Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ)
— Скоро солнце встанет — пора готовить снасти.
Чёрные охотники, гружёные трофеями, уже давно испарились и на озере, за исключением сидевших у костра людей, не было ни души. Есть ли она у пары монстров, издали наблюдавших за компанией из кустов — неизвестно. Сравнив количественное превосходство сталкеров с собственными силами, монстры предпочитали держаться особняком, не демонстрируя, в наглую, свои гастрономические пристрастия и классовое различие взглядов. Деклассированные элементы, по своей природе, они не желали выпадать из общественной жизни, только лишь потому, что егерь с лесником смотрели на них, как на зверушек.
Копчёный достал внушительную острогу и крупный напильник. Тяжело вздохнув, он начал точить орудие лова. В тишине утра, эти звуки разносились на всю округу, заставив насторожиться даже того, к кому рыбацкое копьё не имело никакого отношения. Монстры ещё глубже залезли в кусты, а жаворонок, на далёком косогоре, так и остался сидеть с разинутым клювом, не решаясь начать свою песню. «В общем-то — правильно сделал, — размышлял Штуцер. — Если верить местному фольклору, язык у гигантской жабы достанет даже до НИИ, а то что они здесь не водятся — ни о чём не говорит. Почему бы им не мигрировать сюда с Дальних болот?»
— Вы не поверите, — продолжил он уже вслух, обращаясь к новым товарищам. — У нас здесь, даже егерь с лесником были.
— А что с ними случилось? — удивлённо спросил Пифагор, потягивая из алюминиевой кружки утренний чаёк.
— Служащие леса устраивали на монстров платную охоту, развешивая объявления и, когда в аномалии «Крематорий» сгинул егерь, то всё население зоны насторожилось, — ответил Штуцер продолжением рассказа. — Эти места он знал, как свои пять пальцев! Картина быстро прояснилась, когда лесник улетел туда же.
— Может залетел? — поправил его Доцент, намекая на то, что болезный просто не смотрел туда, куда идёт.
— Нет! Именно улетел: за руки, за ноги, с раскачкой — на счёт три. Два монстра проводили лесника продолжительными взглядами, отряхивая ладони, одна об другую…
— Весело, — лениво прокомментировал сказанное Бульдозер.
Копчёный закончил правку лезвия и, обречённо вздохнув, встал, призывая остальных к действию:
— Пора!
— Зачем было ждать утра если мы используем браконьерские снасти? — спросил его Крон, недоуменно пожимая плечами. — Можно и ночью рыбачить. Даже лучше — с помощью фонаря.
— На ночь зверушки возвращаются домой, а утром поднимаются к поверхности на кормёжку, — пояснил Копчёный. — Ни острога, ни сеть — не достанет мест ихнего обитания, а луч фонаря не пробьёт толщу воды. Да и ночью, даже при помощи прожектора — жутковато. Экземпляры здесь — ого-го!
С помощью языка жестов он показал намечающиеся перспективы. Этим языком пользуются со времён Великого столпотворения, когда в Вавилоне Бог смешал языки строителей и им пришлось прибегать к различным знакам и ужимкам, заимствованным у макак, чтобы хоть как-то понимать друг друга. Рыбаки не остались в стороне, переняв тайные знаки, у кого только можно, и теперь невозможно определить, что они имеют ввиду, растопыривая руки в стороны: щуку, бегемота или бульдозер, утопленный пьяным трактористом. Дополнительные ужимки не требуются, разве что скривят страдальческое лицо, показывая, тем самым, с какими трудностями пришлось столкнуться и что никакие винзаводы мира, вместе взятые, неспособны сгладить горечь утраты. Восполнить возникшую пустоту, попросту нечем… Ушла! Сошла с крючка, вильнув хвостом…
Из камыша троица новых знакомых извлекла довольно большую лодку и пока Копчёный возился с уключинами, в которых не желали крепиться вёсла, Штуцер с Короедом крепили с боков по два внушительных бревна.
— Чтобы не перевернуло, — пояснил Копчёный, указывая на необструганные сосновые поплавки.
Эта уловка была хорошо знакома нашим героям и они не стали задавать лишних вопросов. Главный рыболов напоследок ещё раз оглядел всю сборку издали и остался удовлетворённый результатом инспекции, а Штуцер пнул сосновый буль ногой, проверяя на прочность крепление. Его нога соскользнула и ударила по краю бревна, отчего оторвавшаяся кора пребольно ударила Короеда в глаз.
— Иннокентий Степанович, голубчик, неужели Вы, скотина, не видите, что своему товарищу инородный предмет в глазик швыряете?
— Павел Семёнович, любезнейший, извините засранца. Нижайше прошу Вашего прощения и ходатайствую о снисхождении к моей ничтожнейшей персоне.
— Пока господа, друг перед другом рассыпаются в реверансах, учёные из НИИ могут остаться без ухи, — заметил Комбат.
— Или, как минимум, без рыбьего жира, — добавил Дед.
Он нащупал на поясе гранату РПГ — 41 и ему нестерпимо захотелось помочь рыбакам в их трудном деле, и стоило большого самообладания, чтобы удержаться от этого шага. Пифагор, в это время, поглаживал рифлёные бока «Лимонки». Судя по всему, им с Дедом единовременно пришла в голову такая мысль, и только полная неизвестность, которая поджидала на дальнейшем пути, не позволила второму доброхоту отправить на дно ветхое плавсредство, от которого, скорее всего, на поверхности водоёма остались бы плавать только брёвна. Про самих рыболовов: ни Дед, ни Пифагор — как-то не подумали.
Рыбацкий дредноут, укреплённый массивными булями, тяжело и неторопливо отчалил от берега, увозя на себе тройку отважных промысловиков. В связи с огромными глубинами, о шесте, как способе для передвижения по водной глади, говорить не приходилось, а оставалось довольствоваться простыми вёслами. Они как раз шкрябали по краям брёвен и Короеду грести было неудобно. Благо, что выходить далеко в Озеро — не было никакой необходимости. Десяток наблюдателей расположилось на берегу, с нетерпением ожидая первого улова.
Копчёный на носу лодки приготовился, держа острогу наизготовку и только ждал удобного момента. Он вглядывался в тёмную воду, пытаясь по отличительным признакам обнаружить присутствие водного монстра, но их пока не было.
— Ни булька, ни всплеска, ни пузырька! — с чувством досады и с расстановкой, промычал невезучий рыболов.
— Хоть бы воду испортил — для ориентировки! — воскликнул Штуцер.
— Завёлся у нас тут, один шутник, — поведал с борта лодки Короед, сидящим на берегу. — Кинул шланг в воду и прикалывается, пуская пузыри.
— Из газового баллона? — уточнил Крон.
— У него изо-рта, неплохо получалось. Правда, один раз он не рассчитал напряжение, возникающее после заиливания отверстия шланга и усугублённое несвежим обедом, но поговаривают, что отверстие заткнул затычкой другой шутник…
Копчёный продолжал стоять на носу лодки, замерев с острогой в руках, и не переставая пристально вглядываться в глубины, ловя малейшее движение на поверхности водоёма. Томительное ожидание скрасили маленькие пузырьки газов, неожиданно поднявшиеся со дна. Рыбак замахнулся трезубцем и, на короткий миг, замер в раздумье.
— А вдруг это аквалангист пузыри пускает? — засомневался Комбат.
Копчёный опять задумался, но отбросив сомнения, проткнул острогой чёрные воды, по самую рукоятку, едва сам не свалившись за борт. Только благодаря усилиям Штуцера, схватившего его за хлястик плаща, незадачливый водный охотник остался сухим. Ругаясь и чертыхаясь, Копчёный ещё несколько раз повторил попытку, но в это утро рыбацкая фортуна отвернулась от него, рискуя нарваться на музыкальный привет… Ругаясь, почём зря, он приказал немедленно причалить к берегу и, выпрыгнув из лодки, подбежал к рюкзаку. Из его глубин был немедленно извлечён пластит, угрожающих размеров. Статичная выразительная поза на пару секунд украсила берег: на вытянутой руке Копчёный держал взрывчатку, способную пустить на дно баржу, весьма внушительного тоннажа. Пламенный революционный взгляд подтверждал решимость их хозяина и сталкеры бегом покинули берег, удаляясь на безопасное расстояние. Короед сглотнул слюну, а Штуцер сплюнул, но тем не менее, оба выбрали единственно правильное решение — присоединиться к новым товарищам. Когда дистанция, разделяющая их, сократилась до минимума — прогремел сильнейший взрыв, от которого заложило уши. Туча мелких брызг имела вездесущий характер и подхваченная ветром, она оросила ближайшие окрестности. Всё, что находилось в озере на глубине, до десяти метров, было поднято в воздух и разбросано в радиусе сотен шагов. Выброшенная взрывом на берег икра имела очень крупные размеры, а из каждой икринки грозила родиться новая жизнь, повинующаяся законам распада радионуклидов. Тёмно-зелёная тина, чёрный ил и вырванный с корнем тростник украсили берег, а посередине этого великолепия стоял Копчёный, с чувством выполненного долга и превосходством человека над злыми силами природы. На это указывало выражение его лица, имеющего удовлетворительно-злорадные оттенки. Копчёный стоял, как мавр Её Императорского Величества, держа в руке поднятый с земли светящийся рыбий ус, как подсвечник со свечой. Его оторвало, вероятно, там — в глубине и выбросило на берег поднятой волной.
