Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ)
— Ты, мил человек, откуда вино достал, — поинтересовался у Почтальона Дед, — в сопредельные страны бегал, что ли?
— А с чего вы решили, что здесь вино?
— А что же там? — опешил Пифагор, недоверчиво рассматривая товарища.
— Порох, Крону берданку заряжать, — ответил Почтальон и кинул бурдюк на стол.
Все непроизвольно подпрыгнули, мысленно представив, какой будет взрыв, если эта куча сдетонирует или в неё попадёт случайная искра. Крон ничего не сказал, не желая сидеть на пороховой бочке, таская её на спине, а усиленно соображал, как бы бурдюк разделить между всеми участниками концессии. «Нужно срочно искать пластиковые контейнеры», — подумал он, озаботившись этой идеей на самое ближайшее время.
— Слушай-ка, Стул, с каких винных паров у тебя родилась мысль о том, что Почтальон мутирует? — улыбаясь, спросил Бульдозер.
— Да, и что это за параллели с грыжей, как у настоящего монстра? — присоединился к допросу Бармалей.
— Да хрен его знает, — растерянно ответил Сутулый, присаживаясь к столу и с опаской поглядывая на бурдюк.
Отодвинув от себя подальше порох, Доцент, не переставая на него коситься, высказал всё, что он об этом думает:
— В таком случае, судя по проведённым тобой параллелям, вы с Кащеем должны мутировать в хомяков, а Бульдозер трансформироваться в тракторную недвижимость, базирующуюся на стоянке радиоактивной техники.
— А по тыкве! — недовольно огрызнулся толстяк.
— Хватит вам! — перебил их Комбат. — Чувствую — вернёмся мы домой обновлёнными монстрами. Кстати, Почта, посмотри — у Кащея когти ещё не растут? Да ты не трогай его за нос — достаточно визуального наблюдения.
— Когтей не видно, только глаза горят зловещим красным светом.
— Ну, это от другой напасти…
— Ух ты, мой клыкастый-мордастый! — подключился к насмешкам Бармалей, пытаясь ущипнуть Сутулого за нос.
— Что за фамильярность, — одёрнул его Крон. — Может, он такой тощий потому, что болел долго…
…Закончив свои дела в Предбаннике, товарищи напоследок расположились в баре «Ваше Сиятельство», надеясь распрощаться: и с ним, и с его обитателями — навсегда. Скунс, как всегда, суетился за стойкой, боясь упустить каждый грош, стремящийся просвистеть мимо его кассы и имел озабоченный вид. Крон, оторвавшись от развлечения с пивной кружкой, которые таяли на глазах с их появлением, ненавязчиво поинтересовался у бармена:
— Я слышал, что существует какой-то «Хранитель».
— О-о-о! Это легендарная личность! То в баре откроет ячейки камеры хранения, то в другом, каком-нибудь, месте, и всегда — проникновенно — доверчивая рожа. Излишне упоминать, что он пропадает, вместе с барахлом, а когда объявляется снова, то и лицо у него другое.
— Может быть, там у них банда своя? — спросил Дед.
— Угу! Джаз-банд…
На плечи вскинуты рюкзаки, на бар брошен прощальный взгляд, а впереди маячил серый пыльный путь…
Глава девятая Чёрный рыболов
Дорога, вначале бесконечно поднимавшаяся в гору, начала плавный спуск в низину, переходящую в обширную зелёную долину. Погода установилась тёплая, что заметно улучшило настроение путешественников. Снова стали появляться отдельные болотца и небольшие озерца, манящие синей водой беспечных путников, сующих свои ноги туда, куда лягушка лапы не суёт. После шумного базара Предбанника, область Озера казалось пустынной. Самого водоёма, пока не было видно, но в воздухе уже витал запах свежей рыбы. Чайки, так-же отсутствовали, давно освоив пространство городских помоек и обленившись до такой степени, что отказывались ловить рыбу, питаясь картофельными очистками. Впрочем, в этих местах, представители ихтиофауны сами были не прочь полакомиться свежими птицами…
Судя по данным карты, ближайшего жилья поблизости не предвиделось, кроме пары рыбацких сараев, в сторону которых и направили стопы наши герои. Камыш вырос стеной, как по мановению волшебной палочки, а под ногами чувствовалась сырость, даже через сапоги. Сутулому с Кащеем доверили нести небольшое бревно, чтобы не заморачиваться с дровами на берегу, на котором их могло и не быть. Здоровенная сухая палка, хоть как-то компенсировала отсутствие бидона, внеся упорядоченность и гармонию в жизни компаньонов, утерянную, вместе с его продажей.
Одновременно с покосившимися сараями, перед глазами сталкеров появилось Озеро, раскрывшееся во всей красе ширью и глубиной синевы. Лёгкий ветерок подгонял по небу невесомые облака и лениво покачивал макушками редких деревьев, иногда тревожа зелёный тростник с камышом. Местами торчащий рогоз коричнево-чёрными соцветиями-початками напоминал продукцию кубинской табачной фабрики. Идиллия. Она была бы полной, если бы не валявшийся на берегу скелет какого-то водного монстра, не вписывающийся в европейскую действительность. Некогда белые кости потемнели от времени, но сохранились на своих штатных местах, а гигантский череп с огромными зубами, смотрел пустыми глазницами, вызывая уважение. Вызывал он так-же и страх тем, что он, возможно, не один такой, в этом озере.
Чуть вдалеке, судя по раздающейся нецензурной брани и нездоровой суете, происходили неординарные события. Двое сталкеров бегали вокруг одного, пытающегося что-то вытащить из вод Озера, и это что-то, несомненно было жителем глубин. Рыболов упирался обеими ногами в берег, но до воды ему оставалось совсем недалеко, а натянутая верёвка, которую он держал на вытянутых руках, готова была вот-вот лопнуть. Или утащить его в воду… Товарищи добрым словом пытались помочь добытчику, сыпля советами напропалую и не опасаясь возмездия, так как его конечности оставались занятыми, а словесных угроз они не боялись. Подобный лексикон составлял неотъемлемую часть сталкерского бытия и настолько прижился в их среде, что никто не задумывался над сказанным. Реплику: «Вставай, урод!», можно было с успехом приравнять к пожеланию — «С добрым утром». Неудачливый рыбак, всё-же, не справился с добычей и верёвка, выскользнув из его рук, исчезла в тёмных водах. Он упал на спину и испустил крик отчаяния, не требующий перевода. Два товарища подхватили его под руки и повели к костру отпаивать валерьянкой, как они именовали все жидкости, способные успокоить нервы. Уже через пару минут рыбаку было по-фиг: какого размера была рыбина, какого качества утеряна снасть, сухие ноги в сапогах или мокрые, есть на них носки или нет…
Костёр у рыбаков весело потрескивал и вопреки опасениям, весь берег оказался завален дровами. У некоторых, из пришедших сюда впервые, создалось впечатление, что он попал в зону падения Тунгусского метеорита, в место самого массового вывала леса, а Сутулый и Кащей, с мрачными лицами, стояли молча, продолжая держать злополучное бревно. Оно выпало из их рук медленно, с глухим стуком, без словесной поддержки. Даже попав Кащею по ноге, огромное полено не смогло выдавить из него ни звука. Сидящие у костра с удивлением разглядывали подошедших, особенно принесённое ими бревно и ещё до официального представления усвоили, что это сталкерская лавочка, которую они всегда таскают за собой. Довольный произведённым впечатлением, Крон перешёл к плотному знакомству, после которого выяснилось, что троих завсегдатаев рыбного места зовут Копчёный, Штуцер и Короед, а занимаются они здесь отловом представителей ихтиофауны Озера. Самим питаться местной рыбой в голову не приходило. Заказчиком являлись учёные из НИИ, расположенного относительно неподалёку. Весь комплекс именовался Научный центр и официального названия не имел. Во всяком случае, никто и никогда не слышал, чтобы институт позиционировался по другому. «Удобно», — подумал Крон. — «Какая бы власть не пришла на смену новой — никто не обвинит тебя в предательстве, измене Родине и прочим мнимым прегрешениям, если не поставит эту цель перед собой».
Троица с удивлением рассматривала накрытую поляну, но их пристальное внимание привлекло вовсе не то, от чего, у них, следовало ожидать слюноотделения. Они смотрели на хлеб. Грустными-грустными глазами, как на что-то, не просто позабытое, а окончательно недоступное. Которое осталось в прошлой жизни, а в нынешней, это всплывало, время от времени, в виде бесполезных воспоминаний. Наконец-то, к Копчёному вернулся дар речи и он, с какой-то обречённостью в голосе, прошептал:
— Хлебушек…
Пришедшие с удивлением смотрели на происходящее, но Крон знал про коварное свойство хлебобулочных изделий, заключающееся в их нехватке.
— Никогда бы не подумал, что отсутствие хлеба, хоть и при обильном наличии других продуктов, может вызвать такое ощущение голода, — прогнусавил Штуцер, набив полный рот.
— Псевдоголода, — поправил его Короед. — Конечно, мы тут не пухнем и не ползаем обессиленные — это другое ощущение голодания.
