Максим Марух - Люди желтых плащей
Спустя десять секунд рация с жуткими помехами и треском отзывается голосом Михася:
– Макс, приём. Это Миша.
Тон скорее сдержанный, чем радостный, но уж точно не убитый горем. Уже неплохо.
– Как у вас? – спрашиваю. – Нашли что-нибудь? Приём.
– Нет. У нас пусто. В квартире никого… А у вас? Приём.
– Тоже… – и, спустя секунду: – Но мы нашли записку. Приём.
Не выдержал. Неумение держать своё счастье при себе – один из моих пороков. Если бы я знал, к чему это приведёт впоследствии, откусил бы себе язык.
Пауза, как если бы Михась переваривал услышанное.
Потом:
– Поздравляю. Рад за вас. Их эвакуировали?
Так же сдержанно, но в голосе явно прослеживается напряжение.
– Да. А у тебя? Нашёл что-нибудь?
– Нет… Записки не было… Приём.
– Поищите лучше. Приём.
– Если бы была, её бы оставили на самом видном месте, – вот теперь в голосе отчётливо зазвенела натянутая струна. Главное, чтобы она не лопнула. – В любом случае, мы перевернули всё вверх дном. Приём.
– Скажи ему, что они тоже ушли, – как будто предчувствуя беду, суфлирует сзади Женя. – Скажи, что ушли.
Нажимаю на резиновую кнопку рации:
– Михась, они наверняка тоже эвакуировались. Приём.
Пауза.
– Не уверен… Они бы догадались оставить записку… Приём…
А вот теперь зазвучала беспомощность. Помноженная на страх беспомощность маленького мальчика, потерявшего родителей в огромном супермаркете.
– Михась, возвращайтесь сюда. Перекусим, подумаем, как дальше быть.
Видимо, мы заговорили с Михасем одновременно – когда я отжимаю резиновую кнопку рации, то застаю Мишину реплику на полуфразе:
– …не найду.
– Что ты сказал, повтори?
– Я говорю, что они могли поехать на квартиру к тётке или брату. Я не уеду отсюда, пока хоть что-нибудь не найду.
С запозданием понимаю, что последнюю минуту именно этого я и боялся.
– Э-э… ну, хорошо. Мы сейчас соберёмся и к вам. Приём.
– Не надо. Оставайтесь там. Приём.
– Михась, машины здесь!
– Пешком быстрее. Арта с Витосом я к вам пришлю. Это может затянуться надолго, не хочу вас задерживать. Если к ночи не вернусь, езжайте без меня. Приём.
– Нет, так не годится! Приём!
Длинная пауза, предвещающая конец беседы.
– Макс, я всё сказал. К ночи постараюсь отзвониться. Я выключаю рацию и заканчиваю разговор.
Рация в моей руке затихает. Потерянный мальчик исчез – в голос моего друга вернулась упрямая решительность мужчины, и я понимаю, что в ближайшие несколько часов не услышу от него больше ни слова из этой рации.
16:30
Аппетит улетучивается так же быстро, как появился. Мы собираемся в зале и принимаемся ждать. Мне удаётся забыться сном на пару часов, но это беспокойный сон, поверхностный. Проснувшись, обнаруживаю друзей в том же состоянии. Спать сейчас, в драгоценные минуты дня, предназначенного для движения, кажется немыслимым. Бездействие гнетёт не меньше, чем неизвестность. Непонятно, что хуже – сидеть без дела, когда твои родители дожидаются тебя на первом перевалочном пункте эвакуации, или думать, что им, возможно, именно сейчас нужна твоя помощь.
Первым не выдерживает Женя. Встаёт с дивана и принимается расхаживать по комнате.
– Сядь, не мельтеши, – говорю ему.
Он резко останавливается и впивается в меня горящими глазами:
– Это херня какая-то! Что мы тут делаем?
– Ты прекрасно знаешь. Ждём Михася.
– Михась неправ! – взмахивает руками Женя. – Однозначно! Чем его родители лучше наших?
– Согласен, – откликается в кресла Ваня. – Вы про меня не забыли? На Северном я своих не нашёл, но у меня ещё тётка с сёстрами на Профсоюзной.
– Вот-вот, – брат мстительно кивает. – И когда это будет? Когда ты планируешь уходить из города? Максим, я не собираюсь тупо тратить время, когда наши предки…
– Я знаю! – вскрикиваю я так резко, что Женя затыкается на полуслове. – Что ты хочешь от меня? Давай кинем их всех, сядем в машины и поедем?
Женя вскипает, как забытый на плите чайник. Ещё чуть-чуть, и он начнёт плеваться кипятком. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Мы не ссорились целых два дня – своеобразный рекорд. Мы работаем вместе, живём вместе, развлекаемся вместе и вообще проводим вместе слишком много времени. Мы знаем друг друга восемнадцать лет, а за такой срок даже супруги успевают надоесть друг другу до смерти. Ничего удивительного, что в последние годы мы как огниво и кресало посреди моря трута. Достаточно одного соприкосновения, чтобы искра превратилась в пожар.
– Звони Михасю! – Женя переходит на крик – вести диалог спокойно ему не дано природой. – Скажи, пусть заканчивает страдать фиглей и идёт сюда! Там никого не осталось, понятно же! За это время можно успеть весь «западный» по кругу обойти!
Я вызывал Михася несколько раз, но в ответ слышал только тишину, и Женя знает это. Но всё равно нажимаю на кнопку вызова. Ничего.
– Они, наверное, слишком далеко. Сигнала нет.
– Тогда уходим! Напишем им записку, объясним маршрут. К ночи нас догонят.
На бессознательном подтягиваю к себе карабин:
– Никто никуда не пойдёт. Сядь и заткнись.
– Ага, уже! – Женя разогнался не на шутку, теперь не остановишь. – Поуказывай мне, начальник хренов. Я сидеть больше не собираюсь!
Он хватает с дивана дробовик, раскрывает пакет с патронами и принимается перекладывать коробки в карман плаща.
– Только попробуй! – тут уж и я срываюсь на крик – говорить спокойно с братом мне не дано природой. – Только, блин, попробуй!
Женя разражается презрительным смехом, от которого у меня скручивает все внутренности. Это он умеет.
– Уже пробую!
Я сгребаю со столика ключи от «Хаммера» и ощупываю задний карман джинсов – ключи от «Ниссана» на месте.
– Машину не получишь.
– Да насрать, на улице их миллион, – откликается Женя, но через секунду дух справедливости берёт над ним верх: – Тогда я забираю все патроны!
Он хватает пакет, и я не мешаю ему. Это лишь малая часть того, что осталось в багажнике «Хаммера».
– Бери, – насмешливо отмахиваюсь. – Хватит, чтобы протянуть до утра.
– Ага! А ещё по дороге я прострелю вам шины. Поищите запаски.
Я знаю, что он никогда этого не сделает, поэтому пропускаю последнюю реплику мимо ушей.
– Если ты выйдешь в эту дверь, – я указываю дулом карабина на прихожую, – считай, что ты исключён из прайда. К нам ты больше не вернёшься!
Ненависть мутит мой рассудок. Сейчас я так зол, что готов линчевать его на месте собственными руками.
Ваня встаёт с кресла и пытается нас утихомирить, но куда ему. Нас сейчас только инъекцией транквилизатора успокоишь.
Толкаю брата в плечо, едва сдерживаясь, чтобы не заехать кулаком по морде:
– Я тебе сейчас врежу!
Женя отшатывается, вскидывает дробовик и прицеливается в меня. Вены на его шее вздуваются, и он шипит сквозь стиснутые зубы не хуже заправского чревовещателя:
– Только подойди, и, отвечаю, я тебя грохну!
Ваня втискивается между нами, вскидывает вверх руки:
– Э, кончайте, пацаны! Вы совсем погнали?
Женя бросает на него короткий взгляд:
– Вано, ты со мной?
Чуть помешкав, Ваня поднимает с пола свою «Сайгу» и поворачивается ко мне.
Что ж, ожидаемо. Я так зол, что набрасываюсь и на него:
– Иди-иди, дрессированная животинка. Твоей жопой только зомби откармливать!
Трёхэтажно матерясь, Женя скрывается в прихожей, а Ваня приближается ко мне. Лицо спокойное. Если он и обижен, то хорошо это скрывает.
– Макс, не тупи. Не отпускать же его одного.
– Пусть идёт! – плююсь слюнями я. – Задницу прищемят – вернётся!
– Мы пойдём пешком, потихоньку, через Западный мост.
Рассудительный тон друга немного приводит меня в чувство.
– Западный мост взорван, – говорю я, чуть остыв.
– Да, знаю. Но мы туда и не дойдём. Потому что вы нас догоните.
Хлопает дверь – Женя вышел в подъезд.
– Да, щас! Разогнались! Пока пацаны не вернутся…
– Макс, – обрывает меня Ваня, опуская руку мне на плечо. – Вы нас догоните. Когда придёшь в себя, ты выйдешь отсюда и пойдёшь за нами к Западному мосту.
Он произносит это медленно и раздельно, заглядывая своими глазищами в мои, почти гипнотизируя… Иногда этот парень преподносит сюрпризы, когда этого совсем не ждёшь.
– Прости, – наконец, выдыхаю я. – Ты молодец, Вано. Я погорячился.
– Фигня война, – ухмыляется тот.
Потом поворачивается и покидает квартиру вслед за Женей.
Я остаюсь один.
17:10
Меня будит стук в дверь. Вскакиваю с кресла, как подстреленный, одной рукой тянусь к карабину, второй утираю полоску слюны на щеке. Прислушиваюсь.
Приснилось.
Потом…
Тук-тук-тук…
Тихонько так, едва слышно. Удивительно, как я различил этот звук через сон. Впрочем, разве это можно назвать сном? Сплошная мука.
На полусогнутых ногах подкрадываюсь к входной двери с карабином наготове, припадаю к глазку.
