Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ)
— Насколько я понимаю — встреча с живыми экземплярами не предвидится, — сделал заключение Крон, рассматривая картину погрома. — Как его только не контузило…
— Этот урод, все запасы пластита за раз использовал! — с досадой произнёс Штуцер, гневно косясь на виновника торжества. — Теперь, князь Тараканов может в бункер не пустить.
— Почему? — не понял Дед.
— Угрожать нечем…
Комбат оглядел побережье поверхностным взглядом и спросил штатных рыбаков:
— Они, в смысле — икринки, как амёбы, делиться не будут?
— Почему делиться, — не понял Короед, — может быть вылупляться?
— Чего спорить — солить давай и отправлять на Большую Землю! — рявкнул Копчёный, очнувшись и выйдя из ступора.
— Лучше учёным, — возразил Штуцер. — До Большой Земли, ой как далеко: и в прямом, и в переносном смысле.
— Я это и имел ввиду, в смысле — НИИ, а они уже пусть сами думают, что с ней делать: отправлять куда или самим жрать — до рыбьего фонаря.
Копчёный посмотрел на светящийся ус глубоководной рыбины, который он держал в руке и выбросив, за ненадобностью, приступил к сбору икры.
— Пару кило, надо бы в бункер отнести, — напомнил Штуцер. — Налим рад будет, свежему материалу.
— А что он с ней делает? — полюбопытствовал Бармалей.
— Пытается вывести мальков и вырастить взрослые экземпляры.
— Ну и как? — осведомился Почтальон.
— Пока никак, — отмахнулся Штуцер, оглядываясь по сторонам и оценивая фронт предстоящих работ.
— Надо бы осмотреть окрестности — может, в кусты что улетело, — посоветовал Короед новым знакомым, чтобы те не стояли над душой.
Работа закипела: кто солил икру, кто шуршал камышами — всем нашлось дело. Оказалось, что помимо икры, на берег выбросило трёх «Морских чертей». Сейчас их приволокли в лагерь и свалили в кучу, с любопытством разглядывая представителей глубин далёкого океана, неведомо как обосновавшихся в достаточно скромном водоёме Европы. У одного из «Чертей» оказались выбиты зубы, что указывало на его непосредственную близость к эпицентру взрыва. Рыба фосфоресцировала мягким зелёным свечением, но всё-таки, достаточно ярким, для того, чтобы прочитать газету. Газет не было и сталкерам ничего не оставалось делать, как только озадачиться сохранностью рыбацкого улова. Об утилизации отходов речь не шла, так как учёные поглощали всё, что могла предложить зона отчуждения.
Из-за плотной стены тростника раздался взволнованный голос Пифагора:
— Мужики — идите сюда!
Прибежавшим на призыв, открылась впечатляющая картина: среди тростника, на болотных кочках — лежала анаконда. Именно это было первым, что пришло в голову каждому, увидевшему монстра. Собравшийся консилиум живо обсуждал находку, не заботясь о подборе слов и выражений. Чудище напоминало гигантскую мурену, размером с водяного удава из дебрей Амазонки. Различие состояло в наличие внушительных зубов, способных перекусить то, что не поддавалось воображению и светящихся, по краям, двух пар плавников.
— Палеозой, мать его за ногу! — шумно вздохнул Бульдозер.
Что он, этим, хотел сказать, выяснять не стали.
— Речной монстр, — заявил подбежавший Копчёный, который, по такому поводу, бросил все свои дела.
— В озере? — удивился Доцент.
— Ну и что? — то ли сказал, то ли спросил — Штуцер, тоже бросивший своё занятие по упаковке заморской икры. — Водятся же окуни: и там, и там! К тому же неизвестно наличие подземных рек, соединяющих водные артерии. Скорее всего, они не просто подпитывают Озеро, но и обмениваются ихтиофауной.
— Надо зверушек в холодильник нести, — предупредительно сказал Короед, разглядывая солидный экземпляр, попутно косясь на его зубы, словно сомневаясь в том, что он умер. — Кстати, пальцы в рот не суйте. Сами, наверное, знаете про акулий рефлекс, когда челюсть смыкается даже в том случае, когда хищница умерщвлена.
Все понятливо закивали головой, а Сутулый жалобно заскулил:
— Как его тащить-то? В нём, поди, пол-тонны будет, если не больше!
Сомнения остались позади, а коллективный труд справляется с любыми препятствиями. Вот и монстр нашёл своё последние лежбище, среди «Морских чертей», не желая закрывать зубастую пасть, усеянную множеством крупных зубов. Они имели клинообразную форму и настолько остры, что были способны украсить грудь, в качестве ожерелья, любому вождю: хоть Полинезии, хоть Мавританского побережья.
— Сувенира! — радостно потёр руки Копчёный, перестав жалеть о своей сиюминутной слабости, приведшей к потери пластита.
День был уже в полном разгаре. Пока на поляне шёл раздел добычи, одинокостоящую ветлу оккупировали вороны, ожидая своей доли от дележа. Они маячили среди ветвей серо-чёрными точками и терпеливо ждали окончание работ, а самые непоседливые постоянно мельтешили, перелетая с ветки на ветку. В глазах плутовок иногда проскальзывало подозрительное искрение, но дневной свет скрадывал интенсивность этого блеска. Незаметно было, так-же, и свечение вороньих перьев, утонувшего в солнечных лучах.
Троица рыболовов была загружена работой по уши, и нашим героям ничего не оставалось, как бездельничать, слоняясь по берегу. Копчёный, заметив это упущение, быстро сообразил, насчёт пользы коллективного труда и его разделении, тут же сказал, обращаясь к Крону:
— Вы пока тащите улов в бункер — там знают, куда его пристроить, а завтра пойдём к учёным в Научный центр.
— Как его тащить-то, — пригорюнился Кащей.
— Найдём способ, — успокоил его Крон, понимая, что им всё — равно нужно попасть в НИИ, а тут ещё и подработкой попахивает.
— У нас телега есть, — вмешался Копчёный, указывая рукой в сторону небольших кустов. — Вот только лошади нет. Не спрашивайте: осла — тоже нет. Да мы втроём с ней справляемся, а вас вон сколько. Я не думаю, что у вас проблемы возникнут.
Скрипящая телега остановилась напротив кучи морепродуктов, закончив торможение противным писком, оборвавшимся внезапно, словно на горло её песни наступили кирзовым сапогом. Штуцер вздрогнул от противного звука, действующего на нервы и, подобрав с земли небольшую палку, зачерпнул ей с тела «Речного монстра» порцию слизи. Смазав ступицы телеги дармовым заменителем дёгтя, он удовлетворённо потёр руки и вернулся к своему занятию, а сталкеры обречённо вздохнули и упёршись руками в телегу, толкали её в сторону бункера, согласно визуальной отметке, полученной у Копчёного. Пифагора, как нашедшего монстра, в отместку впрягли во главе телеги, которую он вынужден был буксировать с помощью пеньковой верёвки, а Сутулого с Кащеем привязали к оглоблям.
Солнце поднялось к зениту, когда товарищи приволокли поклажу к бункеру. Старое строение монолитной заливки покосилось от воздействия неведомых подземных сил и стояло набекрень. Заваленное на бок, оно напоминало техногенный бред, в воспалённом воображении художника-сюрреалиста, для которых зона, как натура, была полным раздольем. Цемент, некогда серо-белого цвета потемнел и покрылся колониями мха в тех местах, где земля, поднимаемая ветром, могла задержаться и скопиться. Входной люк оказался задраен наглухо. В ответ, на вежливый стук по железу, изнутри донёсся приглушённый голос:
— Пароль!
— Ф — 1, - неожиданно для всех, ответил Пифагор.
— Чего Ф — 1? — донеслось из укрытия и в голосе вопрошающего почувствовалось удивление, смешанное с растерянностью.
— Ну, граната Ф — 1… Оборонительная… Осколочная… Пластит истратили…
— Вы что — с ума сошли?! — донёсся утробный голос, войдя в резонанс с бетонными пустотами. — Вы кто такие?
— Сами мы не местные! — жалостливо пропищал Почтальон.
— Ага! — поддержал его Дед. — Отстали от подводной лодки. Деньги, документы, пароли, шифры — всё осталось на борту атомохода…
— Нас Копчёный сюда прислал, но про пароль ничего не говорил, — сказал Крон, которому надоел этот спектакль.
— Правильно — потому что его нет, — донеслось изнутри.
— Открывайте, что ли! — вмешался Комбат. — Продукция тухнет.
Люк скрипнул, и поддавшись, медленно отодвинулся в сторону, освобождая узкий проход. С внутренней стороны следовало ожидать пулемёт Калашникова, нацеленный на вход и готовый открыть огонь при малейшем подозрении или, даже, при намёке на любой зехер со стороны пришельцев, но его не было. Ни того, ни другого. «Дефицит», — подумал Крон и освободил лаз следующему, нырнув в проём.
Внутри их встречал Стас Таракан, который и подрабатывал привратником. Два его напарника: Паша Налим и Гера Гвоздь — находились внизу. Первый возился со своими бассейнами, а второй — банально спал. Таракан деловито осмотрел улов и отдал отмашку на разгрузку. Для этой цели служил деревянный желоб, по которому монстры скатывались вниз, как клиенты аквапарка — с визгом, но без мата… «Морские черти» просвистели без задёва, а вот с «Речным монстром» вышла промашка: он юркнул в лаз и на собственной слизи прокатился до самого низа, не вписавшись сосиской тела в поворот. Выбив дверь, он остановился прямо возле лежанки Гвоздя, чуть-чуть не поцарапав тому нос, а то и сомкнув челюсть. Гера подскочил, как ошпаренный и от испуга, чуть не отдал концы. Не рождённый крик застрял в горле, а в глазах застыл первородный ужас, неразбавленный спиртным. Сидя на кушетке, Гвоздь бешено вращал глазами, искренне не понимая, почему он до сих пор жив, а не разделывается чудовищем. То, что это не вторжение с нижних коридоров, он не мог усвоить ещё около часа, без конца озираясь по сторонам и пристально присматриваясь к новым знакомым.
