Бренная любовь - Элизабет Хэнд
– Ты не дождался…
Она была бледная, как полотно, лицо исказила гримаса страха. В следующий миг она стремительно прошла мимо него к тому месту, где под деревьями лежали в обнимку влюбленные. Ее глаза изумленно распахнулись, и Дэниел понял, что волновалась она вовсе не за него.
– О…
Она упала на колени рядом с ними, закрывая их руками, как щитом. Бордер-колли стоял рядом на страже, неистово виляя хвостом, но не издавая ни звука. Тонкое тело Джуды наполнилось светом, словно водой, и она тоже засияла, как они: высокая, высокая и беспощадная. Она больше не была ни женщиной, ни мужчиной, однако внутри ее сияющей оболочки мерцало некое подобие Джуды – точно голубой язычок пламени в сердце огня.
– Целы и невредимы, – прошептала она, затем переглянулась с Дэниелом, и ее глаза наполнились слезами. – Дэниел Роулендс. Благодарю тебя.
Он молча покачал головой. Джуда вновь встала и подошла к нему, возвышаясь над ним подобно дереву. От нее исходил жар, как от печи. Дэниел усилием воли остался стоять, не бросился прочь. Когда она прикоснулась к его лбу, он невольно охнул, хотя смотрел по-прежнему на папоротники и цветы у своих ног. Очень долго он хранил молчание, а когда наконец заговорил, голос у него был низкий и ровный:
– «Вам, господа, вопрос один задам: скажите, самым благородным вам кто показался?»[57]
– Ты, Дэниел, – тихо ответила Джуда. – Конечно, ты.
Он кивнул и наконец поднял голову.
– Благодарю.
Дэниел взглянул туда, где почивала королева со своим супругом. Словно услышав его, она шелохнулась, приподняла голову, открыла глаза и окинула взглядом белоснежно-зеленый полог. Облегченно вздохнула, посмотрев на сияющего возлюбленного, и наклонилась к нему с поцелуем.
В этот миг ее взгляд упал на Дэниела, стоявшего в нескольких футах от них. Он уже решил, что его опять не видят, но тут она прошептала:
– Дэниел.
Он кивнул.
Король, спавший рядом с ней, зевнул и заморгал; она уже поднялась и в два шага очутилась рядом с Дэниелом.
– А я думала, ты мне снился, – сказала она, оглядывая его; от радости и горя он не мог вымолвить ни слова. Она его вспомнила. Значит, он все-таки есть, он настоящий! – Но… – растерянно проронила она.
Дэниел покачал головой и впервые улыбнулся.
– Нет. Полагаю, что все-таки нет.
Он сухо засмеялся, глядя на цветущий сад и темно-зеленую полосу, отмечавшую край утеса, на море и небо, образующие единый, изогнутый полукругом простор в зеленых тонах, в центре которого на восточном горизонте что-то полыхало изумрудно-белым, как прореха в материи мира. Дыхание Дэниела участилось; он отвернулся и взглянул на Джуду. Она смотрела на того, кто поднимался с земли, и манила его за собой.
– Нам пора! – сказала она и вместе с псом Фэнси подошла к Дэниелу. – Помнишь ли ты, что я сказала тебе ночью? Я могу все исправить…
Она потянулась к нему рукой, но он отпрянул.
– Нет! Нет, – ответил он, рыдая в голос и больше не пытаясь побороть слезы. – Это… это еще хуже.
Джуда пытливо взглянула на него.
– Хорошо.
Затем она повернула свое пылающее лицо к остальным.
– Значит, все готово! Милорд…
Тот, кто раньше был Вэлом, обратил на Дэниела милостивый взгляд. Он больше не казался несуразным увальнем, каким его помнил Дэниел; вдруг он расплылся в улыбке, такой восхищенной и понимающей, что Дэниелу оставалось лишь засмеяться и развести руками.
– Идите! – сказал он.
Фэнси гавкнул, и его лай полетел над утесами, как пение охотничьего рога. Дэниел помахал на прощанье и ему.
Вся троица развернулась и зашагала к обрыву. Вдруг Дэниел закричал:
– Стойте! – Он сунул руку в карман и достал желудь. – Вот! – Он подбежал к женщине, и та посмотрела на желудь; в горле у Дэниела пересохло, но все же он нашел в себе силы пояснить: – Желудь… он твой. Наверное, он тебе дорог. Я видел, как ты…
Она взглянула на него, затем на желудь, словно силилась вспомнить, что это такое. Затем улыбнулась.
– Ах, нет. – Она протянула руку, и ее ладонь развернулась, как лист. – Его место – здесь. Просто они всегда казались мне такими красивыми и странными. Как и все здесь. Они такие крошечные и так быстро растут.
Она сомкнула ладонь вокруг его руки, и все его существо гулко зазвенело, точно колокол.
– Если я его заберу, он не прорастет. Оставь его себе. Посади в землю.
Дэниел не нашелся с ответом, потом наконец произнес:
– Ларкин…
Она улыбнулась, словно вспомнила свое детское имя. В последний раз посмотрела на него, затем отвернулась и подошла к остальным.
Над травой раскатился громовой голос:
– Мотоцикл оставь себе. Ключи в замке.
Дэниел кивнул. Он поднес желудь к губам, закрыл глаза, полные горячих слез, и поцеловал гладкий шарик. Где-то рядом грянул неистовый собачий лай: восторженные крики удивления, радости, радушия; рев волн и, далекое и едва различимое, как гул машин с трассы M-1, пение охотничьих рожков.
– Не уходите! – вскричал он и открыл глаза.
Мир обратился в золото. Между краем обрыва, морем и небом более не было никаких границ. Впереди, прямо в воздухе, парил град: шпили, флаги, вихри разноцветных птиц, голубых, золотистых и серебристых, зеленая листва и бесконечное порхание крошечных созданий, что летали по воздуху и пели. Мир Дэниела отступил подобно приливной волне, а вместо него на песке возник новый мир. Это длилось всего одно сияющее мгновение: он видел все, их обоих, все.
– Ларкин! – крикнул он. – Ларкин!
И все исчезло. Прямо перед ним солнце поднималось над темной беснующейся Атлантикой, и на утесы ложились полосы зеленого и желтого света. Дэниел стоял один на небольшой возвышенности. Позади лежали развалины домика и особняка. Было утро. Воздух, прохладный и сладкий, пах дождем. На горизонте уже клубились, предвещая бурю, тяжелые облака. Далеко впереди, на самом краю его поля зрения, в море за черными скалами мыса Тинтагель белела крошечная четырехмачтовая шхуна. Ни яблонь, ни цветущей долины.
Лишь в зарослях папоротника, как в гнезде крапивника, лежал альбом для эскизов с каллиграфической подписью на выцветшей зеленой обложке.
Крепко-крепко, так что след потом держался несколько дней, Дэниел сжал в ладони зелено-коричневый живой самоцвет.
Желудь.
Часть 4. Приказ об освобождении
Глава 16. Приказ об освобождении
«ГАРДИАН»
11 июня
ФАРМАЦЕВТИЧЕСКИЙ МАГНАТ ПРОПАЛ В ОТКРЫТОМ МОРЕ
Миллиардер-филантроп Рассел Лермонт, несколько недель назад сложивший с себя полномочия генерального директора «Уинсом
