NeuroSoul Том 2. - Данила Скит
Андрей не решился отходить далеко от катера. Бело-синяя лодка еще маячила вдалеке, покачиваясь на спокойных водах Тербинки, когда они остановились, чтобы осмотреться и подумать. Если торчащая из-под воды плита действительно подсказка, то загадка должна находиться где-то поблизости. Стоит только подметить детали…
Теплая желтизна солнца стекала по треснувшим исполинам, которые когда-то назывались вратами. Теперь это просто огромная дыра в сплошной стене, окольцевавшей небольшой город. Солнечные лучи забивали трещины в бетоне и искрились, не позволяя разглядеть мелкие детали проржавевших механизмов. Когда-то распахнутые врата символизировали жизнь и надежду, скрип механизмов оповещал о помощи с Земли, провозимую между двумя гигантскими плитами из бетона, металла, нановолокна и экранирующего материала. Сейчас открытые врата хранили только память прошлого и больше ни на что не годились.
Солнце кое-где прорывалось сквозь тучи, и туман отступал. Искристая желтизна подкрашивала серый и темно-зеленый, в которых утопал Терби. Отражения света искажались и плясали в осколках экранирующего материала, разбросанного в густой ползучей зелени, усердно крошащей бетон. Осколков было много. Большинство откололось от купола, упавшего на город после активирования первых гравитаторов. Терби проектировался городом для естественной гравитации Марса. Не удивительно, что при повышении массы купола первое, что он поспешил сделать — обвалиться. Экранирующий слой состоял из пластин с перламутрово-желтым отливом, похожих на соты. Он защищал пилигримов от радиации до того, как начали работать корректоры атмосферы. Теперь он рассыпался по всему городу блестящими шестигранниками, кое-где расколотыми напополам, а кое-где и вовсе превратившимися во въедливую пыль. Легчайшее дуновение ветра заставляло пыль взвиться вверх, искрясь под натиском света. Острые осколки торчали из-под травы, раня лапы неосторожных животных.
— Кровь на листьях, — Андрей присел, разглядывая мясистые темные стебли, обнявшие с двух сторон узкую кроличью тропу. Она пролегала аккурат по твердому асфальтовому полотну с белым химическим налетом, и красные следы были хорошо видны. — Сухая. Следы тоже засохшие.
В точности как в приветственном ролике гона. Кроваво-алые кроличьи следы, тянущиеся за лапами зверька. Только в отличие от оригинала, эти уже побурели и кое-где потрескались, да и означали они совсем иное. Жертву. Рок. Неудачное стечение обстоятельств… последствия человеческой халатности. Кровавые кроличьи следы Нэнсис означали только кровь на ее руках.
Скоро ли объявится Дэвид? Ему необходимы его простые замечания, бьющие точно в цель. Кажется, в полукилометре отсюда находится баскетбольная площадка. Наверняка, и ее искромсали упругие лианы, сила которых в упорстве и времени. Однако, немного бетона и отсутствие острых углов вполне подходит, чтобы высадить одного слишком правильного телохранителя. Иногда Андрею казалось, что мир еще держится благодаря таким, как Дэвид. Простым, незамысловатым, но правильным.
Согласно карте, площадку и врата разделяли небольшой парк, разросшийся за время молчаливого одиночества Терби, несколько высотных зданий со сбитыми шпилями и памятник космическому кораблю «Метеор», вышедшему из эксплуатации еще сотню лет назад. Марсианских лет. Терби умирал медленно, и, если бы не разрушенные здания, не получил бы даже статус руин.
В воздухе витали запахи сырости, ржавчины и тоски по прошлому. Андрей удивился этому чувству, ведь, считай, на Марсе никогда и не жил. Тем не менее, рядом из-под земли торчало покосившееся здание с выбитыми окнами, треснувшими стенами и распахнутыми дверьми, и Андрею отчего-то стало грустно. Поговаривали, что в заброшенных городах царила необъяснимая тоска, которую потом не так-то просто излечить. Заражённые грибком, разъедающим металл, они таяли быстро, без остатка отдавая себя Марсу. Может, по этой причине человек не вернулся обратно, предпочитая лелеять людные города посреди пустыни?
— Андрей, ну чего ты застрял? Нужно двигаться дальше, — тормошил его Тадеуш.
— Я сказал, что мне нужно подумать, — ответил Андрей, оставляя кровавые следы в покое. Он встал. — Если что, это была не шутка.
— Здесь полно таких троп. Насмотришься на них в глубине города. Я слышал рычание.
— Только не спрашивай, рычат ли мутированные кролики.
— А они рычат?
— Этого я не знаю, — честно признался Андрей.
Сломанные шпили и гладкие здания, похожие на иглы, протыкавшие небо. Когда-то протыкавшие… теперь они походили на дырявые Эйфелевы башни, спиленные посередине. Какими они были тогда, «при жизни»?
— Ладно. Мне хватит и того, что они не едят мясо. Для всего остального, что покрупнее, у меня имеется импульсник.
Тадеуш действительно умел хорошо стрелять, в отличии от Андрея. Это преимущество он никогда не оспаривал.
— Детская площадка, — Андрей заметил, что Тадеуш разглядывает карусель, видневшуюся вдали. — Обвалившиеся горки, лошади со впалыми глазами, упавшие качели. Ты на таких не рос. Хочешь наверстать упущенное?
— Здесь ужасно пахнет.
— Эта называется нищета, — пояснил Андрей. — Нищета времени.
— Разве моя вина, что твой отец не позаботился о будущем своего сына?
— Он позаботился. Просто не считал, что мне требуются излишки. Союзные ценности здорово подсели ему на мозги, — удивительно спокойно ответил Андрей. — Гляди, здесь тоже трава примята. Если присмотреться…
— Андрей, — позвал его Тадеуш, успевший уйти на пару десятков метров вперед и теперь стоял практически по колено в траве.
Дул спокойный теплый ветер, принося другие запахи — запахи цветов и тины. Где-то поблизости находилось настоящее болото.
— Не дергай меня. Ты мешаешь мне сосредоточиться.
— Я уже говорил, что ты не заметишь бревна под своим носом. Смотри, — Тадеуш указывал пальцем на что-то, что скрывалось за высокой травой. Она была настолько густой, что с ней не справлялся даже ветер. — Вот кто рычал.
Разделяющие их пару десятков метров Андрей преодолел очень быстро. За несколько ударов сердца, а сердце у него начало биться гораздо чаще. На детской площадке, между развалившейся в прах ракеты и треснувшей пополам фигуры механической черепахи стояли три клетки. Одна большая, две остальные чуть меньше, в порядке убывания по углам равнобедренного треугольника. В самой маленькой, со стеклянными стенками и пластмассовыми ребрами притаился фогельский скорпион. При виде Тадеуша он приподнялся, сделав осторожный шаг назад и развернул жало. Игла на кончике хвоста угрожающе проткнула воздух и зарокотала.
«Он боится, — понял Тадеуш. — Поэтому готов напасть».
Трава вокруг клеток была примята и основательно вытоптана, когда как остальная часть детской площадки утопала в высоких мясистых стеблях, непослушных ветру.
Во второй клетке, венчавшей треугольник, сидел кролик, то и дело просовывая настороженную мордочку сквозь прутья. Зазоры между прутьев были слишком мелкими, чтобы он мог сбежать. Хотя, наверняка, хотел. Нос тревожно втягивал воздух, уши были прижаты к телу
