ощутил, как её Атрибутика стала утекать, как если бы кто-то грубо вырвал её часть.
Тогда всё стало ясно. Она перешла к воспитательнице. А Ксюня начала медленно умирать.
Сглотни опасны не только тем, что крадут силу. Со временем они теряют себя, начинают смотреть на людей как на источник питания. В их мировоззрении остаётся лишь одно — добыча. Жертва. Пища. Особенно если это маги.
Вот почему я ненавидел ацтеков. Это было целое государство сглотней. Они прикрывались жертвоприношениями богам, но на самом деле высасывали силу из пленных до последней капли, наполняясь этой мощью, поглощая всё вокруг.
И ещё один момент. Чтобы стать сглотнем, нужен особый ритуал. Значит, кто-то посвятил киллершу.
Вдруг — знакомый голос:
— Княжич!
Ефрем. Он несётся ко мне, взгляд обеспокоенный, резкий. В следующую секунду я у него на руках — подхватил, как котёнка, быстро осматривает, глаза бегают по мне, будто пытается понять, цел ли я.
— Што ты делашь? — не понимаю.
— Ты весь в крови, княжич… Боже мой!
— Это не мая, — быстро отвечаю, смаргивая дорожную пыль и кровь киллерши. — Лечите Ксюню!
— Уже лечат, княжич, — кивает дружинник, достаёт рацию, нажимает кнопку. — Эдип, докладывай! Что с Ксенией Тимофеевной⁈
Из рации раздаётся ровный голос:
— Вылечили, Бирюк. Ксения Тимофеевна стабилизирована. Была отравлена ядом, высасывающим энергию.
Я выдыхаю. Всё позади.
— Поставь меня на наги.
Ефрем послушно опускает меня на землю, к нам подбегает ещё пара дружинников. И тут я замечаю — вокруг куча мобильников, экраны светятся, направлены прямо на меня. Зеваки снимают.
Смотрю на окровавленный нож в руке. Мдя. Ну вот и новый ролик получился.
Что ж, надо хотя бы обратить этот пиар себе на пользу. Не раздумывая, подхожу к ближайшему прохожему с телефоном, улыбаюсь в камеру и спокойно говорю:
— Пивет! Это княжич Слава Светозалович, из канала «Юный тактик»! Там мы осматливаем олужие, стлеям из пушек и веселимся. Почти как сегодня! Так што заглядывайте к нам!
* * *
Мы с дружинниками заходим в садик. Внутри, в коридоре возле медпункта, уже полно народу — персонал, охрана садика. У самой двери, оглядывая коридор, стоит дружинник моего рода.
Он держит руку на оружии, взгляд быстрый, цепкий, изучающий — готов ко всему.
Тут же стоит обеспокоенная княжна Ильина Матрёна Степановна. Как только я вхожу, господа директор резко разворачивается, и я ловлю на себе её шокированный взгляд.
— Княжич Вячеслав, вы ранены⁈
— Неть, — отмахиваюсь, даже не глядя на госпожу директора, и захожу в медпункт.
Внутри ещё трое дружинников. Плюс врач. Не пухлый кабинетный доктор, а настоящий полевой лекарь дружины. У него выправка, цепкие пальцы, быстрые движения.
Ксюня лежит на койке. Бледная, но уже вылеченная. Укутанная в одеяло, будто пытается спрятаться от всего, что случилось. Но, как только я переступаю порог, она подскакивает.
— Сава-Сава! — вскрикивает она и бросается ко мне.
Обнимает крепко, неожиданно сильно.
— Ксения Тимофеевна, отпустите княжича, — вмешивается Ефрем, чуть покашливая. Голос у него ровный, но в глазах беспокойство. — Его нужно осмотреть, вдруг он ранен.
Ксюня нехотя разжимает пальцы, остаётся рядом, не сводит с меня глаз, будто пытается убедиться, что я точно целый и не исчезну, если отвернётся.
Я прохожу к врачу, сажусь на койку.
— Буду вас осматривать, княжич, — деловито говорит лекарь, уже закатывая рукава.
Я киваю. Порядок есть порядок.
Боли я не чувствую, но тело у меня новое, непривычное. Слишком хрупкое для таких испытаний. Лучше убедиться, что где-нибудь не торчит колотая рана или не открылась порезанная артерия.
Лекарь быстро осматривает меня, двигает суставы, проверяет реакцию. Его взгляд сверлит, будто он ищет скрытые раны, заодно пробегается магическим свечением.
Наконец, он кивает.
— Всё в порядке. Ранений нет.
Я перевожу взгляд на Ефрема.
— Это бил сглотень.
Старший дружинник мгновенно хмурится.
— Та женщина?..
— Дя.
— Откуда ты…Как ты понял, княжич? — похоже, он хотел сначала спросить, откуда я знаю про сглотней, но не стал. Что ж, честный ответ бы его удивил. Да просто потому что когда-то я их уничтожал тысячами.
Пожимаю плечами.
— Плосто поняль.
Ефрем смотрит на меня пару секунд. Затем коротко кивает, принимая ответ без лишних вопросов.
— Наши дружинники останутся здесь для расследования, а мы с вами должны ехать, княжич.
Я киваю и встаю. Ксюня тут же хватает меня за руку. Цепко. Крепко. Мы следуем за Ефремом вниз. Ксюня хлопает глазами на лужу крови в раздевалке. Лестница скользкая, на ступеньках ещё темнеют пятна
