Максим Марух - Люди желтых плащей
Как бы то ни было, военные потерпели неудачу. Люки танков открыты, из одного свисает на башню обглоданное тело танкиста. Вирус проник внутрь, или они принесли его с собой – неважно. Многослойная броня не спасла ни экипаж, ни тех, кого приехал спасать экипаж. Такой вот каламбур…
Наш кортеж возглавляет чудовищное детище американской компании «Дженерал-Моторс» под названием «Молот», более известное в России как «Хаммер». Огромный чёрный «Н2», сверкающий хромированными бамперами и защищающими пороги трубами, с тремя сотнями «лошадок» под капотом, ужасно неповоротливый и громоздкий, жрущий уйму горючего, но до чёртиков брутальный и тоже почти танк. А если «прокачать» его в стиле «зомби-апокалипсис», то можно превратить в настоящую машину смерти. Последнее было главным аргументов Жени и Вани, когда они убеждали нас взять «Хаммер». Впрочем, ничего другого от них я не ожидал. Пусть балуются. Это не первая тачка, на которую мы меняем старую, и точно не последняя.
В «Хаммере» легко могут уместиться все сразу, и ещё место останется, но наш верный «Ниссан» по-прежнему с нами. Во-первых, вторая машина всегда пригодится, особенно если мы найдём кого-то из родных, а во-вторых, «Хаммер» оказался единственным надёжным автомобилем без видимых повреждений, притом с ключами в гнезде зажигания. Менять же проверенный «Ниссан» на что-то похожее, но неизвестное, бессмысленно.
Путь от Малиновского до Зорге занимает львиную долю утра. Полкилометра по Еременко превращаются в безостановочную изнурительную игру «оттолкни с пути машину». Через час мы уже все «в мыле». Пьём воду литрами, кто-то что-то постоянно жуёт. Организм вновь и вновь требует восполнения потраченной энергии, и нас мучает перманентный голод.
Наконец, мы на Зорге. Здесь посвободнее. Останавливаем кортеж у первой же автобусной остановки. До дома моих родителей полсотни метров, а значит, мы с братом узнаем всё первыми. Сердце начинает биться чаще.
Воздух пахнет дождём, промозглый порывистый ветер колотится в двери машины. Выходим на улицу, плотнее кутаясь в плащи. Зябко.
Женя указывает пальцем на торговый центр «Талер» в трёхстах метрах впереди:
– Смотрите – загорел…
Удивительное зрелище. Огромное шестиэтажное строение, облицованное белыми пластиковыми плитками, от бушевавших внутри пожаров перекрасилось в чёрный. Столбы копоти, вырывающейся из лопнувших окон, запечатлелись на белых стенах мрачным рисунком в стиле «нуар». Пессимистичности картине добавляет парковка перед центром, представляющая собой свалку почерневших автомобильных кузовов, из которых испарились все горючие материалы.
«И люди» – шепчет безумная частичка моего сознания. – «Люди тоже отлично горят. Главное, правильно просушить».
– До первого дождя, – замечает Арт, тоже заворожённый новым колером «Талера».
Миша потягивает носом воздух:
– Что случится уже сегодня – если не к обеду, то к вечеру. Давайте не тормозить.
Он прав. И всё же глубоко внутри я хочу оттянуть момент истины, собраться с духом. Приготовиться к худшему.
Через секунду сознаю, что уже давным-давно готов к самому худшему.
– Разделимся, – говорю, осматривая свой карабин. В последнее время проверять его при любой возможности вошло у меня в привычку. Хорошо бы устроить вечером чистку оружия. – Иначе мы опять до ночи здесь застрянем.
– Ну, Макс, я тогда к своим? – Миша обводит нас вопросительным взглядом.
Он уже в полном боевом снаряжении: дробовик, нож, патроны, фляжка с водой. До дома его родителей отсюда не больше километра пешком. Поднимаю голову к небу. Пасмурно, но солнце ещё в своих правах, и «прокажённые» это чувствуют. Однако ходить по улицам в одиночку опасно.
– Да. Витос, Арт, вы составите ему компанию.
Воронюки свою худшую новость уже пережили. А, значит, им будет легче разделить её с Мишей, если так случится.
Без лишних слов братья снаряжаются в дорогу. Машины решено оставить здесь – ещё пару часов «тяни-толкай» никто не выдержит.
– Как рация? – спрашиваю Михася, когда со сборами покончено.
– Батарейки вроде ещё живые. Но я на всякий случай возьму запасные.
– Постоянно держи нас в курсе. Отсюда до тебя сигнал должен дойти, – напутствую я, и протягиваю руку. – Удачи.
Обмениваемся рукопожатиями.
– Через час увидимся, – обещает Михась.
– В два обед. Не опаздывайте.
13:11
Железная дверь на электромагните, давно уже не «электро», пропускает нас в полутёмное помещение подъезда. С оружием наперевес поднимаемся по лестницам, ступенька за ступенькой. Почти все двери в квартиры открыты нараспашку – люди покидали свои жилища, как на пожаре, стараясь спасти пожитки. Повсюду валяются предметы домашнего быта и гардероба. Створки лифта распёрло застрявшим телевизором. На пролёте второго этажа находим первые трупы. Двое стариков, которым не повезло оказаться на пути обезумевшей от паники толпы.
Ваня взглядом указывает на трупы, вопросительно вскидывает брови: «знаете их?»
Мы с братом качаем головами. А может, я просто не узнаю их? Тела настолько изуродованы, что больше похожи на куклы из папье-маше, по которым проехались грузовиком.
Четвёртый этаж кажется недосягаемым пиком Монблана. Мы поднимаемся уже целую вечность, а не добрались и до третьего этажа. Колени трясутся, боимся даже дышать. Стараемся держаться подальше от квартир – опыт ночёвки на Вятской не прошёл даром. За любой дверью может прятаться стая «прокажённых», весь дом может оказаться ульем целого роя. Нет, стада – их группы сбиваются в стада.
Наконец, мы на четвёртом. Обливаемся потом с ног до головы, дыхание сбито, как после спринта на стометровке. Скользкий палец то и дело съезжает со спускового крючка, который я незамедлительно нажму, стоит кому-нибудь громко пукнуть. Даже если этим человеком окажусь я сам.
Дверь в пятнадцатую квартиру открыта, как и остальные. Я ожидал этого, но внутри что-то обрывается и с немым ужасом улетает вниз. Родителей мы там уже не найдём, это ясно. Но что найдём? Или кого?
Стараясь не выказывать ужаса, сковавшего все мышцы, киваю брату: «входим».
13:30
Квартира пуста. Точнее, полна – все вещи на месте. Мой отец не идиот, чтобы тащить с собой в конец света любимую зубную щётку. Телевизор с сорок седьмой диагональю и функцией 3D, куча сопутствующей аппаратуры, стереосистема – всё осталось в неприкосновенности. В наше время любая вещь, если она не съедобна, не стреляет и не режет, ценится не больше, чем кухонный нож или булка хлеба во времена былые. Забавная рокировка.
Спешно обыскиваем все комнаты. Ни живых, ни мёртвых, ни «прокажённых». Ваня запирает дверь, и ноги мои, наконец, подкашиваются. Я оседаю на пол с протяжным вздохом облегчения. Если то, что свалилось у меня с души и можно назвать камнем, то размером он с кусок, который давным-давно откололся от Земли, образовав Луну. Женя приходит в себя на диване, блаженно улыбаясь.
– Значит, ушли… – полушёпотом говорит он. – Слава богу!
– Бога благодари за ту жопу, в которой мы оказались, – возражаю ему. – Слава папе, что не стал вошкаться и свалил отсюда, как только запахло жареным.
– Пацаны! – зовёт нас с кухни Ваня. – Идите скорее! Хорошие новости ещё не кончились.
Точно на крыльях, влетаем с братом в кухню. У холодильника стоит Ваня. В одной руке магнит в форме земляники с наполовину отломанным зелёным лепестком, во второй – записка.
13:35
Перечитываю записку в пятый раз. Пять простых предложений. Пять самых пронзительных предложений в моей жизни:
«Максимка и Женечка, это папа и мама. Не надо было приходить. Мы ушли с солдатами гражданской обороны. Встретимся на ближайшем пункте эвакуации. Без вас дальше не пойдём».
Почерк матери, слова отца, за исключением первой фразы.
На глаза брата наворачиваются слёзы. У меня тоже ком в горле. Ваня улыбается от уха до уха, хлопает нас обоих по плечам:
– Я же говорил! Они вырвались!
13:55
Эйфория от столь прекрасной новости пробуждает в нас адский аппетит. Не выдержав, открываем пакеты и проглатываем по нескольку булочек, запивая колой. В последний раз еда казалась мне такой вкусной, когда три года назад врачи сообщили, что опухоль в моей щитовидной железе излечима, и я буду жить. Непередаваемое ощущение, которое я никому не пожелаю испытать.
– Пять минут до обеда, – напоминает Ваня, пережёвывая четвёртый по счету круассан.
Да, я знаю. И, тем не менее, не хочу звонить Михасю. На сей раз я желаю оттянуть момент счастья, насладиться им вдоволь, прежде чем услышу дурные новости. Конечно, Михась мог найти дома такую же записку, но тогда почему он сам не звонит? Возможно, по той же причине, что и я?..
– Михась, Михась. Приём! Это Макс. Ты слышишь?
Я стараюсь гасить в голосе ликующие нотки. Если моему другу повезло меньше, последнее, что он захочет услышать – мой радостный визг.
