Космопорт - Сергей Чернов
Покерфейс дипломата восстанавливается, но принимает несколько мрачные черты.
— Внимание, вопрос! — заявляю тоном ведущего ток-шоу. — Какие-такие сложности уговорить казахов принимать арендную плату за имущество, которое им только что подарили и которое им ни на одно место не упало? Только на металлолом всё растащить.
— Не так всё просто, как вам кажется.
В глазах что-то мелькает. Никак больное место зацепил? Налажал МИД тогда, в 1991 году? Подробности нам рассусоливать ни к чему. Байконур — собственность СССР, и доля Казахстана в нём не больше одной пятнадцатой, как одной из пятнадцати республик, далеко не самой большой по населению. С какого рожна им вдруг всё подарили? Не, я знаю с какого. Договорились считать собственностью всё, что на твоей территории. Но не всего же это касалось. Ядерное оружие, например, изо всех республик вывезли. И ракеты тоже. А разве космодром не стратегический объект?
— Давайте вернёмся к Договору, — с усилием дипломат отбрасывает чувство досады от моей шпильки. — Недостатки могут быть, но наверняка они все преодолимы. Роскосмос же работает. Они даже «Протон» с токсичным топливом запускали.
— Скорее всего, долго выпрашивали у казахов разрешение, одаряли их разными плюшками типа бесплатного запуска казахского спутника или ещё чего-то. Если препятствие удалось осилить, это не значит, что его нет. Для неспешного стиля работы Роскосмоса не страшно затратить несколько недель или месяцев на бюрократические процедуры, а я каждый день считаю. Агентство работает совсем в других условиях. Для нас пословица «время — деньги» актуальна до жестокости. Грубо говоря, мы на счётчике. И каждый день обходится нам в несколько миллионов долларов, которые где-то с наслаждением подсчитываются. И нам этот долг предъявят в конце концов.
— Се ля ви, — философски замечает дипломатическая морда с раздражающим равнодушием. — Давайте перейдём к конкретике.
— Хорошо. Предлагаю начать вот с чего. Я обрисую идеальные для нас условия работы, а затем мы начнём думать, насколько сможем к ним приблизиться. Как только упрёмся в нечто непреодолимое на нашем уровне, а точка остановки меня не устроит, отдаёте проблему наверх. В конце концов, у государства возможности намного шире. Вплоть до грубой аннексии.
— Это вы хватанули…
— Исключительно для лучшего понимания.
— Но если устроит, то работу можно считать законченной? — уточняет деловито.
Соглашаюсь.
— Итак. Мне нужна зона, где Агентство — полновластный хозяин. Разумеется, мы возьмём на себя обязательства не вредить экологии, не нарушать нормы безопасности и прочие регламенты. Но в рамках законодательства РФ у Агентства должны быть полностью развязаны руки.
— Звучит разумно. Пока не вижу ничего предосудительного.
— Вполне вероятно, зона не будет единым связным пространством. Будет стартовая площадка с прилегающими мощностями и производствами. Возможно, нас заинтересуют какие-то объекты под контролем ЦЭНКИ и мы их заберём себе. Что ещё точно будет, так это жилой фонд в нашей собственности в Ленинске и других местах. В виде выкупленных квартир, домов и коммунальных объектов. А также выстроенное собственными силами жильё для наших сотрудников. С сопутствующей инфраструктурой.
Дипломат хмыкает, но брови на лоб не отправляет. Ничего невозможного не видит? Надеюсь.
— Это всё?
— Уже говорил, но усилю: автономность от казахских властей — жёсткое условие, неотменяемое.
— Компромисс почти всегда возможен. Если не удастся добиться согласия казахов на полную экстерриториальность, то можно заложить скрытые возможности заблокировать любое вмешательство с их стороны.
— Что в лоб, что по лбу, — комментирую по-русски, посчитав французский аналог не таким ярким. — Мне не нужна нарочитая и продекларированная независимость, мне хватит практической. Если казахский контроль будет выхолощен до чисто формального, то и ладно.
— Кое-что важное можно сделать даже в рамках действующего Договора, — замечает дипломат. — Смотрите пункт 6.4. Его можно слегка расширить, думаю, казахам нечего будет возразить…
— Там есть коррупциогенный фактор: «строительство новых объектов с согласия Арендодателя». Позолоти ручку — согласятся, нет — пошёл нахрен.
— Да, — чуть улыбается Дмитрий Родионович. — Но можно сразу предъявить казахам план нового строительства, как требуемое дополнение к действующему Договору.
— С правом его изменений, не влияющих на общее предназначение и в пределах зарезервированной территории, — сам удивляюсь выданной формулировке.
И восхищаюсь филигранной юридически выверенной точности. Влияние моих юристов, не иначе.
— Да, — Родионович не замечает моего кратковременного самодовольства. — Видите, как просто обойти любые препятствия даже в рамках этого документа. Поэтому я и удивляюсь…
— Не просто, — возражаю и режу его аргумент: — Мы сначала сделаем ряд проектов, что влетит нам в копеечку. Затратим время. А казахи начнут морду гнуть. Могут и отказать. И тогда наши ресурсы вылетят в трубу.
Преувеличиваю. Если мы, например, сделаем проект 3D-завода, то нам останется лишь к месту привязать. То же самое и с остальными объектами. Если только в качестве альтернативы нас в тундру не закинут. Тогда климатический фактор всё изменит. На Крайнем Севере солнечные панели, например, не прокатят.
— Такой риск есть, но я бы не стал его преувеличивать…
— Вы что, не в курсе, что крупный капитал чрезвычайно осторожен? Слышали такую поговорку: большие деньги любят тишину? Я ничего не хочу преувеличивать, мне достаточно знать, что риск есть и от него надо избавиться.
— Хорошо, — дипломат что-то отмечает в блокноте. — Будем считать это узким местом, которое надо расшить.
— Следующее узкое место — другие объекты. Возможно, придётся и удастся выкупить за копейки какие-то постройки…
— Зачем они вам?
— Например, построить подъездные пути, сняв рельсы с заброшенных объектов. Перенести какие-то нужные нам конструкции. Я не готов сейчас конкретно обсуждать. Надо внимательно всё осматривать, причём на месте. И долго думать.
— Но это ведь второстепенная нужда, согласитесь. Не отдадут заброшку, купите новое и поставите.
— Соглашусь. Но это вопрос экономии. Не собираюсь разбрасываться деньгами во все стороны.
— Думаю, решаемо. Что ещё?
— Хочу жилой фонд в Ленинске. Изрядный. Лучше пустующий. Есть такой?
— Да, к сожалению. С этим совсем просто. Мэр города — наш человек, гражданин России. Да и весь город в федеральном подчинении.
Дмитрий Родионович глубоко задумывается. Спокойно жду, не мешаю. Но когда пауза заканчивается, в свою очередь мне приходится
