Прорвемся, опера! - Никита Киров
— Василий Иваныч, спасибо! — хором пропели две бухгалтерши, идя мимо. Продолжила Зинка: — А то никого не допросишься, эту машинку починить никто не мог. Хоть вы пришли!
— Рад стараться, девчули! — приветливо отозвался Устинов.
— Ой! А вы сегодня в форме, — обе переглянулись. — А что так?
— Да, решил, что раз в год можно напялить. О, Яха, здорово!
Судмед Ручка, почему-то ещё трезвый, хотя на часах уже почти обед, при виде Устинова резко развернулся и торопливо пошёл по коридору.
— Ты куда, Яха? — позвал его Василий Иваныч. — Я к тебе сегодня зайти хотел! Ну ладно, всё равно приду.
Устинов пожал плечами и потянулся к выходу. На улице курили наши водители, все кучковались вместе, кроме Зубова. Наглый низкорослый мужичок в клетчатой кепке стоял в стороне, присев на капот чёрной «Волги», стоявшей у крыльца, и то и дело сплёвывал шелуху от семечек.
Зубов — водитель начальника ГОВД Федорчука, поэтому и вёл себя всегда вызывающе, будто он сам руководитель. С начальством он жил дружно, всегда открывал Федорчуку дверь не только машины, но и в здание, а когда шёл дождь, доставал зонтик и прикрывал им шефа. За эту услужливость его не любили.
— Здорово, мужики! — поздоровался Устинов с шофёрами. — Погодка сегодня, так и шепчет.
— Да, Василий Иваныч! — отозвался всегда радостный Степаныч, а дядя Гриша что-то пробурчал, наверняка нецензурное.
— А помните, как Гуревич, царствие ему небесное, сало делал? — Василий Иваныч полез в пакет. — Думал, никогда такого больше не поем. И вот я в область ездил, увидал это сало на рынке, попробовал, и один и в один такое же. Вот, угощайтесь, мужики.
— Да давай сам с нами, Иваныч! — предложил Степаныч. — А-то сало без водки в горло не пойдёт. Есть пузырь?
— Водку-то брать буду, но не для себя. Да некогда мне, мужики, ехать пора. Тот самый день, — он прицокнул языком.
— А-а, — протянул водитель и покачал головой. — Понимаю. Вот ты чё нарядился.
— Угу.
Они знают его всю жизнь, а вот я что-то упустил. Но идти за ним хвостиком я уже не мог, это становилось не только неприличным, но и неуважительным к коллеге. Надо говорить сейчас.
Из-за угла показалась белая служебная жига, которая остановилась у крыльца. Из неё выбрались два опера-розыскника из группы по розыску потеряшек и лиц, объявленных в розыск. Попов и Орехов, оба усачи, похожие друг на друга как братья, начали вытаскивать из машины лысого мужичка в майке-алкашке, который вцепился в кресло и вылезать отказывался.
— Менты поганые, отпустите меня! — вопил он. — Не тяни, больно! Куда вы меня привезли, мусора⁈ Вы чё⁈
Я пошёл им помогать и заметил, как Василий Иваныч тоже кинулся к ним.
— О, Пашка, — он меня заметил, пока мы вчетвером, чуть ли не дёргая за ноги, вытаскивали задержанного. — Я в области, кстати, был, видел одну штуку для Сан Саныча… откуда ж ты такой сильный⁈ Вот ты слон!
Действительно, мужичок оказался очень силён. Я зашёл с другой стороны, открыл дверь и по одному пальчику отцепил его от сиденья, а Устинов с силой дёрнул за ноги.
— Убили! — прокричал подозреваемый. Кажется, при падении он стукнулся головой. — Убили меня, мусора! Не увидит мамка сына! Ай, не увидит боле!
— Да ещё не убили, — прохрипел Попов. — А хотелось бы. Вот же противный он, мы его пока в подъезде вели, он за все перила хватался, гад, каждую ступеньку головой встретил. Ладно, дальше мы сами. Спасибо, мужики!
— Надо наручники за спиной цеплять, а не спереди, — со знанием дела заметил Устинов.
Усачи повели задержанного в здание, а тот продолжал верещать свои жалобы и претензии.
— Вот, — Устинов наклонился к оставленному на тротуаре пакету, покопался там и достал новенький кожаный ошейник чёрного цвета. — А то у Сан Саныча, я видел, на одних нитках держится, так и порвётся.
— О, спасибо! — я покрутил ошейник в руках. Настоящая кожа, недешёвый, качественный. — Не ожидал, Василий Иваныч.
— А, день такой сёдня, хороший, погодка — как летом, — он посмотрел в небо. — Хочется порадовать кого-нибудь. Кстати, Андрюха Якут говорил, ты меня по какому-то вопросу искал? С этим Рустемом?
— Да.
— Дело-то на агента у меня в сейфе лежит, достану сегодня, покажу. Теперь рассекретить можно анкету его, не помощник он более, и все равно ему уже. Ну и на жмура гляну, сразу скажу, он или не он. Там ещё одна штука есть, партак один, ты, наверное, не видел. Не на видном месте наколка. Ща, мне только заскочить надо ненадолго в одно место, — Устинов поглядел на наручные часы, командирские, «Восток», с металлическим браслетом.
— Могу с тобой.
— Хм, — он задумался и присмотрелся ко мне. — Хороший ты парень, Пашка. Ну ладно, если хочешь, погнали, — Устинов повернулся к водителю Зубову, который всё это время поплёвывал на асфальт, щёлкая семечки. — Димка, блин, я тебя и не заметил. Здорово! Слушай, подбросишь меня? Тут недалеко.
— Поехали, Василий Иваныч, — неожиданно для меня Зубов заулыбался, подошёл к двери и, не залезая внутрь, завёл двигатель. — Только недолго, шеф через час выйдет, когда селекторное закончится. Если меня не будет, разорётся.
— Успеем. Ща, минутку.
И когда это они успели так подружиться? Устинов торопливо перебежал через дорогу, сунул продавщице в киоске несколько купюр, приветливо при этом улыбнувшись, а она выдала ему бутылку водки «Довгань» и буханку чёрного хлеба. И всё. Это к салу? Но он же говорил, что не будет пить.
С этими покупками он уселся на заднее сиденье «Волги» Федорчука, нисколько не опасаясь, что начальник об этом узнает, и позвал меня.
Ехать было и правда недалеко, буквально за три улицы от ГОВД. На небольшую площадь, на которой стоял выключенный фонтан, уже полный опавших листьев и мусора, и там же, возле него, был установлен памятник десантникам, погибшим в Афганистане.
На постаменте возвышался десантник с автоматом, а внизу были выбиты фамилии тех жителей города, кто погиб на войне в тех краях. Его поставили примерно пару лет назад, ещё почти новый.
Василий
