Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Значит, в Италию уходите? — мрачно спросил Никитин, принявший неизбежное.
— Да. Здесь нас и французы достать могут, да и припасов на всю жизнь не напасёшься, а местность-то поразорена порядком… А уж там, в землях Италийских нам главное — к морю дойти, а там наш флот нам поможет.
— Тогда, скорее всего, на восток пойдёте?
— Здесь уж как наш Соломин решит. — усмехнулся врач.
— Но ведь австрийцы на такое могут и криво посмотреть! Сейчас-то нас едва тридцать тысяч, глядишь, и удумают чего…
— Так и надо срочно выходи́ть! Пока в гофкригсрате не решили нас в ярмо поставить…
— Суворов-то известно где, а?
— Нет, голубчик, после Нанси[1] не объявлялся пока. Слухов море…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Битва при Нанси стала ещё одной славной победой русской армии. Моро не был бы самим собой, коли не распознал бы после Страсбургской катастрофы направления движения Суворова. Пусть в салонах Парижа, Лондона и Вены спорили, обсуждая дальнейшие замыслы русского генералиссимуса, но для себя Первый консул чётко понимал — наша армия нацелилась на самое сердце Франции, Париж, заставляя тем самым армию республиканскую бросать все завоевания и всей возможной спешкой идти к своей столице.
Моро стоял перед чертой, перейдя которую он потеряет все захваченные земли и новоприобретённых союзников и снова окажется в границах старой Франции, теснимый врагами со всех сторон. Англичане непрерывно везли из Индии туземные части, призванные заполнить нехватку солдат, австрийцы устраивали всё новые и новые наборы в армию, в Ганновере и Гессене, казалось, уже не осталось мужчин не в форме. Даже в венецианских землях давление на революционные войска усиливалось. В таких условиях отступление к Парижу для противодействия русским было не менее стратегически опасным, чем отказ от такого движения. Но потерять свою столицу было страшнее. Первый консул принял решение бросить все силы против русской армии.
Конечно, Моро желал бы разбить Суворова силами гарнизонов и резервов, формировавшихся во Франции. Машина подготовки войск была создана ещё покойным Карно, а уж при Моро она развилась чрезвычайно. Сейчас в Центральной Франции были размещены до шестидесяти тысяч человек, которые имели шансы, если уж не разгромить неприятеля, то уж задержать его точно. Однако Первый Консул отлично понимал, что надеяться на это было бы слишком опрометчиво — молодые солдаты в большинстве своём никогда не были в бою, а злые русские ещё и двигались с какой-то невероятной для европейских армий скоростью. К тому же точный маршрут Суворова оставался загадкой — его войска видели то здесь, то там.
Почти все силы, что смогли собрать в попытке затормозить русских, просто испарились при Нанси. Несчастный генерал Барбезье попал в наш плен так стремительно, что даже не успел отдать ни одного приказа о подготовке к бою. Французские новобранцы просто разбежались, а наши иррегулярные части их и не особо преследовали, занятые обеспечением продвижения армии. В Париже мрачно шутили: войска Барбезье так и не узнали о том, что сражение вообще было… Наша армия без остановки переправилась через Мозель[2].
Дальше оставалось размышлять, пойдёт ли Суворов к Парижу или же свернёт к Мецу[3], чтобы захватить эту важную крепость и крупный армейский склад, оставшийся почти без гарнизона, ушедшего с Барбезье. Когда Мец едва не пал под ударом русских, удержавшись только благодаря энергии полковника Жемине, стало очевидно, что наш старый полководец не пожелал рисковать и занялся обеспечением своего правого фланга. Париж облегчённо выдохнул, а командовавший там старый, но надёжный Келлерман отправил даже две тысячи новобранцев к Реймсу для поддержания там порядка, нарушаемого шайками дезертиров, а, возможно, и казаками, которых как-то слишком часто видели вокруг.
Моро же до конца так и не поверил, что Суворов отвернул от задуманного. Первый консул, пусть и вынужден был отдать приказ быстрому Мюрату направиться с двенадцатью тысячами к Мецу для противодействия русским, но основные силы французов всё ещё двигались к Парижу.
Галльский полководец оказался совершенно прав, пусть его и осуждали за опрометчивостью. Мюрат доложил, что никакой осады Меца в действительности не было. Полковник Жемине и несколько его офицеров просто выдумали это событие для получения чинов и наград. Около города действительно были замечены разъезд русской кавалерии и несколько разбойничьих шаек, но не более того.
Суворов использовал свою конницу для активной разведки, но главная его силы без остановки двигалась к Парижу. Наша армия ни пыталась захватывать города, ни оставляла гарнизоны. Со времён Хаддига ни одна армия не шла через вражеские земли настолько безрассудно, не имея пути отступления.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Милый мой, я очень боюсь за Александра Васильевича и нашу армию! — Ася была взволнована по-настоящему, что, учитывая её очередную беременность, было довольно опасно.
— Асенька, душа моя! — я взял её за руку и заглянул ей в глаза, — Что ты так? Генералиссимус наш, человек весьма умный, он просто не допустит…
— Нет! Все говорят, что ему не выйти из Франции! Что он совершает ошибку, а ему надо было уходить в Италию или в Германию. Там бы он получил поддержку…
— Ох, Асенька! — погладил я свою жену по руке, — Опять ты с супругой испанского посланника разговаривала. Знаешь же, что она все слухи по Столице собирает…
— Но Суворов же рискует!
— Очень. — грустно улыбнулся я ей, — Что бы нам ни казалось здесь более правильным, на месте виднее. Милая моя Александр Васильевич никогда не терпел поражений. Он истинный гений!
— Ты не опасаешься, что дело может закончиться так же, как и у Языкова в Голландии? Ведь он тоже был уверен в успехе…
— Положим, командовал походом датский адмирал Каас, а наш Языков был всего лишь его помощником, да и потеряли мы с союзниками всего-то два корабля, и то, один — в результате непогоды. — покачал я головой, — Пусть де Галль и сорвал нам все планы по десанту в Нижние земли, но здесь скорее пострадало честолюбие моего дражайшего зятя, Фредерика Датского. Машин муж слишком уж увлёкся прожектами по созданию Великой Дании, а мне пришлось пойти ему навстречу… Он мог натворить таких глупостей, которые нанесли бы ущерб всему нашему делу. Собственных намерений по высадке в Голландии мы пока
