Максим Марух - Люди желтых плащей
Лицо Михася меняется – с него словно спадают чары наваждения, и он порывисто кивает:
– Да. Предлагаю их кинуть.
Ну, вот, так-то лучше. Узнаю старого Михася.
– Хорошо, – отвечаю, и вынимаю из недр багажника упакованный в целлофановый пакет новенький жёлтый плащ. – Думаю, я знаю, как это сделать.
09:40
Мы входим в прихожую под звуки приглушенного девчачьего смеха. Из гостиной слышно, как хозяйки дома спешно собирают вещи: хлопают дверцы шкафчиков, шелестят пакеты, вжикают застёжки-молнии. Обстановка царит явно приподнятая.
Подавляя в себе любые мысли, способные пошатнуть мою решимость, веду Михася по коридору. Открываем дверь и входим.
Девушки даже не замечают нашего появления, настолько заняты. На полу лежит устрашающих размеров чемодан, в отсеки которого они запихивают свёртки и пакеты, сваленные на столе.
– Агр-р, – говорю я, вытягивая вперёд руки. – Мозги-и-и…
Все трое вздрагивают и поворачиваются к нам.
– Евка! – кричит Саша, шлёпая подругу по плечу. – Ты чо, овца, дверь не закрыла!
Щеки Евы вспыхивают, она выпрямляет спину и неуклюже улыбается:
– Ой, забыла… Спешила очень. Думала, без нас уедете.
Клак! – словно ножом по стеклу чиркнули.
Почти слышу, как скрипят у меня за плечом зубы Михася.
– Да куда они теперь без тебя! – пытается пошутить Саша. – Ты же у нас Рэмбо в юбке.
Краем глаза отмечаю Евин «Иж», приставленный к стенке. Интересно, заряжен ли он?
– Девочки, это Миша, – Ева указывает пальцем на Михася, – он приехал в другой машине, я вам рассказывала. А ты друзьям тоже про нас рассказывал?
Она одаривает меня многозначительным взглядом, и я понимаю, что Саше с Лилит велели держать язык за зубами.
– Ты это про ваш вечерний стриптиз? Нет, только фотки показывал.
Шутка удалась – гостиная взрывается смехом. Даже изуродованные губы Лилит искривляются в улыбке.
– Слушай, Ев, на пару слов, – я указываю глазами на спальню, в которой ещё пару часов назад мы застали зарёванную Сашу, решившую, что её пришли убивать.
Ева отрывается от сбора вещей, взгляд настороженный:
– Да, конечно.
– Секретничаете? – кокетливо подмигивает мне Саша, словно мы не ружьями ей угрожали, а предлагали выпить на брудершафт.
Да уж, они с Евой – альфа и омега. Наверное, только такие и притягиваются.
Втроём входим в спальню, и Михась прикрывает дверь.
Ева выжидающе смотрит на меня, не решаясь заговорить первой.
Протягиваю ей жёлтый пакет:
– Твой плащ. Как и обещал. Ружьё тоже твоё. Патроны и кое-что из амуниции – нож, фонарик, фляжка – я оставил в прихожей. Собирай вещи и уходим.
Она уже поняла, к чему дело клонится – по глазам видно, но понять и поверить не всегда получается сразу.
– Мы и так собираемся…
– Неверный выбор местоимения. Не «мы», а «я». На твоих подруг уговора не было.
Лицо Евы вздрагивает, как от пощёчины. Глаза подёргиваются маслянистой плёнкой – первый признак подступающих слёз. Она отходит от нас на два шага, отрицательно качая головой, не желая примириться с действительностью.
– Мы договаривались на всех… ты обещал всех…
– Нам помогала только ты. Ты заработала свой плащ, никаких вопросов. Они – нет.
Моя рука продолжает висеть в воздухе, сжимая пакет с плащом. Снова предлагаю его Еве, но она бьёт по нему кулаком. Пакет шлёпается на пол, точно больная циррозом медуза.
– Мы договаривались на всех! – с горечью вскрикивает она. Глаза полны слёз, и на сей раз она не сможет их удержать. – Я сказала «возьмёшь нас всех» и ты сказал «хорошо»! Ты сказал «хорошо»!
Если бы не Михась, я бы напомнил ей, что слова, сказанные под дулом карабина – не самый лучший аргумент, чтобы апеллировать к моей порядочности. Но мы ведь решили, что с порядочностью нам отныне не по пути. Так будем придерживаться плана.
– Неважно, что я сказал. Главное, что я сделал. Я принял тебя, и только. Точка.
Её губы бледнеют, к лицу приливает кровь. Два шарика слёз прочерчивают на щеках тонкие блестящие полосы. Ну, наконец-то.
– Ты подлец! – в отчаянии она пинает ногой пакет с плащом, и тот закатывается под шифоньер. – Ты же знаешь, я не могу их бросить!
– Я тебя и двух дней не знаю. Без понятия, что ты можешь, а чего нет…
Она порывисто приближается ко мне, и её распухшее от слёз лицо зависает в нескольких сантиметрах от моего. Слёзы текут из глаз беспрерывно, словно кто-то подаёт их через крохотные трубочки; на подбородке собралась внушительных размеров капля, которая так и норовит сорваться вниз.
– Ты ведь поэтому оставил патроны и амуницию в прихожей? Ты знал, что я не поеду!
Здесь она меня подловила… Ума ей не занимать, что уж.
Беру пример с Михася:
– Да. Знал.
К чему юлить? Очень скоро мы расстанемся и никогда больше не встретимся.
– ПОШЛИ ВОН!
Меня обдаёт брызгами слюны вперемешку со слезами. Не самый приятный коктейль.
Ева толкает меня в грудь ладонями, да так сильно, что если бы не стоящий позади Михась, я бы точно упал.
– ПОШЛИ ВОН! СУКИ! ТВАРИ! ПРЕДАТЕЛИ!
– Пошли, Макс, – слышу над ухом напряжённый голос Михася.
Открываем дверь и, осыпаемые проклятиями Евы, вываливаемся в гостиную. Стараюсь не встречаться взглядом с Сашей и Лилит, но периферическим зрением отмечаю выражения их лиц. Напряжённые. Оскорблённые. Ненавидящие.
Да, ненависть определённо преобладает над остальным. Воздух ею буквально пропитан. Возможно, я не самый приятный парень на земле, но меня ещё никто никогда так не презирал.
– Уходим, уходим, – шепчет Михась.
«Иж» у стены явно не даёт ему покоя – больно ловко Ева с ним управляется. А может, он тоже чувствует на себе эту всепоглощающую ненависть? Если бы эмоции могли причинять физический вред, нас бы сейчас стёрло в порошок.
Выходим на улицу и, стараясь контролировать скорость движения так, чтобы свести степень своего позора к минимуму, шагаем к «Ниссану». Однако уже через несколько секунд не выдерживаем и практически одновременно пускаемся бежать.
Глава 11. Пути расходятся
11:25
Небо хмурится с самого утра, предвещая дождь если не к середине дня, то к вечеру точно. Мы въезжаем на кольцо «Фортуны» под свинцовыми тучами, громоздящимися низко над землёй, точно гигантская флотилия цеппелинов с заполненными отравленным газом аэростатами. Безмолвная угроза незримо давит на каждого. То и дело кто-то прислоняется лбом к стеклу и поднимает глаза к небу. Пасмурная погода придаёт «западному» особенно зловещий вид. Мой родной район окончательно завоёван вирусом бешенства, сконцентрированного в розовых осадках над нашими головами. То, во что он превратил это место всего за пару дней, трудно описать словами.
Первое, что приходит на ум при виде этого царства мёртвых: «мы никого здесь не найдём». Нет, не так: «лучше бы мы никого здесь не нашли». Ни родных, ни близких, ни друзей. Потому что шанс, что они при этом окажутся живы, крайне мал. Перерождение в «прокажённых» ничем не лучше смерти. По крайней мере, пока не будет найдено доказательство, что процесс обратим.
Дороги по улицам Малиновского и Доватора перестали быть дорогами. Теперь это кладбище автомобилей: легковых, грузовых, автобусов. Целых и не очень, разбитых, покалеченных, сгоревших дотла и полностью уничтоженных. На том же кладбище нашли свой последний приют сотни мёртвых людей. Они повсюду. В салонах машин и под их колёсами, на обочинах и тротуарах, на автобусных остановках и в разбитых витринах магазинов. Люди умирали по одиночке и парами, целыми группами. Семьями. Мы видели одну такую на разделительном газоне – рядок из четырёх мёртвых тел, два взрослых, два детских. Те, у кого не было машин, покидали город пешком, подставляя головы розовому дождю, который той охваченной паникой ночью ничем не отличался от обычного. Тогда ещё никто не знал, что лишь двадцать процентов населения Земли способно победить вирус (если, конечно, спечённые в процессе борьбы мозги можно назвать победой). Один процент имеет иммунитет. Остальные семьдесят девять впадают в кому в течение часа и умирают от массивного ишемического инсульта в последующие три-шесть. Забальзамированные в ядовитом розовом маринаде трупы не едят даже мухи.
Впервые нам на глаза попадается военная техника. Несколько брошенных танков оставили за собой широкую просеку из раздавленных в лепёшку автомобилей на Еременко. Однако дальше юридического института МВД они почему-то не поехали. Может, прикрывали эвакуацию какой-то шишки, засидевшейся в ту субботу на работе до ночи; а может, целой компании шишек, «загулявших» на дне рождения самой главной шишки. Или они просто спасали людей.
Как бы то ни было, военные потерпели неудачу. Люки танков открыты, из одного свисает на башню обглоданное тело танкиста. Вирус проник внутрь, или они принесли его с собой – неважно. Многослойная броня не спасла ни экипаж, ни тех, кого приехал спасать экипаж. Такой вот каламбур…
