Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
– Давайте повторим все еще раз, – предложил Учида.
Хизаши дернул плечом, хотя чувствовал скорее не злость, а тревогу.
– Повторяли уже сто раз. Давайте лучше поспим.
– Завтра мы отправимся в путь, он займет не так много времени, и надо быть готовыми уже сейчас.
Хизаши прижал палец к губам и шикнул на него. Глазами указал вбок, где сладко посапывал уставший Кента. Шел самый темный час, час Быка, они долго сидели над талисманом, и его сморило первым. У Юдая глаза тоже покраснели, и он, сам того, наверное, не замечая, изредка тер их кулаком.
– Утром, – твердо сказал Хизаши. – Мы повторим все еще раз утром.
С этими словами он отвернулся, осторожно уложил уснувшего сидя друга на одеяло и лег сам. Рядом похрапывал Мадока и шуршал одеждой Учида. Хизаши вдруг стало страшно закрывать глаза, и все же сон унес его мгновенно – и на этот раз вместе с ним пришла спасительная темнота.
А утром он встал раньше всех, даже Учиды, чтобы кое-что сделать. После вышел на улицу с листком в руке. Дорогая бумага под его пальцами сложилась в журавлика с острым клювом.
– Лети в серебряный рудник в горе Гиндзу и найди оммёдзи по имени Морикава, передай ему мое послание, – тихо произнес он, поднеся бумажную птичку к лицу. – А если не найдешь его там, лети дальше. Ищи, пока не отыщешь.
– Так и знал, что ты переживаешь сильнее, чем показываешь.
Позади стоял Учида Юдай, опираясь на нагинату. Еще даже не взошло солнце, предрассветный сумрак был прохладным, но чистое небо обещало ясный теплый день. Начали просыпаться птицы, и их жизнерадостное пение не вязалось с тем, что творилось на душе у Хизаши и отражалось во взгляде фусинца. Это чудесное утро станет для них первым шагом в бездну, из которой может не оказаться выхода.
– Я всего лишь следую своему же плану, – спокойно возразил Хизаши и отпустил ожившего журавлика в небо. – Морикава и Сакурада, если еще не померли, найдут способ привести к нам помощь. Теперь это их забота.
– Первым делом я проверил готовый талисман привязки, – голос Юдая будто надтреснул, выдавая эмоции. – Я видел, что ты сделал. Ты в своем уме, Мацумото? Просто скажи, что да.
– Сумасшедший ли я? – Хизаши тихо рассмеялся. – Возможно. Но ведь ты понимаешь, почему я так поступил?
– Понимаю. Но не принимаю. Это нечестно, Мацумото, он должен знать.
Хизаши бросил взгляд ему за спину, будто мог сквозь преграду увидеть спящего друга. И покачал головой.
– Нет, не должен. И ты будешь молчать.
– Но ты можешь…
– Я и так могу умереть в любой момент, – перебил его Хизаши, впервые говоря об этом вслух, и кто бы мог подумать, что с Учидой. – Мое тело не справляется, я заставил его зайти за его предел. Нельзя быть одновременно и человеком, и ёкаем, особенно если сам уже не понимаешь, кем хочешь быть. – Он усмехнулся и хлопнул фусинца по плечу. – Теперь это и твой секрет тоже. Гордись этим.
– Мацумото, – только и смог проронить тот, как из дома вышел Куматани Кента.
– Почему вы оба тут? – спросил он, потирая лицо. – Не слишком ли рано?
– Я… – Учида повернулся к нему, и сердце Хизаши застыло, – всегда рано встаю, чтобы тренироваться. Наверное, разбудил Мацумото.
– Гремел своей железякой, – поддакнул Хизаши, а в голове билась одна мысль «только молчи».
– Да? Я ничего не слышал, – сказал Кента и зевнул. – Ладно, раз уж мы все проснулись, я приготовлю что-нибудь перекусить и проверю, как там Джун.
Он вернулся в дом, и Хизаши издал долгий тягостный стон. Даже не думал, что будет так переживать.
– До чего не вовремя, – вздохнул он.
– Ты упустил шанс признаться, Мацумото, второго может не быть, – осуждающе произнес Учида.
– Иди и тренируйся, не лезь в душу, когда не просят.
– Ты никогда и не попросишь, – сказал Учида, закинул нагинату на плечо и прошел мимо, во двор.
На противоположной стороне опустевшей деревни небо начало медленно окрашиваться красками наступающего дня – теплое золото и нежный персик. Хизаши полюбовался немного ими и тем, как свет постепенно подбирается к обнаженному по пояс фусинцу, скользит по напряженным мышцам под вспотевшей кожей с отпечатавшимся на нем рисунком от паутины, мягко трогает ослабший узел гладких волос. Потом отвернулся и скрылся в доме.
У них есть только это раннее летнее утро, чтобы собраться с силами – и чтобы немного побыть беззаботными, какими они были всего полгода назад, или хотя бы казались ими. Хизаши ел кашу, приготовленную Кентой, пил заваренный им чай, слушал, как Учида просит прощения у Мадоки, а тот отмахивается, морщась от боли, но старательно это скрывая. Затишье перед бурей, которую они собирались покорить. Все вместе.
– Я помою посуду и уходим, – сказал Кента, принимая плошку из рук Хизаши.
– Зачем? – не понял Мадока. – Хозяева не вернутся.
– Все равно. Это меньшее, что мы можем сделать.
Он вышел на улицу, и никто больше не произнес ни слова до его возвращения. Талисман привязки будет хранить у себя Кента, а задача Хизаши – хранить Кенту, пока талисман не понадобится. Мадока и Учида останутся в стороне, чтобы привести пришедших на помощь оммёдзи, верных Ниихаре – другим они не могли довериться. Все должно получиться, просто обязано. Хизаши повторял это про себя, как заклинание, пока они покидали дом, а затем и мертвую деревню. Все получится, все будет хорошо. Они справятся.
Но кто-то маленький, наивный, давно позабытый и похороненный в глубинах змеиной души, трясся от ужаса и почему-то – предвкушения. Он хотел поскорее увидеть… брата?
Хизаши обернулся на Кенту в тот момент, когда он решил посмотреть на него.
– Все будет хорошо, Хизаши-кун. Вот увидишь.
Хизаши и правда видел это в его глазах, видел незамутненную веру во всех них – и в Хизаши в первую очередь. Не подвести бы только… Только бы не подвести.
* * *
Потом был долгий путь длиной в три с лишним дня. За это время погода менялась несколько раз, от урагана с дождем до испепеляющей жары и влажного зноя, и чем ближе подходили к долине Хоси, тем страннее и непредсказуемее она становилась. Уже издалека были видны тяжелые буро-коричневые тучи, собравшиеся над долиной, то и дело их разрывали зигзаги молний, красные и белые вспышки освещали мрак, окутавший близлежащие окрестности, вплоть до самого города Ёсико, где весной все собрались на праздник, а получили кошмар.
Хизаши стоял возле придорожной идзакаи, совершенно пустой, если не считать их
